не приду!
— А если с тобой?.. — Девушка запнулась на полуслове.
— Найдешь кого-нибудь из ребят Хер-Головы, деньги у тебя есть. Они документы тебе выправят. Только не вздумай соваться в посольство, а тем более в полицию!
Феликс резко свернул в сторону и на какое-то время исчез из поля зрения своих преследователей. Он притормозил, распахнул дверцу, сунул Марине в руки свою записную книжку с телефонами, вытолкнул девушку из машины и тут же рванул вперед. Марина бросилась вдогонку, но, услышав близкое завывание полицейской сирены, поспешила укрыться в подземном переходе. Когда машина с шумом промчалась дальше, Марина поднялась наверх. Она с недоумением посмотрела на пачку денег. А еще и записная книжка. Наугад открыла ее. Книжка распахнулась на странице, которая была заложена небольшой любительской фотографией. На ней Феликс сидел с какой-то женщиной на скамейке в парке. В том, что карточка была снята в Вене, сомнений у Марины не возникало: прямо за мужчиной и женщиной высился императорский дворец. На обороте были написаны имена Феликса и, наверное, как не без основания решила девушка, неизвестной женщины — «Ханна». В книжке имелся и телефон этой самой Ханны.
От страха и растерянности девушку бил нервный озноб. Она оказалась вдали от родного дома одна, без документов, без единого близкого человека, насилу осталась живой и, главное, решительно не знала, что же делать. Оставалось только сесть где-нибудь и зареветь.
«Возьми себя в руки, — мысленно проговорила Марина. — Лови такси и езжай домой. Деньги у тебя есть, продукты в холодильнике. Феликс не из тех, кто так просто сдается. Рано или поздно он вернется».
А Феликс тем временем продолжал гнать, лихорадочно размышляя, как оторваться от погони. Но вскоре он понял, что это ему не удастся. Кроме микроавтобуса, за ним теперь неслись две мощные полицейские машины. Это уже напоминало воспетую русскими классиками псовую охоту.
«Еще немного, — подумал Колчанов, — и я наткнусь на шипы, или поперек улицы поставят грузовик. Вот тогда-то и придет мой конец».
Оставался последний шанс: оказаться на улице с достаточно оживленным движением и попытаться уйти, лавируя среди машин. Но когда Феликс вырулил на самую людную улицу австрийской столицы, неподалеку от кафедрального собора, то понял, что Вена не Нью-Йорк и не Москва. Оживленная по местным меркам магистраль оказалась почти пустынной. Но другого выхода не было.
«Вперед, а там будет видно», — решил водитель джипа.
Вскоре вся бессмысленность гонок уже обрисовалась вполне отчетливо. Пару раз полицейская машина уже поравнялась с джипом Феликса, и его водитель даже мог рассмотреть лица австрийских правоохранителей. Потом он увидел, как впереди автобусом перегораживают улицу, затем шофера, бежавшего к тротуару, и еще пару полицейских машин. Феликс посмотрел, не удастся ли объехать препятствие по тротуару. И тут чуть впереди себя он заметил пикап, фургончик с буквами «TV» под задней дверцей. Колчанов тут же сообразил, что если он имеет дело с полицией действительно демократического государства, то действовать нужно в соответствии с его традициями. Он уже понял суть проводившейся сегодня полицейской операции по уничтожению русской мафии и знал: уйти живым у него нет почти никаких шансов. Но в свободном мире нет такого полицейского, который не боялся бы журналистов, не боялся бы огласки. Вот откуда могло прийти спасение! Феликс нажал педаль газа, обогнал фургончик, затормозил и резко вывернул руль. Его машину развернуло, и не очень быстро ехавший телевизионный пикап уткнулся бампером в дверцы джипа, смяв подножку. Посыпалось стекло разбитых фар. Удар получился, как и предвидел Феликс, не очень сильным, и вряд ли в фургончике кто-нибудь серьезно пострадал.
Одна из полицейских машин объехала место аварии и остановилась метрах в двадцати. Феликс выскочил из машины и застыл, заложив руки за голову.
К нему медленно приближался полицейский с пистолетом в руках.
— Стоять! Не двигаться! — приказал он.
Из микроавтобуса выбрался офицер полиции в штатском.
«Неужели это всего лишь техническая служба телевидения?» — с горечью подумал Феликс, глядя на фургончик, из которого никто не спешил выйти.
Но тут же он с облегчением вздохнул. Из пикапа вышел мужчина и взгромоздил себе на плечо камеру. Затем появилась женщина с микрофоном в руках. Полицейский замедлил шаг и, как показалось Феликсу, задумался, не спрятать ли пистолет. Теперь уже Колчанов не опасался за свою жизнь. Не торопясь, он расстегнул нагрудный карман куртки, вытащил из него документы и развернул их на камеру.
— Вот, вот мои документы. Это всего лишь недоразумение! Они преследовали меня! — тараторил Феликс.
Он нисколько не заботился о логике и правдоподобии, прекрасно понимая, что ночное столкновение репортерской машины в любом случае попадет в телевизионные новости, а значит, полиции не удастся расправиться с ним так, как они расправились с Хер-Головой. Офицер показал журналистке полицейский значок и на вопрос «Что происходит?» ответил:
— Этот парень не останавливался, когда мы ему приказали. У нас есть подозрение, что машина краденая.
— Меня зовут Феликс Колчанов, — произнес Феликс нарочито громко, чтобы запись была четкой.
На него даже не стали надевать наручники, посадили в полицейскую машину и отвезли в управление. На все вопросы Колчанов отказался отвечать, справедливо полагая, что за ночь он успеет что-нибудь придумать. С ним не спорили, сообщили ему его права и поместили на ночь в одиночную камеру.
К Хер-Голове особо теплых чувств Феликс никогда не испытывал. Покойный не был его другом, так, приятель с детства, ну и деловой партнер. Но его гибель не могла не внушать уважения.
«Пусть глупо, но по-геройски, — подумал Колчанов. — Н-да, не ожидал я от австрийцев такой прыти. Такие тихие, аккуратные, трудолюбивые…
Хотя если вспомнить, что они вместе с немцами вытворяли в войну, то удивляться не станешь…»
Он лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел на слабо освещенный потолок.
«Однако мне теперь мало приятного светит, — продолжал рассуждать Феликс. — В конце концов, Хер- Голова и его люди знали, на что шли. Рано или поздно такое должно было случиться. Рано или поздно если не полиция, то конкуренты угрохали бы их за милую душу. Работа такая. Ну угораздило же меня приехать в Вену именно в этот день, да не одному, а с этой девчонкой!»
При мысли о Марине Феликс изменился в лице. Только сейчас, оказавшись в вынужденном одиночестве, он стал думать о ней с неподдельной тревогой. «Добралась ли она до дома? Переборола ли страх? Шутка сказать, одна, совсем одна в чужом городе, и не к кому обратиться за помощью. Пусть у меня в кармане австрийский паспорт, который, кстати, забрала полиция, но все равно здесь я чужой. Правильно я решил в свое время жить в России, а сюда наведываться от случая к случаю. Интересно, если надолго упекут в тюрьму, смогу ли я потом вернуться домой? Да уж, наверное, выпустят меня они с радостью. А приехать назад? Вот это извини-подвинься. Придумают что-нибудь, чтобы лишить гражданства».
Колчанов прислушался. Полицейские о чем-то переговаривались, но разобрать можно было только отдельные слова. Он слушал долго, наверное, с полчаса, вылавливая все, что было ему знакомо. Немецкий язык он знал вполне сносно и без особого труда мог изъясняться на бытовом уровне.
Полицейские, как понял Феликс, обсуждали результаты сегодняшней акции. Прошла она быстро и, судя по всему, эффективно. Мало кому удалось улизнуть от полиции, все крупные, авторитетные бандиты были убиты. Феликс спасся чудом. Если бы не случайно подвернувшийся пикап с телевизионщиками, его скорее всего прикончили бы на месте. А если бы даже и запихнули в полицейскую машину, то потом, возможно, пристрелили бы «при попытке к бегству».
И Феликсу Колчанову пришлось еще раз убедиться в своем сверхъестественном везении. Так бывало в школе, так случалось и во время службы на границе. Точно так же, по счастливой случайности, Хер-Голова предложил ему аферу с австрийским гражданством.
«Ладно, — решил наконец-то Феликс, — от того, что я думаю, ничего не изменится. Нужно сперва узнать, в чем меня обвиняют, а тогда уже решить, как себя держать. А сейчас, пока есть время, нужно восстановить силы. Мертвых не вернешь, Марине отсюда никак не поможешь. Значит, надо уснуть».
Легко сказать — уснуть. А как уснешь после такой ночи? Но Феликс Колчанов умел держать себя в руках, умел засыпать тогда, когда это нужно, будь то на полчаса, на час или на десять минут. У него была
