противоположном конце зала. Не мог же он просто так улечься на цементный пол за массивным португальским столом для приготовления пиццы! Случилось что-то плохое. После посещения своей прежней квартиры я уже не верил ни во что хорошее.
Я тупо глядел на деревянную обшивку монументального стола, на ноги, высовывающиеся из-за нее. Подошвы были обращены носками вверх, значит, Серега лежал на спине. Отключенное оборудование не холодило, но меня бросило в озноб. Я примерно представлял себе, какой очередной сюрприз меня ожидает.
Телефон назойливо нарушал царящую в зале тишину. Замолкал на несколько секунд, и все начиналось сначала. Стараясь не обращать на него внимания, я медленно направился к лежащему телу, и каждый мой очередной шаг был чуточку короче предыдущего.
Идя по цементному полу, разбитому на квадратики, я на мгновение представил себя пешкой, продвигающейся навстречу неотвратимой гибели.
Каждый квадратик был тридцатисантиметровым – зная это, мы с Серегой без труда вычисляли размеры любого оборудования. Так вот, стол для пиццы, под которым примостился мой помощник, занимал тринадцать таких квадратов, то есть был почти четыре метра в длину. Он был тщательно упакован, но я отлично знал, что представляет собой этот кулинарный агрегат: сплошной мрамор, нержавеющая сталь, специальный пресс и встроенный холодильник. 500 килограммов с лишним. И вся эта махина стояла на том месте, где должна была находиться Серегина голова.
Я стоял над безжизненным телом, смотрел на маленький ручеек крови, набежавший из-под стола, и никак не мог оторвать от него застывший взгляд. А когда это у меня получилось, я понял, что кровь – не самое плохое зрелище на земле. Потому что штаны на Сереге были приспущены. А его успели какое-то время попытать перед смертью. Когда я сообразил, что за обгорелый черный стручок находится перед моим взором, я поспешно закрыл глаза.
Напрасно они его мучили и совершенно зря убили, тоскливо думал я. Серега ничего не мог рассказать по поводу золотистой «Текны», он вообще был здесь ни при чем.
За один день мне довелось полюбоваться двумя трупами, и оба убитых были отчасти на моей совести. Очень может быть, что осознание этого факта могло бы серьезно травмировать мою психику. Но следующим на очереди был я сам, поэтому по-настоящему ужаснуться я не сумел. Моя душа словно заледенела. Судорожно работала только голова. И она приказывала мне действовать, а не ждать в оцепенении смерти.
Четко повернувшись на сто восемьдесят градусов, я пошел прочь от остывающего тела. Шагал я механически, как робот. А внутри меня разрабатывалась программа ближайших действий.
4
– Куда едем, командир? – лихо осведомился молодой водитель новехоньких «Жигулей» шестой модели.
Его величали Лехой. Ему явно нравилось катать меня, он быстро привык получать вознаграждение за каждый этап пути, и вид долларовых купюр действовал на него возбуждающе.
– Новотроицк знаешь? – осведомился я строго.
– Это тридцатник, – заявил Леха, не раздумывая.
– Баксов? – возмутился я.
– Километров. А долларов – в два раза меньше, командир.
Он упорно называл меня командиром. И мне отчего-то представился тот самый бедолага из песни, который шел под красным знаменем, оставляя за собой кровавый след на сырой траве. Какой уж там бой в подобном состоянии! Хоть ложись да помирай. Cтряхнув с себя унылое оцепенение, я решительно распорядился:
– Вперед!
В прогретом салоне машины, спешащей в неком конкретном направлении, я почувствовал себя намного уютнее, чем в пустынном центре, один на один с коченеющим трупом. Если бы не поджимавшее время, я был готов ехать и ехать, лишь бы не оставаться на месте.
Но времени как раз у меня и не было. Сидя на берегу и дожидаясь погоды, я рисковал вызвать на себя все самые страшные громы и молнии из туч, собравшихся над моей головой. Темпераментные гости казнили Серегу всего из-за каких-то двадцати минут моего опоздания. Они решили, что я навострил лыжи, сбежал вместе с их товаром.
Мог ли я обратиться в милицию? Со своим опасным грузом и показаниями о двух трупах, которые обнаружил ненароком в течение одного дня? Конечно, я мог пойти в милицию. Первым делом меня упекли бы за решетку до выяснения всех подозрительных обстоятельств, а там с энтузиазмом принялись бы лепить из меня какого-нибудь кокаинового магната для показательного процесса. Личину наркобарона мне в этом случае носить недолго. Скорее всего преследователи меня вычислят и прикончат в камере задолго до того, как я успею выучить первые тюремные заповеди. А я не желал умирать. И мне не хотелось знакомиться с правилами внутреннего распорядка следственного изолятора.
Подаваться в бега с чужим товаром, стоившим многие сотни тысяч долларов, я тоже не собирался. Единственным шансом выкрутиться было избежать мести кровожадного Геворкяна. И такая надежда все еще оставалась. В моем кармане лежала копия накладной, выписанной вчера вечером на белую «Текну». А в качестве пункта доставки значился неказистый городок Новотроицк, куда я держал путь.
Правильно ли был указан адрес в накладной? Я рассчитывал на то, что это не фикция. Получателям груза нужно было доставить его до места назначения без непредвиденных осложнений в пути, а предположить, что я узнаю про начинку «Текны», они не могли. Обозначенный в документах магазин мог оказаться и мифическим, но Геворкяна все же следовало искать в Новотроицке. Если я и ошибался, то разве имелись у меня запасные варианты?
– Врубить музон? – предложил Леха.
Радость переполняла его. Я завидовал беспечному парню, жизнь которого представлялась легкой и простой, как прямая дорога, за каждый километр которой он получал свои пятьдесят центов. Лично я впервые понял, что поговорка «не в деньгах счастье» не так глупа, как казалось мне прежде. Я с удовольствием променял бы все вырученные деньги на возможность возвратиться во вчерашний день и переиграть все сначала. Но никто не предлагал мне такую сделку – ни сам господь бог, ни сатана. Выкручиваться предстояло самому.
Не дождавшись ответа, Леха настроился на волну «Русского радио», и салон наполнился звуками неувядаемого хита про новый поворот. «Что он нам несет? – ревел хриплоголосый Кутиков. – Омут или брод?» Ответа на эти животрепещущие вопросы он так и не дал, как я ни прислушивался к тексту. Но все же я немного взбодрился и постарался расправить плечи. Не одного меня на этом свете подстерегали проблемы и опасности. И совсем необязательно препятствия на пути бывают непреодолимыми.
В поле разыгралась метель, мы приближались к Новотроицку. Машины тянулись по трассе, как вереницы мамонтов, спешащих засветло покинуть заснеженную равнину. Наша «шестерка» обошла пару автобусов и ворвалась в незнакомый мне городок. Здесь скорость пришлось умерить. То и дело мы были вынуждены притормаживать возле прохожих и спрашивать, как нам добраться до магазина «Оазис». Аборигены не помнили такового и бестолково тыкали пальцами в противоположных направлениях. Когда я уже совсем отчаялся обнаружить коммерческий оазис в зимней провинциальной пустыне, мы наткнулись на него. Случайно. Он стоял на отшибе. Уже начало смеркаться, и магазин, светившийся изнутри теплой желтизной, смотрелся как желанный приют для странников.
Внутри, однако, не наблюдалось особого оживления. Как только я вошел, внимание продавцов переключилось на меня, и было оно настолько пристальным, что мне сразу захотелось купить хотя бы стаканчик йогурта, дабы не обмануть ожидания. Сдержав щедрый порыв, я направился прямиком к узкому проходу между витринами, ведущему в лабиринт подсобок и служебных клетушек.
Бдительная девица с неправдоподобно румяными щеками выдвинулась мне навстречу и поинтересовалась:
– Вам кого, молодой человек?
– Геворкяна, – выпалил я и с замиранием сердца стал дожидаться ответа.
Лицо девицы приняло озадаченное выражение:
– Какого еще Геворкяна?