Немного поразмыслив, капитан Шумихин решил, что сцену очередного полового акта лучше будет пропустить, иначе получается, что сидеть в засаде – сплошное удовольствие. Нет, пусть лучше в квартиру проникнут заклятые враги Шумского, и он покажет им, где раком зимует кузькина мать!
Жаль, конечно, что собственная жизнь – не книга, неудачную главу которой можно переписать заново. Жаль также, что рядом нет верной соратницы, которая бы время от времени сотрясалась от бурных оргазмов, но, может быть, оно и к лучшему. Шумихин находился не в лучшей форме. Суставы ходили туго, как заржавевшие шарниры, а распухшее лицо казалось накачанным парафином. Боль, правда, почти не ощущалась. Наверное, потому, что вся она сосредоточилась глубоко внутри. Вспоминать минувшую ночь было значительно больнее, чем прикасаться к губам или носу, увеличившемуся в размерах вдвое.
Появляться в таком виде на службу было безумием. Шумихин несколько раз пытался связаться с Березюком, чтобы обрисовать ситуацию, но вскоре оставил телефон в покое, решив, что так оно даже к лучшему. Не расскажешь ведь начальнику о том, что произошло в парке, не объяснишь толком, почему пришлось свернуть Жене его цыплячью шею. Так что Шумихин просто поставил в известность дежурного о том, что приболел, и на том успокоился. Если понятие «спокойствие» было применимо к его состоянию.
Выполнить условия ультиматума, выдвинутого братом Тамары, не представлялось возможным. Материалы дел Родниной и Овсеевой вместе с их расписками хранились в сейфе Березюка. Как убедить майора обменять их на видеокассету? Стоит ему узнать о ее существовании, и все, пиши пропало. Ни один нормальный мужик не захочет иметь дело с киногероем такого сорта. Поэтому выход оставался один. Вернуть проклятую кассету любой ценой. Не завтра – в обмен на затребованные Сергеем бумаги. Раньше. Уничтожив не только видеопленку, но и свидетелей своего позора. Только тогда можно будет позаботиться о примочках и дальнейшей службе. Не раньше.
Восстановить в памяти Тамарин адрес оказалось проще, чем вскрыть замки ее квартиры, но капитан Шумихин успешно справился со своей задачей. Как всякий уважающий себя опер, он хранил в машине набор универсальных отмычек, изъятых в свое время у воров. Получать санкции на проведение следственных мероприятий слишком хлопотно, чтобы тратить на это драгоценное время. Особенно в критических ситуациях.
Шумихин забросил в рот очередной финик из кулечка, найденного в кухне, запил его водой и переменил позу. Он сидел в кресле, передвинутом таким образом, чтобы можно было видеть краешек входной двери. Стоит ей хоть чуточку приоткрыться, и свет с лестничной площадки проникнет в темную квартиру. Пока вошедший или вошедшие будут возиться с выключателем в прихожей, Шумихин успеет занять наиболее выгодную позицию с заранее приготовленным к стрельбе пистолетом. Именно для этого он вывинтил в коридоре лампочку. Именно поэтому он боролся с сонливостью, пожирая приторные финики и сочиняя в уме главы своей будущей книги.
– Долбать ту Люсю, – пробормотал Шумихин, имея в виду вовсе никакую не Люсю, а Тамару Роднину, урожденную Ледневу.
Именно из-за этой стервы на его голову обрушилось столько неприятностей. Если бы при новой встрече капитан и захотел бы засунуть ей что-нибудь в рот, так это пистолетный ствол. В том, что он при случае перестреляет всю эту сволочную семейку, Шумихин не сомневался. Его руки были предусмотрительно затянуты в тонкие перчатки, «Форд» дожидался своего хозяина без номеров, а что касается возможных очевидцев, которых потревожат выстрелы, то их показаний Шумихин совершенно не опасался. Пока коллеги будут искать неизвестного с черно-синей физиономией, он отлежится дома, а еще лучше – за городом у родителей. Через неделю-полторы появится в отделении – загорелый, поправившийся, без следов побоев и без усов. Больничный оформить не проблема, денег дома припрятано достаточно, чтобы не беспокоиться о подобных мелочах.
Надо будет только зубы подремонтировать, подумал Шумихин, морщась. Жевать финики приходилось по-кошачьи, боковыми зубами.
Но лучше так, чем вообще никак. Женя уже ни фиников не попробует, ни каких-либо других лакомств. Отгулял свое. Жаль… Жаль, что нельзя было сломать ему хребет еще несколько раз подряд, но самое интересное ожидало капитана впереди. Сердце подсказывало: эта ночь не будет потрачена впустую. Кто-то обязательно явится в квартиру, и тогда…
Поглаживая рифленую рукоять пистолета, Шумихин улыбался разбитыми губами и ждал. Ему не было скучно или одиноко. Потому что полковник Шумской все-таки не удержался и опять взялся за свою подчиненную, грудь которой вздымалась, соски розовели, а волосы на лобке маняще курчавились.
2
– Будем брать? – спросил старший лейтенант Неелов, когда по рации сообщили, что два бритоголовых парня остановились у двери квартиры Ледневых, явно намереваясь проникнуть внутрь.
– Ямщик, не гони лошадей, – попросил Ластовец. При подчиненных он старался не петь, полагая, что у них работа и без того достаточно нервная.
– В принципе, – заметил старлей, – эти типы могут обладать полезной информацией.
– В принципе они, конечно, могут порассказать много чего интересного, – согласился Ластовец. – Про ощипанных живьем воробьев, про то, куда любознательные детишки вставляют друг другу соломинки, раздевшись догола. Это в принципе. Но меня подобные откровения не слишком вдохновляют.
– Тогда можно…
– Тогда можно немного помолчать и понаблюдать, как будут развиваться события дальше.
Старлей замолчал и засопел. Надулся. Ластовцу было на это по большому счету наплевать, но он все же счел нужным потрепать парня по плечу и сказать ему пару ободряющих слов:
– Если понадобится, я поручу тебе лично допрашивать этих молодых людей. Не думаю, что от этого твое отношение к человечеству станет лучше, но нашу профессию не назовешь самой гуманной на земле… Обидно.
– За человечество?
– Обидно, что квартиру на прослушивание не поставили. Сиди теперь, гадай, чем там все закончится…
Ледневскую квартиру взяли под усиленное наблюдение, как только поступил сигнал о том, что утром туда проник неизвестный, приехавший на «Форде» со снятыми номерами. Пока он возился с замками входной
