квартире. Теплее… еще теплее… Горячо! Бур остановился на пороге спальни и обернулся:
– Заездил деваху, Ляхов? Да ты секс-гигант! Половой гангстер!
Олежка, протиснувшись бочком мимо Бура, погасил в спальне свет и заговорщически подмигнул:
– Пивка перебрала, – соврал он. – Пусть дрыхнет. А то строит из себя шпионку… Зачем Хан ее мне подсунул? Не доверяет, что ли?
– Он всем доверяет, – хмыкнул Бур, шагнув к дивану в гостиной. – Но никому не верит. Не обращай внимания, Ляхов.
– Кофе будешь? – предложил Олежка, рассчитывая заманить Бура еще дальше, на кухню.
– Тут и без кофе не уснешь. Я вот водочку прихватил. Хан не велел, да ладно! Будешь? – гость опустился на диван, сдул со стола пепельную порошу и выставил плоскую бутылочку «Смирновской». – По пять капель. Я, правда, такую уже откушал, так что не скромничай.
Олежка, покопавшись в баре, присоединил к буровской бутылочке точно такую же и с озабоченным видом признался:
– Закусить нечем, но рюмки сейчас ополосну.
– Ничего не надо, – остановил его Бур. – Тут и пить-то нечего. Давай прямо из горла. За удачу.
Одновременно свинтили колпачки, чокнулись бутылочками, глотнули водку и обменялись потеплевшими взглядами.
– Ты как? – спросил Бур.
– Да вроде нормально, – передернул плечами Олежка. – Психую, конечно.
– Я тоже всегда перед делом психую. Без этого никак. А тут миллион…
Опять одновременно причастились. На телеэкране мельтешили бессвязные кадры клипа: черепа, дым, молнии, гробы. В промежутках возникали затянутые в кожу молодчики с гитарами. Каждый из них старался расставить ноги шире остальных. Их длинные волосы развевались, как будто их обдувал ветер. Олежке вовсе не хотелось проникаться их замогильным настроением.
– Переключить? – спросил он у Бура. – На боевичок или комедию?
– Лучше совсем выруби, – попросил тот. – Муторно что-то на душе… Есть душа, а, Олежка?
Олежка даже слегка опешил, услышав из буровских уст не свою фамилию, а имя. Тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть ненароком непривычно размякшего Бура, ответил:
– Я не знаю. Говорят, что есть.
– Говорят, – согласился Бур. – Но я хотел бы знать точно. Сейчас бы с матушкой поговорить, она в этих вопросах разбирается. Верующая. Я ей сегодня позвонил, а она в трубку плачет. Сон ей плохой приснился. Про меня. Вроде я тону в черной воде и ее зову. Она меня умоляла: поосторожней, сынок, с водой… Глупо, да? Я ведь плавать не собираюсь. Еще не весь лед сошел… А она ничего слушать не хочет, плачет. Приезжай, говорит, и все.
– Женщина, – осторожно сказал Олежка. – Вечно им что-то мерещится.
– Матери – они женщины, – угрюмо буркнул Бур. – Все остальные – просто курвы. Типа Оли…
Поглядывая на расфилософствовавшегося бандита, Олежка деликатно примолк. В чужую душу, если она действительно существует, лучше не лезть без спросу. Буру тоже надоело болтать языком. Молча допили водку, молча посидели. Каждый смотрел на другого с плохо скрываемым сожалением: недолго тебе осталось землю топтать, дорогой товарищ.
– Пора, – вздохнул наконец Бур. – Пошел я. Отдыхай…
Олежка встал и автоматически отпрянул в ответ на неожиданное резкое движение Бура. А тот всего лишь швырнул ему связку ключей, конфискованную колобком. Ключи ударились ему в грудь, и их удалось поймать.
– Спасибо, – растерянно сказал Олежка.
– Да ладно, – отмахнулся Бур, глядя в сторону. – Куда ты денешься? Нам всем некуда деваться. А если надумаешь сбежать, – он перевел взгляд на коммерсанта и с нажимом повторил: – А если надумаешь сбежать, то хрен с тобой. Может, оно и к лучшему.
Ответа Бур дожидаться не стал, пошел тяжелыми шагами прочь, оставив Олежку гадать, был ли в его прощальной тираде намек? Выходил, что да. Следовательно, Бур пожалел его, наперед зная, какую судьбу определил Хан своему министру финансов. Не зря о душе вспомнил. Так что Жекин план пришелся очень даже кстати.
Плотно закрыв дверь в спальню, Олежка, не раздеваясь, умостился на диване и постарался развить мысли в наиболее привлекательном направлении. Страх и предвкушение риска слегка расстроили его желудок, но зато превратили мозг в неплохой биокомпьютер.
При самом плохом раскладе он и Жека станут обладателями семидесяти процентов от миллионного кредита. По триста пятьдесят тысяч каждому. Тратя деньги скромно, штук по пятнадцать в год, можно обеспечить себе… Двадцать три года безбедного существования. А если ограничиться пятью сотнями в месяц, то денег вообще хватит до самой… Слово «смерть» было поспешно заменено на «старость». Так получилось совсем здорово. Олежка будет до глубокой старости кататься как сыр в масле, и сутки-другие нравственных мучений – не слишком высокая плата за это.
Интересно, а как Жека распорядится своей долей? Почувствовав неприятный осадок этой мыслишки, Олежка попытался отогнать ее, но червячки сомнений уже вгрызлись в мозг, один, другой, третий. И возник в результате большущий завистливый червь, изогнутый на манер вопросительного знака: а не слишком ли жирный куш отмерил себе братец за использование своего расчетного счета, на котором, хоть шаром покати?
Оправдываясь перед собой, Олежка стал глушить эту откровенно подлую мысль другими, не столь прямолинейными. По его логике выходило, что Жеке большие деньги счастья не принесут. Втянут его в какую-нибудь идиотскую авантюру, и будет он примитивно облапошен, уже не на пять штук, а на все триста пятьдесят. Такие деньги на ветер! Коту под хвост!
Олежка занервничал, заелозил задом по дивану, словно кто-то покусился не на Жекину, а на его собственную долю. Жека распорядится деньгами бездарно, в этом нет никаких сомнений. Кроме того, их обоих будут искать, а найти двоих значительно легче, чем одного. Олежка, тот заляжет на дно и годик- другой носа наружу не высунет. А Жека станет расхаживать повсюду в своем приметном плаще, считая любое другое поведение унизительным для своего преувеличенного достоинства. Вот о чем стоит хорошенько поразмыслить после того, как деньги будут у них в руках. Позаботиться о том, чтобы братец не шатался по свету, корча из себя героя-одиночку.
Он стал странным, очень странным. Взял и свернул голову незнакомому человеку. Пистолет носит… И еще неизвестно, знает ли он про визит Ленки. Поначалу возникло такое впечатление, что да, знает. В какой-то момент Олежке даже показалось, что заявился Жека только по этой причине. Обошлось, слава богу, но все тайное становится явным, и тогда… и тогда… Довести до конца эту мысль так и не удалось. Мозг, выдававший Олежке анализ ситуации, работал вхолостую. Одно полушарие еще пыталось выстроить логическую цепочку умозаключений, но второе – затмевало их яркими образами сновидений.
Долговязая Оля сидела на целой куче долларов, улыбалась и дразняще показывала язык. Ее голова при этом некрасиво лежала на плече, и самое главное для Олежки заключалось теперь в том, чтобы подойти и придать Олиной голове вертикальное положение. Он все шел, шел, а приблизиться к цели никак не мог, путаясь в густой, как волосы, траве.
– Ленка! – окликнул он Олю.
Но не было уже никого, только он сам и проклятая трава, цепляющаяся за ноги. Целый луг, без конца, без края.
Глава 9
1
Жека явился в свой банк к открытию, с трудом опознал в операционном зале нужную ему бухгалтерскую особь и, налегая грудью на стойку, склонился над ней. На его счету сроду не водилось сколько-нибудь примечательных сумм, в банке бывал он нечасто и для здешнего народа оставался анонимной серой личностью, от которой даже шоколадки не дождешься.
– Девушка…
Воркование клиента в потертом плаще не заставило оператора оторваться от мерцающего экранчика компьютера, хотя она не страдала глухотой, коли досадливо вздохнула, скривив яркие блестящие губки.
