Цену жизни спроси у смерти

– Я что, на проститутку похожа? – притворно оскорбилась Люба. – Думаешь, я всегда прыгаю в постель к первому встречному?

– Просто ты очень красивая, – успокоил ее Громов, пристально глядя в темноту. – Трудно поверить, что у тебя никого нет.

– А вот представь себе: никого. – Люба оперлась подбородком на руку и зазывно посмотрела на Громова. Лежа на животе, она лениво болтала ногами в воздухе и ждала, какова будет реакция на ее признание. Может быть, рассчитывала, что от изумления Громов свалится с кровати?

– А этот… Суранов… Суриков… – Он раздраженно прищелкнул пальцами, делая вид, что не может вспомнить фамилию.

– Сурин, – пришла на помощь Люба. Если до этого ее сияющие глаза были широко открыты, то теперь она их настороженно прищурила, пряча в густой тени ресниц.

– Сурин, – согласился Громов. – Он ведь, насколько я понимаю, был твоим женихом?

– Он не был моим женихом, а считал себя таковым. Как говорится: почувствуйте разницу.

– А кем же он являлся для тебя на самом деле?

– Чаще всего я называла его мальчиком-с-пальчиком, – смущенно хихикнула Люба. – Еще – сказочным гномиком, но реже.

– Гномиком? – удивился Громов. – И что же, Андрюша откликался на эту кличку?

– Во-первых, Аркаша, а не Андрюша. Во-вторых, я называла его так только про себя. Вообще-то он симпатичным был мужчиной, только маленьким очень.

Громов нахмурился. Предполагалось, что Люба заметит эту деталь и истолкует ее по-своему. Он не ошибся.

– Ты что, ревнуешь? – восторженно протянула она. – Это мне уже начинает нравиться.

– Да нет, – буркнул Громов. – Просто интересно, что могла найти такая женщина, как ты, в таком мужчине, как он.

– Теперь это неважно. – Люба перекатилась на спину. Кажется, это было приглашение заняться чем- нибудь более существенным, чем обсуждение достоинств и недостатков ее несостоявшегося жениха.

– Важно, – возразил Громов. – Чужой опыт восполняет недостаток собственного.

– Чего-чего, а опыта тебе не занимать. – Вернувшись в исходную позицию, Люба зазывно посмотрела на Громова.

– Нет, серьезно, – продолжал он гнуть свою линию. – Расскажи мне о своем сказочном гномике. Что в нем было такого особенного? С того момента, как он умыкнул миллиард, мне все ясно, тут можно ничего не объяснять… Но до этого, когда он был еще обычным банковским клерком?.. Чем же он все-таки тебя купил?

– Меня не купишь, – отрезала Люба. – Деньги в жизни не главное. – К тому выражению лица, которое она на себя при этом напустила, так и напрашивалось ожерелье из фальшивых бриллиантов. – А с Аркашей я от скуки сошлась, – заявила она, выводя ноготком затейливые вензеля на груди Громова. – И очень скоро пожалела об этом. С ним оказалось еще скучнее, чем без него. Постельные сцены занимали у нас не больше пятнадцати минут. Потом… – она задумалась, как бы стараясь получше вспомнить прошлое, – потом Аркаша начинал разглагольствовать. Этим наше общение с ним и ограничивалось.

– О чем же он разглагольствовал? – поинтересовался Громов. – Небось звезды с неба обещал достать? Золотые горы?

– Я же уже тебе сказала: меня на эту удочку не поймаешь, – раздраженно напомнила Люба. – Да, Аркаша пытался расписывать что-то про нашу совместную жизнь, но больше всего он говорил о себе самом.

– А именно? – ненавязчиво поторопил ее Громов.

Люба змеей заползла на него всем телом, откровенно тяготясь беседой. Но и на груди Громова ей не лежалось спокойно. От ее беспрестанных движений создавалось впечатление, что конечностей у нее стало раза в два больше, чем прежде. Находясь под ней, было легко представить себе, что испытывает жертва, очутившаяся в лапах ненасытной паучихи.

Уступить ей? Нет, дожидаться следующего перерыва на отдых Громову вовсе не хотелось. Он чувствовал, что вот-вот докопается до сути, и не хотел терять время.

– Ты мне не ответила, – напомнил он, не позволяя Любе сползти ниже. Для этого пришлось довольно крепко обхватить ее за талию.

– Да что ты привязался ко мне с этим недомерком Аркашей? – возмутилась Люба.

– Расскажи мне, что за байки он тебе рассказывал, и перейдем от болтовни к делу, – многообещающе сказал Громов.

– Пожалуйста… Например, Аркаша без конца жаловался на свой рост, – откликнулась Люба, увлеченно покусывая Громова за плечо. – Виноватыми в этом он считал своих родителей и поэтому почти не поддерживал с ними отношений. Его единственным утешением был Том Круз. – Любино воркование становилось все более прерывистым, а ее руки неутомимо искали себе то одно занятие, то другое. – Он чуть ли не молился на этого актера. Без конца смотрел фильмы с его участием, старался причесываться и одеваться точно так же. В общем, Том, он был и остается Крузом, а Аркаша из-за него сделался настоящим крэйзи. Глупо, правда?

– Том Круз ведь тоже, кажется, малорослый? – спросил Громов, перехватывая шарящие по его телу Любины руки.

– Ну да, – подтвердила она недовольным тоном. – Аркаша мог часами простаивать возле зеркала, выискивая у себя сходство со своим любимцем. – Поглядит-поглядит, а потом напыжится и скажет: «Первым делом, когда разбогатею, сделаю себе пластическую операцию»…

– Пластическую… Что? – Громов едва удержался от крика, но еще больших усилий стоило ему сохранить горизонтальное положение.

– Операцию, – повторила Люба, не подозревая, как близко она только что была к тому, чтобы оказаться сброшенной на пол. – Ему ведь не так уж много нужно было изменить, если разобраться. Подправить разрез глаз, чуточку подогнать нос… Аркаша считал, что его главное отличие от Тома Круза кроется в линии рта и подбородка. Но он говорил, что современная медицина…

– Помолчи, – попросил Громов сквозь зубы.

– Ревнуешь все-таки? – догадалась Люба. – Тогда умолкаю. Мне и самой не очень-то хотелось вспоминать все эти подробности. Знаешь, лучше всего Аркаша орудовал своим…

Громов не слышал, что рассказывала ему Люба про средний палец Сурина. Ему было не до того. Головоломка, которая все это время не давала Громову покоя, разрешилась сама собой. Фрагменты загадочной картинки стали на места… Вот Аркаша Сурин пакует вещи, не забыв положить в чемодан пару лучших портретов Тома Круза. Вот он, уединившись, обрабатывает свое лицо серной кислотой, чтобы его намерение сделать пластическую операцию не показалось врачу подозрительным. Когда молодой человек просит срочно изменить ему внешность, у кого-нибудь из персонала больницы может возникнуть желание сообщить об этом куда следует: а вдруг таким образом решил укрыться от правосудия какой-нибудь особо опасный преступник? Но если лицо этого молодого человека обезображено ожогами, то никаких ненужных вопросов не возникнет. Беднягу превратят за пару недель в вылитого Тома Круза и пожелают ему счастливого пути.

Таким образом Сурин обезопасил себя на все сто процентов. Он рассчитывал отлежаться с забинтованным лицом в какой-нибудь больнице, пока будут прочесываться аэропорты, вокзалы и гостиницы. Переждать суматоху и появиться на свет божий абсолютно новым во всех отношениях человеком. Сказочно богатым, по-голливудски красивым, неузнаваемым.

Не будет ничего удивительного, если в его изготовленных заранее документах беглеца окажутся вклеенными фотографии Тома Круза, переснятые из журналов и уменьшенные до нужных размеров. И подойдет однажды видоизмененный Сурин к окошечку регистрации авиабилетов на чартерный рейс в какой-нибудь Египет и…

– …поелозит немного своим поганым пальцем и тут же кончит… А мне нужен настоящий мужчина – такой, как ты… ты один… Хочу тебя… Я так хочу тебя, Громов, миленький…

Он с недоумением уставился на расходившуюся Любу, о существовании которой совсем забыл.