печатями. Зато – администратор рынка! И корчит из себя при этом… неизвестно кого! Вот что обидно!
– А ты раздобудь деньги и швырни ей в лицо: на, подавись! – мрачно посоветовал гость. – Докажи свое превосходство.
– Что значит: раздобудь? – раздраженно поморщился Борис. – Деньги зарабатывают, а не раздобывают. И потом, что она, денег не видела? Говорю же: администратор рынка.
– Тогда живи за ее счет и не возникай. Жена тебя кормит, одевает, а ты недоволен.
Что-то враждебное, злое вдруг проглянуло в Жекиных глазах, но Борис, обдумывая его слова, не обратил на это внимания.
– За ее счет? – Он пожевал брошенную фразу и скривился, словно уксусу глотнул. – Да за ее счет особенно не разгуляешься. Пропади она пропадом, такая жизнь. Копит, копит… Рубль на газету и тот приходится клянчить! Не вижу я никаких денег, пойми! Прячет их Ирочка. Сама все покупает, сама все решает… Я ей как-то предложил: давай, говорю, я займусь планированием домашнего бюджета. Подсчитаю, сколько уходит на питание, сколько – на покупки, сколько можно откладывать на черный день… А она мне, знаешь, что ответила? «С какой это стати ты будешь мои деньги считать?» Представляешь? «Мои»! То есть ее личные сбережения – не наши. А квартиру в семьдесят пятом кому дали? Ей? А что оклад у меня тогда был за четыреста рубликов, это как? Нормально? Ты сколько тогда получала? Семьдесят пять?..
Борис так разволновался, что явно перешел на диспут с отсутствующей супругой. Жека смотрел на него с легким презрением и думал: «А чем я лучше? Тем, что моложе? Или тем, что стараюсь не распространяться на эту тему? Но суть-то от этого не меняется. Глядишь, лет через двадцать сам отращу бородку, брюшко, стану на судьбу свою нелегкую жаловаться всем встречным-поперечным… Неужели? Неужели можно превратиться в такое ничтожество?.. Нет, ни за что! – окончательно решил он для себя. – Никогда. Лучше сдохнуть!»
– …да? Или на курорты не ездили? – бубнил Борис, не обращая внимания на отсутствующее выражение лица гостя.
– Да хватит тебе! – выкрикнул Жека. – Заладил одно и то же!
Борис очнулся от хмельного транса и недоуменно переспросил:
– Что? Что ты говоришь?
Смягчив тон до нейтрального, Жека постарался дружески улыбнуться, а когда не получилось, просто очень похоже искривил губы и подмигнул:
– Говорю: дохлая это тема. Баба есть баба, ее не переделаешь. А мы с тобой мужики, наша задача проста: наливай да пей. Усугубим? Я спонсирую, ты обеспечиваешь доставку. Разделение труда.
Жекина рука тем временем нашарила в кармане одну из двух последних сотен и, выудив ее, он лихо припечатал к столу.
– Тут минут десять ходу в одну сторону, – нерешительно произнес Борис.
Он явно колебался, неисполнившись пьяной подозрительности. Жека снял ладонь с купюры, открывая ее для лучшего обзора, и откинулся на спинку стула, как бы говоря: лично мне и без добавки хорошо, никуда я не пойду. Последние сомнения хозяина квартиры были пресечены предложением, сделанным веселым тоном:
– А ты меня на ключик! Чтобы никуда не делся.
3
Оставшись один на чужой жилплощади, молодой человек, назвавшийся Жекой, не кинулся рассовывать по карманам столовое серебро и бижутерию, не стал ковыряться в банках с крупой или рыться между стопками постельного белья, даже в разнообразные вазы и вазочки не заглянул. Сам будучи женатым, знал он все эти стандартные бабские нычки, но ничего существенного обнаружить в них не рассчитывал. Деньги – а таковые в зажиточном доме водились – хранились в каком-нибудь другом, более надежном месте. Их прятали не от залетного домушника, а от родного муженька, располагавшего массой свободного времени для обстоятельных, методичных поисков. У Жеки такой возможности не было. Но из драматического повествования собутыльника он усвоил главное: копит его супруга денежки, а от Бориса скрывает. Значит, есть, что прятать. Значит, есть, что искать.
В настоящий момент Жеке было достаточно одного этого приятного факта.
Между прочим, его действительно звали именно так – фальшивыми именами парню пользоваться никогда не доводилось. Воровской клички он тоже не имел. Слова типа «наводка», «стрема», «скок» были знакомы ему только понаслышке. Ничего более существенного, чем пластмассовых солдатиков, Жека до сих пор не похищал. Но то были детские проказы. Теперь, в свои тридцать с небольшим лет, он был готов пересмотреть свое отношение к известной христианской заповеди. Возможно, ко всем заповедям сразу. Он был готов на многое ради денег. Практически на все.
Виной тому была не алчность. Просто бедность оказалась невыносимым испытанием для его болезненного самолюбия. Когда Жека осознал, что по уровню благосостояния его семья и он сам очутились в одной из самых низших каст, превосходя разве что селян да бомжей, он заметался, как человек, угодивший в топкое болото. Занял денег, занялся частным предпринимательством. Ничего путного из этого не вышло. Нищета засосала еще сильнее. А в глазах Ленки, его жены, загорелись неугасаемые огоньки немого упрека. Когда же она наконец открыла рот и высказала все наболевшее, надолго замолчал Жека. Закончилось все так, как и должно было закончиться при их упрямых, взрывоопасных характерах влюбленных Овенов:
В общем, столкнулись лбами и разлетелись в разные стороны.
Ленка ушла к родителям, забрав дочь. Жека остался в гордом одиночестве. Случившееся он воспринял как вопиющую вселенскую несправедливость. И собирался исправить ее любой ценой. Не знал только, как именно.
Знакомство с подвыпившим мужиком он завел вовсе не потому, что намеревался довести его до невменяемой кондиции и ограбить. Ему нужно было очень много денег – много и сразу, как всем проигравшимся банкротам. Шатаясь по городу и убивая время, он подсознательно ждал редкого шанса, который не собирался упускать. Похоже, таки дождался, раз очутился в одной из квартир, где деньги лежат.
Соображая, как бы получше воспользоваться ситуацией, Жека прохаживался по комнате, озираясь с видом скучающего посетителя музея.
Глаза пробежались по купеческому шику квартиры, оценивая шелкографию на стенах, подвесной потолок, ковровое покрытие, бордовый мебельный гарнитур из натурального дерева. Наконец взгляд остановился на суперплоском экране громадного телевизора – центре обывательского мироздания.
Присев на корточки, Жека взялся перебирать пластмассовые томики славинской видеотеки. Так, «Утомленные солнцем», «Служебный роман», «Основной инстинкт», «Титаник»… Никаких боевиков или ужастиков. Ага, а вот это скорее всего заветная Борина порнушка: на торце кассеты отсутствует полоска с названием – маленькая мужская хитрость для утаивания маленьких мужских слабостей от занудливых супруг. Посмотрим-посмотрим…
Включив видеомагнитофон, Жека развалился было в велюровом кресле, но тут же резко подался вперед, впившись взглядом в экран «Панасоника». Вот так порнушка! Это был домашний любительский фильм, предназначенный только для семейного просмотра в бездетной семье Славиных. Ибо даже на кассетах с настоящим крутым сексом не часто увидишь такой полет неистощимой фантазии, которой, оказывается, обладал седобородый Борис.
Его постановка нашла очень благодарного зрителя. Жеку заинтриговало не неожиданное проворство этого немолодого, рыхлого на вид пузана. И не сомнительные прелести его супруги, выступавшей в роли секс-бомбы. Жеку увлек сюжет. В его мозгу начала прокручиваться собственная версия увиденного. Некого документального фильма с хэппи-эндом для Жеки и с трагическим концом для сладкой парочки, резвившейся на стуле и вокруг него.
По ходу дела Борис все время помнил о включенной видеокамере и старался не заслонять ее волосатыми ягодицами. Супруга явно тоже знала о ней, судя по тому, как воротила лицо от объектива. Жека хмыкнул и переключил запись на просмотр в ускоренном темпе. Теперь пожилые супруги, проделывавшие на экране непристойные акробатические упражнения, выглядели совсем уж полными идиотами, но комичными, а не отвратительными.
Выключив технику, Жека навсегда запомнил их такими: пара безмозглых сношающихся кроликов,