только смрадный дым поднимался к небу. Спаслись единицы, в основном элита, отчалившая до первых залпов в неизвестном направлении.
Пятого сентября еврейское государство перестало существовать, на этот раз навсегда. Но из двухсот сорока его ракет средней дальности марки «Иерихон-4» почти сто пятьдесят успели взлететь, превратив в пыль половину крупных городов стран ислама. Черный метеоритный куб Каабы превратился в радиоактивный пепел вместе с древними памятниками Александрии и Каира. Победителям некуда стало возвращаться, а, потеряв общего врага, они мигом лишились подобия единства. Вспыхнул раздрай, закончившийся резней и взрывами «грязных бомб» в уцелевших Эр-Рияде и Абу-Даби.
Днем раньше войска Северной Кореи, за считанные дни поставившей под ружье треть населения, пересекли тридцать восьмую параллель и хлынули в Южную, сметая все на своем пути. В первом же боестолкновении вскрылось преимущество социалистического уклада над капиталистическим: северяне не умели делать телевизоры и автомобили на экспорт, зато не разучились держать автоматы. Так была доказана истина, известная специалистам еще со Второй мировой, — армии демократий не умеют воевать.
Еще вечером первого дня, опомнившись от потрясения, Индия и Пакистан подписали специальное приложение к договору о ненападении, имея перед глазами красноречивый пример. Но усилия Дели и Исламабада пошли прахом, когда отбившиеся от рук военные с обеих сторон начали промышлять грабежом по разные стороны рубежей.
Как и в других местах, противостояние развивалось по нарастающей. Двадцать восьмого августа страны обменялись серией ядерных ударов, стараясь опередить друг дружку и получить стратегическое преимущество. Это бледное подобие катастрофы 23-го числа (если считать мощность бомб) из-за скученности населения и неразвитости системы ГО унесло не меньше жизней. Вслед за этим армии двух государств оказались втянуты в вялые позиционные бои на всем протяжении границы, которые стихли через неделю, когда оба правительства пали под натиском обезумевших от голода толп.
Когда американские контингенты по всему миру внезапно начали паковать вещи, ни одна страна не испытала и доли того, что почувствовала Япония. Двадцать пятого августа все, от министров до гейш из чайных домиков Киото, говорили о том, что проклятые бака-гайдзины[3] смылись, бросив верных союзников в пасть дракону. Прошлой ночью базы на Хоккайдо и Окинаве обезлюдели — военный персонал в спешном порядке погрузился в «Геркулесы» и на морские суда, причем не только под своим флагом. В обстановке неразберихи было не до дипломатических расшаркиваний с бывшими друзьями. Реквизировали все, что попалось под руку, — от круизных лайнеров до сейнеров, ловивших крабов в Охотском море, и отбыли, бросив все нетранспортабельное имущество.
Япония осталась одна. Но у Страны восходящего солнца было чем защитить себя. Больше полувека она руководствовалась в своей политике обязательством «не производить, не приобретать и не иметь на своей территории ядерного оружия». Однако мир менялся стремительно, становясь все менее предсказуемым. И в конце первого десятилетия миллениума обстоятельства заставили Японию отказаться от этого донкихотского принципа.
На кону стояло выживание нации. В регионе было неспокойно: Северная Корея все чаще огрызалась, наконец-то легализовав свою атомную бомбу. Да и с Южной не все было гладко — давали о себе знать многовековые обиды и нерешенный спор из-за острова Такэсима.
Но единственной реальной угрозой был, понятно, Китай. Исполин не бряцал оружием, ему это было не нужно. Он представлял опасность самим фактом своего существования — пятимиллионной армией мирного времени (резерв был сравним с населением средней европейской страны), вторым после США военным бюджетом и стремительно растущим флотом, в котором наращивалась подводная составляющая. Здесь уже пахло претензиями на роль мировой, а не региональной сверхдержавы. Уверенно выступал он и на экономическом поле, все больше перетягивая на себя деловые интересы США в регионе. Китай был опасен даже в спокойное время, чего уж говорить об эпохе Мокусироку Хэн.[4]
Угроза назрела давно, но только в начале десятых годов Министерству обороны удалось преодолеть мощное антивоенное лобби, заткнув рты прекраснодушным дурачкам. Дело было за малым.
Никакой «комплекс вины» не мог помешать второй по технологическому развитию стране мира обзавестись собственным ядерным оружием. Третий по величине пользователь атомной энергии в мире с запасом отделенного плутония, достаточным для изготовления 2000 боеголовок — вдвое больше, чем у Китая, — за пять лет сумел создать и довести до совершенства собственную бомбу, пройдя путь, на который другим странам понадобилось лет по тридцать.
Произвести столько головных частей японцы не успели, но три сотни чистых, современных термоядерных боеприпасов мощностью от 10 до 100 килотонн было собрано. Параллельно, даже с некоторым опережением, разрабатывались средства доставки — баллистические ракеты средней дальности типов «Аматерасу-1 и -2» с дальностью поражения до 2800 км и до 5200 км.
Ракет было немного, но они были надежны, как и все, что делалось в Стране восходящего солнца. От «изделий» многого не требовалось — мощным ПРО вероятный противник обзавестись не успел, а расстояние до целей — городов прибрежной зоны — было смешное — всего 500—1500 километров.
За один день 27 августа, опираясь на мощную «пятую колонну», силы НОАК[5] без боя «освободили» Тайвань, вернув последнее пристанище Чан Кайши в лоно метрополии.
Генштаб армии Японии не стал ждать, когда китайские десантные катера появятся у родных берегов. Перед многократно сильнейшим врагом смысл имела только тактика опережающего удара.
Противник тем временем медлил: для китайских генералов операция «Цунами» осложнялась тем, что должна была быть проведена бережно. Мощность оружия следовало соизмерять с допустимым ущербом. Смыть потомков самураев в океан было несложно — для этого хватило бы и десятой доли ядерного потенциала Поднебесной, но высокотехнологичные сборочные линии и лаборатории, сухие доки и верфи, где можно строить авианосцы, нужны были целыми и невредимыми. Как, в идеале, и мозги японских инженеров и ученых, которые вряд ли откажутся работать на новых хозяев за карточки на рыбу и рис.
У другой стороны таких ограничителей не было. На восьмой день данные спутниковой разведки подтвердили, что на материке началось рассредоточение населения крупных городов. Япония нанесла превентивный удар.
Эвакуация не была полномасштабной, да китайские власти к этому и не стремились. Численность горожан в новой эпохе нужно было ввести в жесткие рамки. Давно были вывезены и укрыты ценные кадры и оборудование, в мегалополисах оставались только лишние рты, обреченное на убой стадо. Разменять четыреста миллионов чернорабочих на второй в мире промышленный потенциал — на это руководство единственной оставшейся сверхдержавы было готово. Тем более бывшие кули лепили ширпотреб для Запада, но ведь Запада больше нет. А цена человеческой жизни в стране, тоннами поставлявшей абортивный материал на стволовые клетки и для других нужд, никогда не была сколько-нибудь значимой.
И снова к небесам поднялись столбы пламени. По числу душ, покинувших бренную землю, этот день переплюнул даже 23 августа. Янцзы и Хуанхэ на сутки остановили свой бег, запруженные обломками и мертвой биомассой. Дело довершили взрывы плотин (в том числе знаменитой дамбы «Три ущелья»). В мутной радиоактивной воде покачивались трупы людей и животных, медленно пробивая себе дорогу к океану.
Ответный удар был щадящим: ядерное оружие только тактического класса, химическое — только по позициям японских войск. Всего через час на острова градом посыпались китайские парашютисты, отвоевывая плацдармы для сметающей все волны морского десанта.
Операцию предполагалось закончить за пять дней, в реальности понадобилось двадцать. Вторжение пробудило в сынах богини Аматерасу забытый воинский дух — пропитанная культом смерти философия не дала ему исчезнуть после четырех поколений сытой жизни. И вчерашний менеджер, любитель аниме про школьниц в коротких платьицах, за год до войны окончивший курсы резервистов, брал штурмовую винтовку и надевал повязку камикадзе. Тридцатипятимиллионный Большой Токио, крупнейший город мира, стал крепостью, где из каждого окна, чердака и подвала вели огонь фанатики-смертники.
