наезженную колею. И тогда домкратов меч не будет нависать над моей головой.
Гадая, как правильно называется этот чертов меч: домкратов или как-то еще, начальник штаба выключил компьютер и стал набирать номер домашнего телефона. Ему почему-то захотелось скушать на ужин настоящий домашний пирог, с пылу, с жару.
О чем и было заявлено взявшей трубку супруге. После чего, оставив все свои тревоги и сомнения в служебном кабинете, генерал Завадский отправился домой, и выражение его лица было полно достоинства, как у человека, с честью носящего свою фамилию.
– Дядя в гневе, – сказал Ильяс по-чеченски. Мобильный телефон, по которому он только что разговаривал с Русланом Гелхаевым, был предусмотрительно отодвинут подальше. Как будто это была коробочка, наполненная скорпионами.
– Почему? – скучно спросил напарник, Марат Качмазов, с которым Ильяс приехал в эту глушь, в этот никчемный осетинский городок Моздок.
Прежде чем ответить, Ильяс прошелся по скрипучим половицам гостиничного номера, бесцельно выглянул в окно, так же бесцельно сплюнул вниз.
– Все дело в этой сучке Алисе, которую мы привезли сюда, – сказал он наконец. – Она сбежала от Черного Ворона. Дядя опасается, что теперь ее длинный язык может нанести вред его репутации.
– Каким образом? – спросил рассудительный Марат. – И как могла эта девка удрать от самого Черного Ворона?
– Там произошла какая-то заваруха. Много убитых. Подробностей я не знаю, но Алиса выбирается из Ичкерии с мужчиной. Дядя велел нам кататься вдоль границы и пытаться ее перехватить. Он там в Москве думает, что это так просто. – Ильяс начал закипать. – А мы на каждом посту станем деньги отстегивать, чтобы нас пропускали.
– За провоз оружия много берут, – вздохнул Марат. – Не напасешься.
– Вот именно. Знаешь, я очень уважаю своего дядю, но у него на плечах гнилая тыква вместо головы.
– Это плохо.
– Это даже хуже, чем ты думаешь, – продолжал горячиться Ильяс. – Старик совсем выжил из ума. Заимел привычку хватать самых своих верных, самых преданных людей за нос.
– Зачем? – поразился Марат.
– Чтобы дергать их, щипать, делать больно. А может, вообще оторвать нос хочет.
– Но зачем, зачем?
– Вот ты у него спроси, зачем. Когда вернемся.
– Мне кажется, нужно обязательно разыскать эту Алису, – озабоченно произнес Марат, садясь на кровати, на которой он до этого лежал.
– А мне кажется, что мы должны сидеть в гостинице и не дергаться, – возразил Ильяс. – Я своего дядю хорошо знаю. Он побушует немножко, а потом успокоится. Позвонит и скажет: возвращайтесь домой, мальчики.
– Это хорошо, – разулыбался Марат. – Потому что мне уже надоело торчать в этом проклятом Моздоке. – Он скривился так, словно его детство и ранняя юность прошли не в крошечном поселке на сто дворов, в сравнении с которым Моздок был настоящим Вавилоном. – Тут даже отдохнуть негде.
– Газету купил? Объявления прочитал?
– Э, в руках держать противно. Вот, сам погляди.
Куцая газетенка на четыре листа полетела к Ильясу. Поймав ее в воздухе, он отыскал страницу с объявлениями и насупился. Какое-то АО «Картон Моздока» рекламировало свою никудышную продукцию, отдаваемую заинтересованным лицам по бросовым ценам. Не отставало АООТ «Моздокские узоры», дающее скидки на гардинно-тюлевое полотно и штучные гардинные изделия. Филиал Московского института предпринимательства и права приглашал абитуриентов платных факультетов, обещая пристроить всех на работу. И ни одного объявления о ласковых кошечках, мечтающих скрасить досуг состоятельным господам. Ни одной сауны, ни одного массажного салона.
– Они тут дремучие совсем, – поморщился Ильяс, комкая газету, совсем как в те дни, когда он проживал на окраине Гудермеса, где пользовался уборной во дворе и слыхом не слыхивал про сауны с массажными салонами.
– Можно съездить на вокзал, – предложил Марат. – В кабак можно сходить.
– В здешних кабаках шмон через каждые полчаса. А на вокзале, знаешь, какие бляди? Уже по самую макушку малафьей наполненные. У них из носа течет.
– Фу, брат! Не говори так. Обычные бляди, только попользованные немножко.
– Э, старые кошелки, вот кто они такие. Я бы лучше Алису трахнул, – мечтательно сказал Ильяс, прежде чем повалиться на кровать с закинутыми за голову руками.
– Я тоже, – признался Марат. – Пусть только попадется.
– Попадется, – заверил его Ильяс, зевая. – Не на этом, так на другом свете.
Двадцатидвухлетний чеченский паренек, уже имевший на своем счету одно убийство и несколько изнасилований, он свято верил, что бог подготовил ему местечко в раю, и надеялся туда когда-нибудь попасть. Очень и очень не скоро, само собой. Когда-нибудь потом.
Глава 20
Гуд бай, Ичкерия, о!
Они спустились на равнину ночью и до самого рассвета шагали вперед, стремясь отойти от гор как можно дальше. По прикидкам Хвата, это была все еще Чечня, живущая по законам военного времени. Столкновений с боевиками здесь можно было почти не опасаться, но сдаваться доблестным федеральным войскам или тем более подразделениям МВД Хват не собирался.
Не так уж сложно было сообразить, что охота с вертолетов была устроена руководством штаба Северо-Кавказского военного округа, генералом Конягиным и его непосредственным начальником, генералом Завадским. О том, что представляет собой эта высокопоставленная парочка, Хвату рассказал полковник Реутов. Хороший мужик, надежный. Хорошо, что он не стал и никогда не станет генералом.
Пробравшись сквозь лесополосу, Хват предостерегающе поднял руку. Алиса, научившаяся за время перехода и языку жестов, и многому другому, замерла неподвижным изваянием. Весьма потрепанным изваянием, весьма лохматым и чумазым, но все равно симпатичным. Больше, чем просто любимым. Родным.
– Блокпост, – прошептал Хват. На его выскобленных ножом челюстях возникли и вновь пропали желваки.
Стараясь двигаться бесшумно, Алиса приблизилась к нему и выглянула сквозь переплетение веток и листьев наружу.
Светало. На фоне серого неба виднелся силуэт какого-то автобуса, стоящего возле приземистого строения у дороги. Возле автобуса громко переговаривались человеческие фигуры. Насколько можно было понять с расстояния в триста метров, те, что в касках и с автоматами, требовали у штатских денег за проезд. Штатские бурно жестикулировали, объясняя, что денег ни у кого из них нет. Потом от их имени заговорил старик в папахе, наверняка весьма уважаемый человек среди своих. Он взывал к состраданию сонных солдатиков, утверждая, что если люди отдадут им деньги, то им не на что будет купить хлеба. Тогда сидите в своей Чечне сраной и не высовывайтесь, твердили солдатики, начисто лишенные сострадания. Аксакала они обзывали козлом старым, пердуном и другими обидными словами, но он не обижался, а продолжал торговаться, стремясь скостить сумму побора вдвое.
– Что будем делать? – спросила Алиса шепотом. – Может, переночуем прямо здесь? Никто не станет прочесывать лесополосу поблизости от блокпоста.
– Соображаешь, – усмехнулся Хват. – Но сюда могут припереться какие-нибудь местные жители, торгующие водкой и анашой. Или скупщики оружия. Нужно убираться отсюда. В дальний конец посадки. – Он махнул рукой. – А ночью потопаем дальше.
Через полчаса путники выглянули из лесополосы и увидели впереди поселок, раскинувшийся сразу за двором бывшей МТС. От раскуроченной техники уже мало что осталось: все, что могли украсть, украли; все, что можно было сдать в металлолом, сдали. Длинные приземистые здания станции стояли без крыш, оконные рамы и двери выломаны. На стене одного из них был изображен человек с мужским членом вместо
