комка ваты. Он закрыл глаза. Сжал челюсти, готовясь к раздирающей боли. Легкий укол в ягодицу заставил его вздрогнуть. Он ожидал продолжения.
— Все! — сказал Отто Дюпон. — Вы свободны.
— А?..
— Вы ожидали, что я вас на кол посажу, что ли? Через десять-пятнадцать минут вы почувствуете эффект. Вы смените индивидуальность, как змея кожу. Вы обретете волю, трезвость рассудка и веру в себя, которых вам так не хватало.
— Благодарю вас, — сказал Альбер Пенселе.
Он осторожно выпрямился, привел в порядок одежду и в сопровождении Фостена Вантра покинул комнату.
По парку Альбер Пенселе шел очень медленно, наблюдая за рождением в себе новой личности. Подобно беременной женщине, он старательно избегал резких движений, боясь оступиться или упасть, чтобы как-нибудь ненароком не уничтожить новое существо, которое росло в нем. Чувствует ли он что- нибудь? Нет, пока ничего. А сейчас? По-прежнему ничого. Может быть, только легкое головокружение, слабую тошноту, страх, радостное ожидание рождения. Кем станет он завтра? Через час? Ощутит ли переход? Пожалеет ли о своем прошлом? О самом себе?
Чем больше он размышлял, тем грустнее ему становилось. Ему казалось, что он присутствует на проводах: уезжает его лучший друг, уезжает навсегда; друг со множеством недостатков, ничтожный и безвольный, не очень добрый, не совсем искренний, но все равно — славный парень. Он думал о старой одежде, поношенной, привычной, с которой так трудно расстаться, он думал о тихом очаровании грязных пригородов, которое не покидает вас до конца жизни. Он растроганно думал о своей судьбе. Он оплакивал собственную гибель. Лучше было умереть, чем становиться кем-то другим. И для чего все это, господи? Жалкие деньги, отдых на свежем воздухе? И это плата за измену? А если он не захочет меняться? Если он предпочтет остаться самим собой?
Легкое жжение в ягодице вернуло его к действительности. Он повернул к Фостену Вантру искаженное гневом и решимостью лицо:
— Вы, вакцинный повар, меня накололи! — закричал он. — Но я вас предупреждаю, что завтра же оставлю эту лавочку! Я донесу полиции о вашей торговле экспериментальным мясом! Я засажу вас обоих, вас и вашего милейшего Отто, пока вы меня не изрешетили! И нечего скалиться, а то дух выпущу!
— Боже! — воскликнул Фостен Вантр. — Доза оказалась слишком велика.
Он поднес к губам маленький серебряный свисток,
— Чего это вы? — спросил Альбер Пенселе.
— Ничего-ничего, дорогой друг. Продолжим нашу прогулку. Видите тех двух молодых особ? Это тоже испытательницы характеров. Регистрационные номера 1-бис и 5-бис, если не ошибаюсь. Женщины носят у нас частицу 'бис'.
— Та, что справа, мне нравится, — заявил Альбер Пенселе. — Не возьмете ли на себя труд…
Но ему не удалось закончить. Двое молодчиков, прибежавшие на свисток Фостена Вантра, схватили его.
— К профессору, — распорядился Фостен Вантр. — Передадите, что необходимо срочное исправление.
Альбер Пенселе отбивался, как одержимый, кричал, плевался, кусался. Профессор Отто Дюпон приказал привязать его к стулу и сделал ему новый укол, в двух сантиметрах от прежнего.
— Извините, — сказал профессор. — Не всегда сразу удается нащупать заказанный характер. Издержки производства. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, — ответил Альбер Пенселе. — Но я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Я вернусь в комнату самостоятельно.
В полураскрытой двери показался Фостен Вантр.
— Ну вот, — сказал он. — Вот мы и успокоились.
Пенселе пожал плечами. Он чувствовал себя спокойным, сильным, уверенным. Он ощутил зуд от желания приказывать, приказывать неважно что, безразлично кому.
— Я хочу цветов в свою комнату, — произнес он. Собственный голос доставил ему удовольствие. Он был звучным, мужественным.
— Думаю, на этот раз мы попали в точку, — сказал профессор Дюпон Фостену Вантру. Один из самых моих удачных опытов.
Альбер Пенселе испытывал некоторую гордость от того, что вызвал восхищение обоих специалистов.
— Уберите веревки, — сказал он.
Когда его освободили, он поднялся и подал профессору руку.
— До свидания, номер 14, - отозвался тот. — Увидимся через десять дней.
Внезапная тоска пронзила сердце Пенселе.
— Как это через десять днеп?
— Ну, конечно, чтобы сделать из вас мечтателя.
— Но я не желаю! Вот еще! Мне и так прекрасно! — Он стукнул кулаком по столу. Отто Дюпон ничего не ответил. И регистрационный номер 14 торжественно удалился, размахивая руками и печатая шаг по плиткам.
На следующий день номер 14 проснулся поздно, надел коричневый халат и больничную шапочку и спустился в сад. От парка, по которому прогуливались клиенты, сад для испытателей отделяла легкая ограда. Альбер Пенселе устроился под дубом с книгой на коленях. Воздух был теплым. В зеленой листве дрожали солнечные пятна. Он скоро задремал, книга выскользнула из рук.
Звонкий смех разбудил его. Он открыл глаза. В нескольких шагах сидели и оживленно разговаривали две вчерашние дамы.
Альбер Пенселе приветствовал их снятием шапочки. Они кивнули ему. Неожиданно более молодая заговорила:
— Вы — новый испытатель?
— Да, мадам.
— Мадемуазель.
— Простите…
— А что в вас сегодня?
— Что во мне?
— Ну, какой у вас характер?
— Властный, с оттенком горделивости и едва заметным мистицизмом.
— Какая прелесть! А у меня нежность с оттенком невинности и зернышком поэтичности.
— Тоже недурно. На сколько дней?
— Еще пять.
— А у меня полных девять.
— Вам везет.
— Почему вы так говорите?
— Ах, меняться неприятно.
— Откажитесь!
— Слышите, мамочка, какая решительность! Это замечательно!
— Мадам — ваша матушка?
Она засмеялась:
— Нет, мы зовем ее мамочкой, потому что она вдесь дольше всех. Она дает нам советы, наставляет…
Альбер Пенселе придвинулся ближе к дамам, и разговор продолжался так весело и непринужденно, что они даже забыли об обеде. Номер 14 рассказал о своих несчастьях и узнал, что молодую женщину зовут Иоландой Венсан, что родители ее умерли и что Фостен Вантр спас ее, когда она собиралась броситься в Сену. У нее был приятный овал лица, бледные щеки и большие сине-зеленые глаза, взгляд которых, казалось, освежал.
