Заместителя главы кремлевской администрации. Бирюкову же надлежало заскочить к директору ФСБ Патрушеву и оповестить Сергея Иванова, министра обороны. До завтра он управится, а собеседники его упрямиться не станут, на срочные дела не сошлются, а приедут с небольшим опозданием и завтра в половине двенадцатого будут уже на даче у Бирюкова — в отдельно стоящем помещении банного комплекса.
Путин принимал Суркова. Славу. Слава был полной противоположностью Сечина, если разобраться. Если Сечин был скорее честным, серьезным и строгим к себе кобелем среднеазиатской овчарки, то Сурков был, без сомнения, скорее самцом вороны. Он был ручной вороной Абрамовича, а теперь его передерживает Путин, пока Роман Аркадьевич в отъезде. Вороной в самом лучшем смысле этого слова. То есть автор иллюстрирует тут характеры орнито— и кинологическими примерами единственно с целью придать описанию их большую выпуклость, с более выгодной стороны представить доблести персонажей.
Взять, положим, кобеля среднеазиатской овчарки. Кобель этот есть служака верный, но повинуется скорее инстинктам, чем командам хозяина. Инстинкты эти полезны и приносят облегчение, настолько, что и учить его ничему не надо, а сам он территорию стережет, перед чужими никогда не лебезит, боли в драке не чувствует. Красавец. Челюсти и строгость во внешности таковы, что соперникам достаточно лишь посмотреть на него, как они в страхе разбегаются. Однако же мяса при нем не оставляй бесхозно — украдет. Но украдет не из подлости, а от огорчения. От неверия в чужую добродетель. Украдет потому, что у него целее будет, понимаете? Ведь если он не возьмет, то чужие люди — сто процентов стыбрят. Вот ведь беда. Ведь сволота же вокруг. Подлюги. Поэтому не время сейчас, пока еще несовершенен человек, оставлять валяться куски мяса. Еще и введешь ближнего в искушение, а некрепкие в добродетели ближние испаскудят свою бессмертную душу. Так лучше уж самому прибрать. Потом же мы берем на святое дело, правильно? На укрепление российской государственности. Взятое нами станет ведь форпостом России на границе с врагами, противостанет и пятой колонне национал-предателей. Поэтому кобель среднеазиатской овчарки себе спуску не дает, не расслабляется, а крадет мясо из святых побуждений, и наказывать его за это может человек совсем уж без понятия. Ну и есть еще у него от простоты душевной некоторые бытовые предрассудки. Скажем, не может он внутренне согласиться с тем, что одни люди по строю мыслей, внешности и поведению отличаются от других. И тут он прав. Такие вещи до добра не доводят. Может ли Человек — Венец Творения, созданный по Образу и Подобию Божию, — ездить мимо честного кобеля на велосипеде? Не бросает ли столь недостойный поступок тень на весь род человеческий? И опять: нельзя пса ругать за честность и правдолюбие. Грешно и думать. Ведь он терзаться будет и обидится. И глаза его — мучительно обиженные, замученно обиженные, мстительно обиженные — будут терзать вас, бесстыжего, еще долго. А вы бы потихонечку выводили кобеля в люди, водили бы по улицам на поводке, чтобы он увидал и привык бы к разнообычаю и разнообличью человеческому. Что и евреи с арабами бывают, несмотря на неприятную внешность, — сами мучаются, с трудом преодолевают самоотвращение, но раз уж родились, то куда ж их девать теперь; и панки есть; и мотобайкеры есть; чернолицых тоже полно всяких. И громко говорящие на армянском языке размахивают руками как злоумышленники, но это ничего, это у них моторчик там приделан, они не могут не размахивать. Потом еще пацифисты, педерасты и велосипедисты даже есть препохабнейшие на Святой Руси, чего уж тут добавить. Пес бы смотрел на это и думал, что ведь и Пересвет бы с Охлябей — геройские русские воины-иноки — не обрадовались бы пацифистам, велосипедистам и педерастам. Не за то жизнь они свою положили на поле брани. А нечего делать, терпи, брат-кобель. Но вот: его же не выводили в люди, а теперь расстраиваются, что у него честность и рвение служебное, чувство долга и строгость к себе пересиливают широту горизонта.
Тогда вот вам Сурков. Обратный пример. Широта горизонта у него перетекает за видимую линию соприкосновения кромки земли и неба и уходит к чертям намного далее этой видимой линии. Насколько далее? А насколько он сам захочет. Потому что за видимым реалом наступает виртуал, а в виртуальных просторах вороне даже легче. Суркова не ограничивает ничто, ему не нужен евразиец Дугин, чтобы приходил и снабжал идеями, — он сам кого хочешь снабдит. Но не идеями, а способами, методами, придумками, изворотами, плутовством, штучками-разводками. Он штукарь и разводчик, так что же в этом плохого? Кто-то же должен летать воображением, разрезая пространство вдоль и поперек. Это Сечин устроен вроде трамвая — ходит по рельсам в придуманной себе плоскости. Но ведь президенту люди разные нужны. Дела у него разноплановые, и люди нужны разнообразные. Сурков же объемен и многомерен. Видит более трех измерений. Не видит одного: времени. Парение его в пространственном реале и виртуале, и автор признает это с горечью, обнаруживает скоротечность мгновенных разводок. Ежемгновенно возникающие разводки ежемоментно поражают каждый миг возникающих врагов. Все же вместе посмотреть — неразбериха, перформанс, пустышка, фейерверк. Как перестрелка сидящего на люстре беса — кота Бегемота — с оперативником у Булгакова.
Только ведь Путин не Воланд, и тоже не видел времени… Наш Путин. Плохо у него с этим было, если кто помнит. Подавляли его эти двое. Лидировали, а он за ними плелся. Нравились ему разводки плутовские, но сам он ни за что таких бы иезуитских, как Сурков, не придумал. И он восхищался Сурковым. Нравилась Путину и настороженность к инаким людям сечинская. Но и тут Сечин был строже внутренне и подтянутее и подсказывал Путину, указывал на подлую природу людскую, на возможных предателей. И тут Путин догонял, а не лидировал.
Это у него и от характера, и от специальности. Гэбушный способ быть — не генерировать проекты, а встраиваться в правильный проект. Угадать. Предвосхитить. Сесть в правильный поезд. Выбрать правильную норку. Размножиться в правильном организме. Хорошо выйти замуж. Оказаться при хорошем хозяине. Трудоустроиться в хорошей корпорации. Не создавать ситуации, но угадывать ход вещей и оказываться в выгодном месте в выгодное время. Не переустраивать мир, но в каждом данном мире в каждую данную минуту быть у бога за пазухой.
Доблесть эта — пассивная, нижняя, иньская, женская. И сказано же Лао-цзы, что самка всегда ниже самца, но самка всегда побеждает, в смысле — переживает, выживает. И Лао-цзы говорит, что надо уподобиться самке.
А нужен ли лидер-мужчина? Сотрясатель вселенной, покоритель океанов и континентов? Устроитель и реформатор Земли Русской? Герой? Это же, применительно к нашей бесконечно женственной стране, выйдет либо кровавый Иван Грозный, либо кровавый Петр Первый, либо кровавый Сталин.
А может, так и надо, может, в этом именно умение и талант руководителя: собрать команду. Не генерировать идеи, не идти впереди, а принимать решения в зависимости от данных, поставляемых помощниками. Мозг человека ничего не видит и ничего не слышит, не осязает, и так далее. В нем нет мускулов, у него нет хребта. Он — жировая клякса, запертая на весь срок службы в тесной коробке. Однако же он обдумывает, чувствует и реагирует — ему помогают вверенные его попечению помощники. И президент бы так же, как мозг. Он вспомогательными людьми слышит, ими видит, ими обоняет, осязает, вкушает. И Сечин с Сурковым — не руки и ноги, забирай выше — части этого мозга. Один — центр консерватизма и недоверия, другой — центр фантазии и провокации. А Путин сам — просто центр принятия решений, он маневрирует между Сечиным и Сурковым. И ладненько все получается.
Может, и исторического видения мастерам не надо выкручиваться и встраиваться? А что тут угадаешь? Как применить временной горизонт? Смотрите: вот мастер серфинга — он стоит на доске в волнующемся море хаоса и турбулентности. Какую такую волну он угадывает заранее? Никакую. Его роль — реагировать здесь и сейчас, реагировать моментально. И вот: он парит в хаосе — стабильный и красивый. Стабильность же его — в динамике. Это не раз навсегда данная стабильность. Это каждый миг — новая стабильность. А кто создал это море, эти волны, эту турбулентность — нам ли дело до этого? Может — Бен Ладен, а может- Джорж Буш? Нас восхищает не создатель, а пользователь в этот момент. И вот Путин, Сечин и Сурков — они пользователи. Что же тут плохого?
Но потом у них не заладилось. И под это аргументационную базу мы подвести не в состоянии. Потому что мы тут выступаем адептами и апологетами путинской власти. Однако же: не заладилось.
Путин отметил про себя, что у Суркова нос посуше стал, не так шмыгает. Может, перестал нюхать, а может, сделал что-то со слизистой, черт его знает. Но так — лучшее впечатление производит на людей, а то прям стыдно было. Словно для контраста и для иллюстрации того, как раньше было нехорошо, Сурков с потягом, длинненько, несколькими рывочками втянул в недра головы проистекшую в нос жидкость.
