времени.
Что касается мрачного прогноза полковника, то он не сбылся. Нужная Громову папка обнаружилась семнадцатой по счету. Полюбовавшись черно-белым портретом капитана милиции Журбы Вячеслава Игнатьевича, заместителя начальника следственного отдела Сочинского РОВД, Громов прихватил его дело и снова предстал перед слегка порозовевшим ликом Балаяна.
Против того, чтобы временно прикомандировать Журбу к сотруднику ФСБ, полковник не возражал. Замялся он, когда речь зашла о выделении транспортного средства. Стал жаловаться на никудышное материально-хозяйственное обеспечение управления, зачем-то рассказал, что даже лампочки для своего кабинета в последнее время приобретаются им за собственный счет. Оживился Балаян, когда, бегло просмотрев дело Журбы, вспомнил, что тот располагает личным транспортом.
– Расходы на бензин мы капитану оплатим, – заявил он с той щедростью, которая присуща гостеприимным южанам. – По существующим государственным расценкам.
Громов подумал, что Журба вряд ли обрадуется такой компенсации. Судя по всему, был он еще тем жмотом, редкостным. Топить Милену, к примеру, явился пешком, а не на собственных «Жигулях», чтобы бензин попусту не жечь.
– Капитан, наверное, будет в восторге, – сказал Громов с серьезнейшим видом. – Особенно если ему оплатят еще и амортизацию автомобиля. Тоже по государственным расценкам. Бухгалтерия ознакомит его со всякими мудреными коэффициентами, объяснит, что такое индексация цен. Думаю, после этого капитан Журба с особым удовольствием станет использовать свой личный автомобиль в служебных целях.
Балаян опять заухал, затрясся. Глядя на него, невозможно было удержаться от улыбки. Когда, попрощавшись, Громов отбыл в РОВД, он вспомнил по пути, что смешливый полковник так не услышал сегодня самую забористую шутку, которая так и вертелась на языке.
На диалекте ибибо, распространенном в северных провинциях Анголы, где в 1976 году Громов выполнял свой интернациональный долг, выражение «бала-яни» означало «обезьяний член». Балаяна бы в повстанческий отряд на недельку. Вот где была бы настоящая потеха!
Утром Журба с аппетитом умял четырехглазую яичницу на сале и, подчищая сковороду кусками хлеба, задумался о своем житье-бытье.
Оно с тех пор, как капитан милиции нашел себе побочный заработок, значительно улучшилось.
Жить на одну зарплату всегда тяжело, а если вокруг тебя пальмы, полуголые девки и море разливанное всевозможных напитков, то и вовсе невыносимо. Весело на курортах только отдыхающим и тем, кому в конечном итоге перепадают их денежки. Гостиницы, казино, рестораны, массажные салоны, проститутки, наркотики – все это и многое другое недоступно местным жителям. И многолетнее существование среди этого великолепия довело Журбу до полной мизантропии, усугубленной хроническим гастритом.
Когда месяц назад ему было предложено поработать на группировку местного авторитета Мини, он ответил, что ему нужно хорошенько подумать, но на самом деле не колебался ни минуты. И Журба не просчитался. Господин Минин уже за одно коротенькое «да» капитана милиции отвалил ему столько, что проблема несвоевременной выплаты зарплаты в отделении моментально отодвинулась на второй, если не на третий план.
Зато на первом плане обозначились теперь проблемы посерьезнее.
Началось все с расследования обстоятельств гибели некоего гражданина Сурина, который имел неосторожность утонуть за чертой города с совершенно обезображенным лицом. Сначала Журбе, который возглавил следственную группу, было велено держать Миню в курсе всех деталей этого дела, и он держал. Потом пришлось проделать кое-какие манипуляции с результатами экспертизы, внести поправки в протоколы, и это тоже было сделано надлежащим образом. Но главные трудности начались вчера. Переговорив по телефону с Миленой, которая что-то пронюхала про какого-то утопленника – возможно,
«Заткни пасть этой шлюхе, капитан, заткни навсегда. С Гогой и Кузей я сам разберусь, а от стукачки избавься лично ты. Это твой человек, ты за него и отвечаешь».
Попытки возмущаться и отнекиваться ни к чему не привели. Миня лишь сказал, что за информацию он готов выложить тысячу баксов, а за Милену – все три. Если же Журба, которого, когда он брался за это дело, никто за язык не тянул, вздумает права качать, то эти деньги будут переданы третьему лицу. И тогда Журбе вообще ничего не придется делать.
«Будешь лежать сложа руки и в потолок глядеть, – пояснил Миня. – Все хлопоты лягут на родственников и близких. Какие хлопоты? А ты разве не понял, капитан? Достойные похороны организовать – это тебе не пикничок устроить на природе».
Ждать своих похорон, сложа руки на груди, Журба не пожелал. Наоборот, сделался очень даже активным и энергичным. Надо, значит, надо. Убивать ему и раньше приходилось. Нельзя сказать, что был он профессионалом этого дела, но глупая сучка Милена, когда он ее топил, даже пискнуть не успела, как тот слепой кутенок. И порадоваться бы тут Журбе, что все так гладко получилось, а он стал содой взбунтовавшееся брюхо утихомиривать. Выяснить, с кем проживала покойница, с кем дружбу водила, не составило большого труда. И когда всплыла еще одна сучка по имени Лиля, которую, кстати, намеревался опросить с утра прокурорский следователь по факту смерти гражданки Витковой, Журба сильно обеспокоился. Одну голову рубишь, вторая на ее месте вырастает. Просто гидра проституции какая-то! Разве бывают у баб, особенно если они сожительницы и напарницы, какие-нибудь секреты друг от дружки? Задал себе этот вопрос Журба, тяжело вздохнул и поехал к гостинице «Бриз». Лилю, как ему шепнули, как раз клиент снял, увел к себе в номер. И пока они там кувыркались, он сидел в своей машине и терпеливо ждал. Это было его личное упущение, он ошибку и должен был исправить. Собственноручно. Бесплатно. На добровольных началах, так сказать.
Выходя вчера ночью из дома, Журба уже знал, как поступит с жертвой. Для осуществления плана ему требовались лишь брезентовые рукавицы да тонкая гитарная струна. Топить вторую девку подряд не хотелось, это выглядело бы уже вызывающе. А вот сработать под серийного убийцу, наводившего ужас на Сочи, было решением вполне разумным. Журба все до мелочей продумал, был на сто процентов уверен в успехе своего предприятия. И лишь в тот момент, когда пьяненькая Лиля возникла на ступенях гостиницы, он вспомнил, что не догадался обзавестись презервативом. Пришлось трахнуть сучку просто так, наобум Лазаря. И это было единственное тревожащее Журбу воспоминание.
Вместе с тем нельзя сказать, чтобы оно было неприятным. Более того, стоило Журбе вспомнить, как колыхалось под ним покорное, безжизненное тело, как заманчиво белело оно в темноте, подвластное только ему одному, и тут же захотелось пережить эти волнующие мгновения заново.
Облизав губы, желтые от яичного желтка, он посмотрел на супругу, с остервенением драившую кухонную раковину. Эта крепкая, жилистая женщина с суровыми, почти мужскими чертами лица плохо подходила на роль безропотной жертвы. И все же Журба решил попытать счастья. Ведь всегда можно закрыть глаза и представить, что под тобой не родная жена бревном лежит, а кто-нибудь поинтереснее, позаковыристее. Это даже на пользу обоим. У кого как, а у Журбы в таких случаях и таз работал размашистей, и торчало так, что впору дыры в бетонных плитах проделывать, если в таковых существует потребность в народном хозяйстве. Сквозные. Диаметром 392 миллиметра.
Вперившись взглядом в поджарый зад жены, угадывающийся под застиранным ситцевым халатом, Журба невинно осведомился:
– Ты чего злая такая с утра, мать? Не с той ноги встала?
Жена развернулась к нему передом, к раковине задом:
– Ты дурак или прикидываешься?
– А в чем дело? – притворно удивился он.
– Не фига по ночам неизвестно где шляться, вот в чем дело! – Она всегда была готова завестись с пол-оборота, и тогда ее голос напоминал тембром визг электрической дрели, работающей на пределе возможностей.
– Ты забыла, где я работаю? – строго спросил Журба, придав лицу ответственное выражение.
– Забудешь тут! Сплошные блядки да пьянки! Сил уже нет моих это терпеть!
Жена некрасиво сморщилась, как поступала всегда, когда делала вид, что готова разрыдаться. На самом деле на памяти Журбы был только один случай, когда она действительно дала волю слезам. В тот раз
