Он уже все приготовил в этой комнате и, когда она, наконец, скрылась в ванной, сдернул покрывало, обнажив сияющую бледно-желтую простыню с безобразно огромными фиолетово-синими васильками. Быстро разделся и улегся на кровать, прикрыв дирижабль живота одеялом. Он был одет в семейные трусы, ибо вслед за дедом и отцом считал их чуть ли не главным доказательством мужской харизмы.
Когда Ангелина вернулась, Борюсик вытянул шею, но из-за живота ничего не увидел. «Голая она или оделась?» – думал он, стесняясь приподниматься, перекатываясь через бок. Он знал, что это всегда выглядит комично, а по-другому из этого положения ему было не выбраться.
– Ну что у нас там… давай посмотрим, – сказала она и, встав на колени перед кроватью, стянула с него трусы.
Счастье, ради которого Борюсик жил и страдал все тридцать два года своей жизни, ну, может, за исключением первых трех-шести месяцев, до того как начались колики, наконец наступило. Он словно плыл по морю на спине. По морю, которого ни разу не видел в своей жизни, предполагая, что оно как Байкал, только теплое и соленое.
– Фу, какая она у тебя соленая… – Борюсик продержался недолго. Но и этого длившегося считанные секунды счастья было достаточно на всю оставшуюся жизнь.
Он не сразу понял, что она проглотила его сперму – номер, о котором он не раз слышал из рассказов других мужиков, и относился к нему как к полету под куполом цирка, искренно считая, что на это способна лишь редкая и специально годами тренируемая женщина.
– Ну что? Перетерпелось тебе, дуралей пузатенький? – Она разговаривала с ним как с ребенком – как он всегда и мечтал. – А он у тебя не такой толстячок, как его хозяин…
Она снова взяла в рот, решив, видимо, добиться разрыва его сердца и освободить себя тем самым от сексуального порабощения. Но весь сюрреализм ситуации заключался в том, что ее захватывал процесс, он ее увлекал и даже – Борюсик боялся себе в этом признаться – нравился. Тайная надежда и мысль его о том, что каким бы он ни был уродом, член-то у него такой же, как и у всех, а может, еще и покрепче будет, и должна же найтись женщина, которая это поймет и с этим согласится, – мысль эта находила свое подтверждение.
Она лизала его вдоль и поперек, с душою, заглатывала то до середины, то совсем и начинала делать вращательные движения ртом, и он там чудесным образом перемещался, то, оставив во рту самый кончик, вдруг так резко всасывала, что Борюсику было щекотно до колик в животе от прежде неизведанного вакуумного массажа самой чувствительной мужской зоны.
«Да, все-таки надо было перед свадьбой гульнуть хоть пару раз – истина она в сравнении познается», – мелькало в голове Борюсика.
Второй сеанс длился больше часа, и Ангелина порядком устала. Он это видел, но, уходя, не отказал себе в удовольствии поставить ее на четвереньки и попыхтеть в собачьей позе. Так не было видно его живота, и женщина в принципе могла представлять себе кого ей угодно. Что ее там сзади Бред Питт окучивает или Джонни Депп. Может, так оно и было. Тем более что с воображением у Ангелины было все хорошо.
Когда вторая серия самого рейтингового сериала под названием «Большое счастье Борюсика» успешно закончилась, Ангелина продолжила распаковывать чемоданы и доставать оттуда кукол собственного изготовления. Лица у них были из проволоки и весьма страшные на вид. Одежда – черные балахоны с капюшонами. Такие своеобразные бабки-ежки, напоминающие смерть с косой. Что-то бормоча и как будто даже негромко разговаривая с ними, Ангелина так увлеклась процессом, что не заметила, как Борюсик выскользнул из квартиры.
– Куклы у тебя чудные такие, – буркнул он ей на прощание, но не был уверен, слышала она или нет.
«В куклы мне с ней некогда играть», – рассуждал Борюсик, набирая ход как большой пароход перед получасовым заплывом до метро. Он был очень доволен. Счастьем он это назовет, когда на работе все узнают, что теперь у него есть любовница. А пока это было лишь душевным удовлетворением высокой степени. Он шел и улыбался. Все так хорошо сложилось. И первое свидание, и алиби, на которое он даже подумывал наложить патент и продавать другим мужикам за деньги.
Зачем трубить жене, когда у вас происходит повышение зарплаты? Или индексация, как там это правильно называется… Не спешите делиться этой радостной новостью. Скажите, что на работе трудности, а в ближайшее время ее можно и вовсе потерять, поэтому вы нашли еще подработку: ведете в пригороде уроки по информатике в вечерней школе, например. Денег немного плюсом, но ведь, милая, – у нас каждый рублик на счету.
Купите учебник по информатике, штудируйте его по вечерам, а сами вспоминайте, как развлекались на «последнем занятии». Если, конечно, вы – настоящий мужик и вам есть с кем развлекаться.
Борюсик чувствовал себя мужиком настоящим.
Счастье Борюсика длилось месяц. До первой ее зарплаты.
За этот месяц он занимался сексом столько, сколько не занимался за всю предыдущую жизнь. Чего уж говорить об оральном!
Отсосать два раза за вечер не представлялось для Ангелины чем-то затруднительным. Жена тратила на это от года до полутора. А последние три и вовсе брезговала.
Дважды он склонял Ангелину к минету на работе.
Первый раз как положено, запустив под стол, открыл какие-то серьезные файлы и пытался сосредоточиться на них. Специально затрудняя ей задачу и растягивая свой мужской триумф. Он знал, что она не позволит себе вынырнуть на поверхность, не окончив своего дела, – эта женщина была прекрасно воспитана и не боялась никаких трудностей. Настоящая сибирячка.
Второй раз он обманул ее, сказав, что запер дверь, а сам лишь повертел ключом туда сюда. И публичное признание настигло его в виде вошедшего в кабинет айтишника Веселова.
Борюсик стоял спиной ко входу, сверкая своими огромными прыщавыми дынями, а проводящая третью неделю в Москве практикантка, как и подобало, стояла перед ним на корточках, держась руками за его колени.
Веселов, надо признать, и сам был маньяком еще тем. Над его столом висели таблички примерно следующего радикального содержания:
Айтишник в первую очередь – ваш сексуальный господин, а уж потом – пьяная скотина.
Или, например, такая:
За хороший минет – хорошая клавиатура.
Ну и разная прочая белиберда, смачно сдобренная порнографическими иллюстрациями, на которых пухлогубым блондинкам было едва шестнадцать.
Так что стоит ли говорить, что на следующее утро Борис принимал поздравления от всего офиса. Наконец-то и он мог бросать эти фразы в курилке. Ради них он даже купил себе пачку сигарет: «Ну да. Надо как-то помогать девочке устраиваться в жизни…» Или что-нибудь вроде этого: «Девчонке захотелось чего- нибудь сладенького, разве я мог ей отказать?»
Он выжимал максимум из своего положения.
Счастье оборвалось внезапно. Как и следовало ожидать, в тот самый момент, когда казалось, оно будет вечным. Ангелина очень быстро освоилась на работе, нашла общий язык с начальником и – как только страх потерять место перестал над ней довлеть – порвала с Борисом. Довольно деликатно и мягко.
В очередной раз («в очередной», это говорилось в курилке, а на самом деле лишь в третий) поставив девочку перед собой на колени и позволив ей «немного поиграться с любимой штучкой», он, начитавшись в Интернете статей про мужские эрогенные зоны, повернулся к ней спиной и громко скомандовал:
– Ягодички поцелуй!
Именно командный тон и должен был, по словам автора последней прочитанной статьи гламурного мужского журнала, стать залогом успеха и наслаждения.
С каким же удивлением он услышал в ответ уставший голос Ангелины:
– Пошел ты, Боря, на х..!
Быстро развернувшись, он пытался было восстановить пошатнувшееся счастье мироздания… но ничего не выходило. На все жалобные уговоры: «Ну хотя бы последний раз, Гелечка…» – она твердо заявляла: «Нет!»
