доносился треск пулеметных очередей. Неужели наконец появились наши истребители? Сквозь треск бушевавшего вокруг пламени временами пробивался слабый гул бомбардировщиков, которые возвращались домой.
Воздушный налет закончился.
Предельно измотанный, я сел на стеллаж и уставился в огонь.
Разве вчера меня не посетило мрачное предчувствие? Острый сегодняшний спор не помешал разразиться буре. С самого утра я едва не вышел из себя, узнав, что ночью, не поставив меня в известность, тяжелые зенитные орудия были заменены зенитками среднего калибра.
Несколько дней назад я получил предупреждение от министерства авиации: не исключено, что мы станем целью воздушного налета. Нас предупреждала и воздушная разведка, которая при хорошей погоде постоянно висела в воздухе. Мы подготовились. Имелось по крайней мере по одной копии всех производственных чертежей, рисунков и досье, которые хранились в самых разных местах. Шло рассредоточение разных отделов и управлений. Были предприняты все возможные меры предосторожности против воздушного налета.
Но он оказался просто ужасающим. Наши тщательно разработанные планы действий, учитывающие любое развитие событий, наши неоднократные учения – все полетело к черту. И теперь, спустя два часа после начала налета, я по-прежнему не имел известий из тех мест, куда пришлись основные удары. Часть посыльных так и не добралась до цели. Густые облака дыма, разрушенные дороги, заваленные обломками и рухнувшими деревьями, преграждали путь на юг и машинам и мотоциклам. Я снова послал в путь посыльных – но на этот раз пешком.
Здесь, на крайней северной оконечности Пенемюнде, мы в горячке этих минут делали все, что было в наших силах, но мы ровным счетом ничего не знали, какой урон нанес налет в целом. Заняты были все, кто мог держаться на ногах. Военные лагеря лежали всего в 5 километрах, и, если даже идти пешком, подкрепления вот-вот должны появиться.
– Господин генерал, я прибыл из поселка. Готов приступить к обязанностям.
Я поднял глаза. Передо мной стоял Бекер, бригадир сборочного производства. Залитый потом и почерневший от сажи, он с трудом переводил дыхание.
– Слава богу, что ты здесь! Первым делом присядь. В каком состоянии поселок и Карлсхорст?
– Поселок полностью уничтожен. Он весь в огне. Фугасы сыпались градом и практически сровняли его с землей. Хуже было только у побережья.
– Какие потери?
– Надеюсь, что помогли щели и жертв не так уж и много.
– Кто именно? Назови мне их!
– Доктора Тиля и главного инженера Вальтера засыпало в одной из щелей. Когда я уходил, их еще откапывали.
– Кто еще?
– Я сразу же ушел – выяснить, что случилось с моим цехом.
– Ты вообще видел, в каком состоянии опытное производство?
– Административный корпус сгорел. Я видел пламя в окнах большого зала. В ремонтных мастерских вроде было темно. Я шел прямиком через лес. Всюду пожары, дороги и железнодорожные пути полностью разрушены. Объездные пути в воронках. Что здесь произошло? Как мой сборочный цех?
– Основательно разрушен. Склады и пристройки горят. В него пришлось одно или два прямых попаданий. Но тебе лучше успокоиться и перевести дыхание. Затем подобрать себе людей и посмотреть, что там можно спасти. Ты что-нибудь слышал о…
Но он уже исчез в дыму.
Подошел один из дежурных по штабу и сообщил, что в районе «Пенемюнде-Запад» не упало ни одной бомбы.
Внезапно появился Фишер, заведующий столовой. Он был без головного убора, в рваной одежде, со следами ожогов от фосфорных бомб. Я приказал ему приготовить кофе и сварить суп.
Наконец вместе со своими людьми появился руководитель отряда добровольцев. Потерь среди них не было. На Карлсхаген, где жило примерно четыре тысячи человек, упала только одна бомба. К сожалению, она попала в казарму, и восемь человек были убиты.
Вместе со старшим из добровольцев я отправился посмотреть, в каком состоянии мастерская узлов и деталей. Из поселка и Карлсхагена постоянно подтягивались инженеры, солдаты и рабочие. Один за другим появлялись посыльные с плохими новостями.
Среди погибших оказались жена и ребенок главного дежурного по штабу. Когда ему сообщили об этом, он ответил сквозь стиснутые зубы:
– Сейчас у меня нет времени слушать. Первым делом мы должны спасать работу.
Внезапно я услышал, как кто-то сказал:
– Погибли доктор Тиль, вся его семья и главный инженер Вальтер.
Я был готов к этому. Потери неизбежны. Но только сейчас я начал осознавать результаты налета. Слава богу, что за него не расплатились жизнью и другие лучшие мои соратники! Старейшие члены нашего коллектива жили в поселке.
Здесь, на производстве, мне пока сообщили лишь об одном погибшем и нескольких раненых. Я решил отправиться в поселок и лично узнать, как там обстоят дела. Найдя фон Брауна, я приказал ему во время моего отсутствия взять на себя команду. Кроме того, я попросил его к 8 утра на участке «Запад» подготовить к полету легкий самолет «шторх» – у меня родилась идея осмотреть масштаб разрушений с воздуха.
Еще не рассвело. Не было ни дуновения ветерка, и между домами и деревьями в прохладном утреннем воздухе продолжал лежать густой удушливый полог тумана, смешанного с дымом.
Я решил воспользоваться велосипедом. Но через несколько метров мне пришлось оставить его в канаве: дорога была изуродована воронками. В темном утреннем лесу, где стоял едкий запах тлеющего дерева, я спотыкался об искореженные куски рельсов и спутанные провода.
Первым делом надо было осмотреть систему водоснабжения. Самой большой потребностью дня, особенно если он обещает быть таким же жарким, была вода – и для питья, и для приготовления пищи. Выяснилось, что водопровод не пострадал. Я пошел к большому ремонтному цеху. В то время он служил сборочным производством экспериментальных ракет. Он тоже остался цел.
Чем дальше к югу я пробирался, тем чаще натыкался на воронки. Тем не менее я заметил, что, поскольку бомбы часто попадали в мягкий песок дюн, повреждений от осколков оказалось не так уж и много. И наконец среди обугленных расщепленных деревьев передо мной вырос большой сборочный цех опытного производства. На первый взгляд он не пострадал. Я вошел в его пределы через ту же небольшую дверь, откуда выходил предыдущим вечером, полный радости и уверенности. Похоже, подвальный этаж остался нетронутым. Я поднялся по бетонным ступенькам, которые вели в большой рабочий цех. Ранний рассвет наполнял огромное задымленное помещение слабым свечением. Девять 450-килограммовых, много фосфорных и осколочных бомб пробили бетонную крышу, разрываясь или воспламеняясь в этом огромном помещении. Но им не удалось причинить больших разрушений. Машины и материалы пострадали от попаданий осколков, возникли большие дыры в каменной кладке стен, но все же повреждения были не так уж серьезны.
Занимался день, и я поспешно вышел на улицу, чтобы по узкой лесной тропинке пройти к административному зданию опытного производства.
Но, сделав несколько шагов, я остановился. У меня перехватило дыхание. На большой поляне за лесом туман исчез. Пейзаж до странности изменился. Куда делись бараки, пожарная станция и большая столовая Фишера? От них ничего не осталось. На их месте теперь были лишь воронки и дымящиеся развалины. Недавно построенное крыло административного здания странно высилось над пейзажем, который обрел лишь плоскостное измерение. Вплоть до домов поселка тянулись тлеющие дымящиеся руины. Кое-где они еще догорали.
Слезы гнева и отчаяния выступили у меня на глазах. Это еще недавно столь красивое и привлекательное место ныне было перепахано сотнями бомб и превратилось в обугленные развалины. Я устало побрел меж руин и воронок. Каждый шаг вздымал клубы песка, перемолотого фугасами в пыль.
Наконец я добрался до поселка. Солдаты, добровольцы и некоторые из наших сотрудников лихорадочно
