Кавказа, но покинул родные горы уже лет тридцать назад. Он был богат и влиятелен, имел недвижимость по всему миру, сдавал в аренду десятки элитных квартир. Естественно, сдавал за огромные деньги и сам лично этим не занимался – находились дела поважней. Иногда они с Улей встречались на мероприятиях – кавказец не чуждался светской жизни. В таких случаях он бывал прекрасно одет, красив, надменен лицом и говорил на безукоризненном русском языке. В Улину сторону даже не смотрел. Квартиру ей нашел секретарь отца, оплачивала ее мать, раз в месяц переводила деньги на счет, вот и все отношения. А теперь зачем-то явился на заре.
Уля накинула пеньюар и с самым хмурым видом вышла в гостиную. Хозяин в демократичных джинсах и белоснежной футболке развалился в кресле, а Нотка и Мэт стояли по обеим сторонам от него, как солдаты в почетном карауле. Ульяна плюхнулась на стул и спросила, выпячивая губу:
– Что случилось? Очень нехорошо с вашей стороны беспокоить своих жильцов в такую рань.
Мужчина впился в нее похожими на оливки глазами, прищурился и заговорил с непонятно откуда взявшимся сильным акцентом:
– Извини, красавица, родственники из Тбилиси приезжают, селить негде. Освободи мне эту квартиру за неделю, очень тебя прошу.
– Вы что, издеваетесь, что ли! – У Ули от возмущения даже голос пропал, и эти слова она выдавила из себя с кашлем. – Какие еще родственники?! У вас со мной договор!
– С тобой? – тонко улыбнулся восточный князек.
– Ну, с родителями моими, какая разница!
– Красавица! – Хозяин положил руку на почти что женскую возвышенность с левой стороны груди. – Весь город гудит, не знает, кто теперь твои родители. С кого я в следующий раз деньги за все это, – он обвел масленым взглядом гостиную, – брать стану?
– Вам мама моя платит, – напомнила Уля.
– Знаю, что мама, очень хорошо, что мама, дай ей бог здоровья! Только все говорят, что мама бесследно пропала, никто найти не может, а тот, кто пропал, денег уже не заплатит.
– Что за чушь! – вступился Мэт. – Это же просто дурацкие домыслы.
Нотка только поморщилась и прижала пальцы к вискам.
– Кто это – пропал?! – перешла на крик Уля. – Вы чего несете? Я только вчера говорила с матерью по телефону!
– Повезло, красавица, – зацокал языком кавказец. – А я целые сутки звоню уважаемой Надежде Сергеевне – никто трубку не берет.
– У вас разве есть ее номер?!
– Как же не быть, если она мне деньги платит и за порядок в этой квартире отвечает?
– Вы просто не знаете всех ее номеров, – надменно усмехнулась девушка. – Я могу ей прямо сейчас позвонить, и вы с ней поговорите.
Нотка из-за спины хозяина сделала ей страшные глаза – кончай блефовать, попадешься. Кавказец устало прикрыл глаза и замахал руками:
– Зачем беспокоить замечательную женщину? Я и так знаю, что с ней все в порядке. Передайте ей при разговоре, красавица, чтобы денег мне больше не переводила, квартира не сдается.
– Да почему это?!
– Да потому, что я Рэма Григорьевича очень сильно уважаю, – тихо и без акцента проговорил арендодатель. – Не хочу я такой неблагодарной дочери, как ты, красавица, квартиру сдавать, не хочу и не стану.
– Вы что, боитесь, что против моего отца судебное разбирательство начнется, что ли?
Кавказец так и зашелся мелким рассыпчатым смешком:
– Какое разбирательство, что ты, красавица? Только из-за того, что против него какая-то дурочка малолетняя что-то вякнула? Даже не дочка, оказалось! Так любая сказать может, что ж, из-за каждой разбираться? В общем, съезжай, пожалуйста, не тяни из меня нервы.
– По закону за месяц нужно предупреждать, – хмуро, безнадежно обронила Нотка.
– Так я за месяц и предупреждаю, – с трудом выбираясь из кресла, заверил ее мужчина. – Только лучше съезжайте за десять дней, а то ведь неприятность какая-нибудь может случиться.
– Вы мне угрожаете?! – так и взвилась Уля.
– Да что ты, кому я угрожал? – отмахнулся кавказец. – Вот если бы ты моей дочкой была, не дай, конечно, бог, красавица, то и угрожать бы не стал, сразу бы… – Удар кулаком по подлокотнику кресла. – В общем, до свидания.
На пороге комнаты остановился, еще раз обвел недобрым взглядом всю компанию и проговорил:
– И чтоб никаких журналистов-шмуралистов в этой квартире, никаких поганых интервью. Приглядывать за этим местом своих людей поставлю. И не надейтесь обвести меня вокруг пальца. Пожалеете.
После его ухода Ульяна будто оцепенела. Сидела тихая, пришибленная. Вокруг нее происходили пугающие вещи. Никто уже очень давно не разговаривал с ней таким тоном. Никто не смел угрожать или гнать ее из дома, словно бесправную нищенку. От растерянности она впервые за долгий срок обратилась к Нотке вполне миролюбиво, спросив ее:
– Ты не поняла, чего этот хачик тут разорялся?
– Почему не поняла? – так же спокойно, без обычных подколок отвечала ей бывшая подруга. – Во- первых, человек элементарно не хочет светиться, и фраза про журналистов, похоже, ключевая в его пламенной речи. Во-вторых, не хочет портить отношения с Рэмом Григорьевичем. В-третьих, в нем, кажется, взыграло чисто человеческое чувство: антипатия к дочери, позволившей себе оклеветать отца. Он все-таки восточный человек, у них к таким вещам относятся очень серьезно.
– Не хочет отношения портить?! – оживилась Ульяна. – Ну, так он их и испортит, гарантирую! Отец не потерпит, чтобы меня выбрасывали на улицу как собаку.
– После того, что ты наговорила во вчерашнем интервью? Сомневаюсь.
– Да что вы все ко мне пристали с этим интервью?! – заорала Уля. – Между прочим, вы с Мэтом оба знали, что я собираюсь сказать, и даже не попробовали меня отговорить!
– Встать на пути у стада разъяренных носорогов? – усмехнулась Нотка. – Мы не самоубийцы.
Появился Мэт, уже полностью одетый, с приглаженными мокрыми кудрями. Посмотрел внимательно на притихших девушек и сказал:
– Знаете, я думаю, что съезжать нужно как можно скорее, не откладывать это на десять дней или неделю. Лучше прямо сейчас собрать вещи.
– Это еще почему? – удивилась Ульяна. – Ни дня этому горному козлу не уступлю!
– Нет-нет, я все обдумал, – стоял на своем молодой человек, обращаясь в основном к Нотке, которая слушала его очень внимательно. – Во-первых, сюда повалят за подробностями журналисты, а Уля не удержится и наговорит им еще чего похуже. Во-вторых, этот джигит наверняка установит у дома форпосты, начнет постоянно являться, скандалить, да еще своих ребят на нас напустит. В общем, лучше тихо и мирно уйти самим, чем ждать, когда нас повыкидывают через окна.
– Кого это повыкидывают? Да он сам улетит! Мне бы только с матерью связаться…
– С отцом, с матерью! – Нотка с откровенным презрением покосилась на Улю. – А если они действительно не твои родители, что тогда? Тебе не приходило в голову, что вчера, возможно, ты обвинила в нескольких преступлениях чужого тебе и очень влиятельного человека?
– Вы что такое говорите? – заорала Ульяна. – Вы нарочно меня запугиваете? Что я вчера такого сказала? Да просто надо же что-то делать! Вы сами знаете, что они мои родители, просто перевоспитывают меня, вот и все!
Девушка вдруг затряслась, рот искривился, грудь заходила ходуном. У нее явно начиналась истерика. Мэт обнял ее за плечи и выразительно глянул на Нотку, призывая остановиться, пока не поздно.
– Да ладно, проехали, – примирительным тоном произнесла та. – Самое грустное, что ты действительно даже не понимаешь, что вчера натворила, какую чушь несла. Хорошо хоть не обвинила отца в убийстве Влада Листьева, Галины Старовойтовой и Игоря Талькова.
– С ума сошла? – вытаращила на нее глаза Уля. – Я этих людей вообще не знаю.
– И замечательно, что не знаешь. Ты была готова сказать что угодно, лишь бы до твоего папы дошло, что ты по-прежнему девочка-катастрофа, за которой нужен глаз да глаз. Вчера ты до поздней ночи ждала
