...Пора было подумать и о защите Полоцка. По воле отца Александр поехал туда, сблизился с тамошним князем Брячеславом, опасавшимся и Ордена, и Литвы. Политическое сближение князей перешло в союз, когда Александр просватал его дочь Александру.
Жениху было девятнадцать лет. По тем временам очень много: его отца ребенком женили на половчанке, брата Федора собирались женить на черниговке в четырнадцать лет. Думать можно разное — и то, что увлеченный подготовкой к государственной деятельности, он медлил с браком, или, быть может, хотел жениться по любви, а не по воле политического случая, в надежде, что стерпится, слюбится... И Ярослав, переживший сильное чувство к Ростиславе Мстиславне и тяжелое потрясение разрыва с ной, мог посчитаться с волей сына и нарушить давно установившуюся библейскую традицию ранних браков. Бесспорно одно: Александр сделал этот важный житейский шаг сознательно, как взрослый человек.
Венчанье состоялось в Торопце, в храме святого Георгия. Венчал смоленский епископ. Тут молодые ели «брачную кашу» — давали праздничное угощение. Это была свадьба военных лет, к тому же в готовой к бою небольшой крепости. В Торопце присутствовали родня, соратники и, конечно, суздальские, смоленские, полоцкие князья. Надо было подчеркнуть политическое значение своего брака. Ведь Торопец — опорный пункт обороны смоленско-новгородского пограничья от Литвы. Гости ели каши, сыры, пили меды и рассматривали огромные пряники с изображением райских птиц... Все делалось по обычаю — молодых осыпали и хмелем, и деньгами, и житом. Но Александр понимал, что он получил в приданое за невестой не земли и жемчуга, а войну с Литвой Новгородским и псковским боярам был устроен другой пир на Ярославовом дворе.
Уже на пиру повел князь речь о новой крепости. Новгородские бояре прижимисты, но Александр заставил их понять, что нужно срочно соорудить укрепления на реке Шелони, вдоль которой лежит в Новгород путь с запада. Главным среди них должен был стать Го-родец (Старый Порхов), у впадения Дубенки в Шелонь.
Боярский совет согласился с князем. На тщательно выбранном месте закладки, где трудился сам главный строитель-городовик, Александр вручил ему установленную «Русской Правдой» подрядную куну (четверть гривны). Княжеский тиун распорядился обеспечить артель зодчего хлебом, мясом, рыбой, пшеном, солодом, брагой и овсом для коней. Киязь велел и городовику, и всей его строительной артели возвести крепость быстро и укрепить ее, как это делали в южной Руси: что незащищено природой, с напольной стороны оградить валами.
Доныне судьба была снисходительна к Верхней Руси — враги на нее не нападали, а вся оборонная подготовка рубежа сосредоточивалась в крепостях по торговым путям. От отечественных недругов — - князей, шедших с Низу из южной Руси, новгородцы отбивались не столько мечами, сколько языками да деньгами. Даже деды и прадеды Александра, суздальские князья, только грозились напоить своих коней Волховом, а если и поили, то с разрешения бояр. Но времена менялись. Городец должен был занять свое место наряду с Холмом и Моревой, между Старой Русой и Великими Луками. По всей линии укрепления его сочетались с болотами, лесными засеками.
Прошел положенный срок, и Александр, награждая городовика княжеским пожалованием, мог быть доволен. Он получил отличную крепость, окруженную земляным валом трехметровой высоты, с деревянной оградой и стрелковыми площадками поверх него и рвом трехметровой глубины вокруг.
Славная крепость, ей сужден долгий век. Да и другие срубленные здесь городки расположены так, что из них княжеские и новгородские засады могут быстро прийти на помощь и Великим Лукам, и Старой Русс. Словом, это оборона от Литвы. Она должна хотя бы отсрочить литовские вторжения.
Оборону Руси обеспечивают не одни крепости. В нее втянуто все население приграничных земель — сел и погостов. Как-то среди многих дел Александр разбирал жалобу, поданную крестьянами, населявшими Рожицкий остров, что у западного берега Псковского озера. Крестьяне обвиняли соседний богатый Спасо- Мирожский монастырь в захвате принадлежавшей им части приозерной земли. Князь разбирал это дело совместно с псковским посадником Твердилом.
Крестьянские ходоки Лочко и Иван предъявили князю «смердыо грамоту» на спорную землю. Основываясь, на ней, Александр окончательно решил это дело в их пользу и в конце грамоты велел записать: «А боле тяжел (тяжбы) не надобе». Сделал он это, надо полагать, не потому, что чтил закон, тем более закон боярских республик (по опыту отца он знал, что еще не раз с ними столкнется), или же любил смердов больше, чем монахов. Дело обстояло проще. Псковское озеро — приграничное. На него уже не раз нападали соседи из-за рубежа, и надо здесь оберечь поселения лично свободных крестьян, не придавленных грабежом монастырской братии. Пригодится и добрая молва в народе о справедливости князя, который «бедняка и вдовицу по Правде судил».
Александр посвятил свою жизнь непрерывному и трудному служению отчизне. Он не соблазнится ни легкими решениями, ни доступными ему, но гибельными для страны союзами. Кто знает, выпадет ли на его долю хоть один спокойный год жизни. И сейчас, едва отпраздновав свадьбу и оставив в Новгороде молодую жену на попечение своей матери, он должен думать о войне. И не ради наживы, грабежа, а ради сохранения самого русского имени там, где оно еще не было осквернено ни татарской кривой саблей, ни тяжелым рыцарским мечом.
Оберечь северо-западную границу — дело чести. Немецкие крестоносцы готовили решительное вторжение на Русскую землю. Опасность усугублялась тем, что на этот раз в походе участвовала и Швеция. Ее войско первым двинулось в наступление на Русь. Шведское королевское правительство решило направить флот не столько против финнов-емян, сколько против Новгородской Руси. Слухи, дошедшие от беглецов из русского Поморья и от купцов, обнадеживали короля. Он мог рассчитывать на захват Невы и Ладоги, а в случае полной удачи — Новгорода и всей Новгородской земли. Да и вся внешняя торговля Руси на северо-западе оказывалась в руках шведов. Заманчиво!
У Александра не осталось сомнений в том, что выступление шведских крестоносцев согласовано с действиями ливонских рыцарей, когда в 1240 году они вопреки обыкновению не зимой, а летом предприняли наступление на Изборск и Псков.
Для похода на Русь шведский король Эрих Эрикссон послал войско под предводительством ярла (князя) Ульфа Фаси. Здесь же был и зять короля Биргер, позднее ставший ярлом Швеции. Шли в поход и епископы. Их присутствие должно было прикрыть грабительский смысл похода разговорами о просвещении русских «истинным христианством» — католичеством.
К походу привлекли также вспомогательные финские отряды. Несколько неожиданными оказались в этом войске мурмане — норвежцы. Политическое положение Норвегии и ее отношения со Швецией исключали государственное участие норвежцев в походе, да и отношения с Русью не вызывали необходимости таких действий. Швеция включила в свое войско отдельных норвежских рыцарей. Вполне возможно, что норвежский король Хакон IV, который в 1237 году обязался идти с крестоносцами на арабов, вместо этого с разрешения папы пошел воевать против северных «язычников».
Князь Александр Ярославич позаботился об обороне не только западных, но и северных границ. Еще в 1239 году он установил тщательную охрану залива и Невы. Здесь были низменные, сырые, лесистые, труднопроходимые места, и пути шли только вдоль рек.
