в Подгорном не всех еще обнаружили. Поэтому надо запомнить место, где он лежит, а лучше пометить. Можно условным знаком на стене дома или двери квартиры. Только не свастикой. В поле — палкой с флажком, в лесу веревкой опять же с красными флажками…
Настиного голоса все еще было не слышно, только смешки и обрывки разговоров подростков. Наверно, она уже закончила рассказывать основную тему и дала им какой-то вопрос для самостоятельного изучения.
Услышав, что в классе началось какое-то брожение, Данилов едва успел отойти от двери. Он вспомнил, что звонка сегодня не будет — вроде бы плановые работы на электростанции. Что-то слишком часто у них были эти работы.
Шум было ни с чем не перепутать — «детки» собирали вещи и сейчас гурьбой выбегут на свободу.
Но она покинула кабинет первой, и вышла так, что они чуть не столкнулись. Вид у Анастасии был такой, будто она только что вышла из клетки с тиграми. Саше показалось, что она изо всех сил старается сдержать в себе много неприятных слов, а еще что она устала, как дрессировщик после представления.
— Саша, ты не торопишься? — она вежливо улыбнулась ему. — Ты мне очень нужен.
— Правда?
Александр не мог поверить своей удаче. Полдня он думал, с чего начать разговор и на какие темы его повести, а тут все устраивалось само. Теперь надо было как-то заинтересовать ее, попытаться найти точки соприкосновения. Вроде так.
— Бандиты. Все через одного, — сказала она, когда последний старшеклассник расхлябанной походкой прошел по коридору. В старшем классе было три четверти мальчиков, почти все были одеты как Гавроши, хотя еще неделю назад им выдали новую синюю форму. Они оживленно галдели, то и дело вворачивая в речь крепкие слова. Саша был настолько увлечен, что даже не сделал замечания.
— Этот Даниэлян особенно, — продолжала девушка. — Что с ними делать, не знаю.
Надо же, почти его тезка, подумал Саша.
— Обратиться к гуманистической педагогике Макаренко, — предположил он. — Или пороть на конюшне.
— Тоже иногда думаю, что без телесных наказаний не обойдешься, — кивнула Настя. — Утром, когда поднималась, на лестнице пахло жжеными тряпками. Коноплю курили. Но чисто по-человечески их жалко. Тех, кто помладше, почти всех разобрали, взяли опекунство. Люди, лишившиеся своих детей. А этих кто возьмет? Вот и болтаются, как раньше детдомовцы. Хорошо хоть учат, а не записали гуртом в трудовой отряд. Жалко…
Она нравилась Александру все больше и больше. Ему давно никого жалко не было. Хотя он в последние месяцы не лингвистическими штудиями занимался. Узнал, и как хрипит человек, если ему перерезать глотку горлышком от бутылки, и что происходит, если выстрелить в него в упор из двустволки. Поэтому и завидовал этой чистоте.
«А ты идеалистка, девочка, — подумал Саша. — Подольше бы тебе такой оставаться».
Данилов знал о ней немного — она работала первый день. До этого трудилась воспитателем в садике, который располагался в двух шагах. Образование вроде бы имела неоконченное педагогическое. И хотя они уже мельком виделись, нормального разговора так и не получилось: только обменялись приветствиями: «здравствуйте-здравствуйте», а потом получили обоюдное согласие быть с этого момента на «ты». Это было бы забавно: человек, который не боялся идти через ад, робеет перед девушкой.
— Ты случайно не составил учебный план на четверть? — огорошила его вопросом она. — Вот уж не думала, что ей взбредет в голову его требовать. Я в школе не работала.
Сашино сердце камнем ухнуло вниз. Ну конечно. Учебный план. Но он подумал, что даже если бы еще не составил этой бумажки, сделал бы это персонально для нее.
— Вот, возьми, — он протянул ей тетрадку, где на десяти страницах был расписан план его, как он думал, будущей работы. — Вроде бы наша железная леди была довольна.
Настенька прыснула, прикрыв рот ладонью. Данилов бы многое отдал, чтобы почаще слышать, как она смеется.
— Там мой английский, но если хочешь, я для тебя адаптирую под литературу. Программу я примерно помню.
— Да нет, спасибо, — она чуть нахмурилась. — Я не дурочка.
Александр понял, что чуть не сел в лужу.
— Извини, — поторопился сказать он.
— Да ничего. Спасибо тебе за помощь.
— Ты сейчас уходишь? Или тебе еще один вести?
— Нет, всего два на сегодня. А мне показалось, что десять. До этого вела у малышей, было легче. А эти… гоблины какие-то. Какая им литература? Некоторые такое повидали, что пером не описать. Говорят, это нормальная реакция психики, но все равно тяжело.
— Если хочешь, я могу завтра посидеть с тобой на задней парте, — предложил Саша, не слишком надеясь.
— Да нет, справлюсь как-нибудь. Но за предложение спасибо. Представляешь, она хочет навесить мне еще и историю России. А я ее терпеть не могу.
«По-моему, с нами самими произошла любопытная история», — мысленно перефразировал Саша слова Воланда, но вслух ничего не сказал.
Интуиция подсказала, что она не ждет ничего от него, и незачем рассказывать ей о себе лишнего, а тем более про свои девять кругов ада. А ведь именно разговор о прошлом он берег как козырную карту. Хотел не жалости: просто думал, что тогда от ее сердца к его сердцу протянется ниточка, и, опираясь на нее, можно будет построить настоящий мост.
«Бедный, — ответила бы Настя. — Тяжело тебе было, наверное».
А он, тронутый ее вниманием, небрежно ответил бы:
«Да нет, Настенька, ерунда. Уже гораздо легче Я об это и вспоминаю, разве что снится иногда…»
«Ты счастливый… — несомненно сказала бы тогда она. — А я вот не могу…»
И здесь она вольно или невольно рассказала бы что-то про себя, что окончательно разрушило бы ее защиту и сделало бы невозможным отступление.
Так он думал, но реальность оказалось немного сложнее. В реальности Настя взглянула на часы.
— Ой, прости, мне надо бежать. Меня ждут.
На этом откровенность Анастасии иссякла. Она поднялась со стула. Это был знак, что разговор окончен, но Саша-то знал, что им по пути. Поэтому хотел выкроить еще хотя бы несколько минут. Но пока они шли по коридору до лестницы и спускались на первый этаж, она ничего не рассказала и ничего не спросила, как на то надеялся парень. В общем-то это был провал.
А у ворот школы ее уже ждали. Знакомый камуфляж, знакомое лицо. Батюшки святы! У жизни, оказывается, есть чувство юмора.
Саша моментально все понял, и ему захотелось, чтобы старый знакомец — гигантский провал в земле — материализовался у него под ногами.
— Ты не устала, дорогая? — в голосе Антона, когда он обращался к ней, было искреннее тепло.
— Это Саша, — запоздало представила девушка его. — Он у нас работает.
— Да встречались мы, — разведчик пожал Александру руку. — Обживаешься, значит, Санек? Здесь работаешь?
— Еще в стройотряде немного.
— Похвально, похвально, — он повернулся к Насте. — Ну что, детка, поедем?
Они сели в машину — защитного цвета джип, она махнула Саше рукой, и машина рванула практически с места. Выехав за ворота школы, та свернула в сторону Рассветной, где стояли только коттеджи на одну семью, которые, как парень знал, давали в основном молодоженам. Вот такая немая сцена.
А она молодец, подумал Данилов. Хорошо, что не предложила из вежливости зайти на чай. Нет
