Солнышко робко проглядывает сквозь хмурые осенние облака, а в нашем маленьком садике падают … нет, не яблоки, а грецкие орехи. Бойко так, резко. Они, словно птенцы, вылупляются из своей зеленой скорлупы. Каждый день собираем по небольшой коробке. А потом им лежать до декабря – дозревать. Удивительное дерево: огромное, живет какой-то своей жизнью и каждый год обильно плодоносит.
Ступая по желтым осенним листьям, открывая книгу перед сном, застегивая на пуговицы платье, прыгая в спортивном зале, готовя обед или возвращаясь вечером домой в полупустом трамвае, слегка прикоснувшись лбом к холодному стеклу, – я думаю о тебе. И неважно, вспоминаю ли я что-то или мечтаю о будущем счастье, плачу ли от тоски невыносимой или страстно хочу тебя: сейчас, вот в эту минуту! – неважно, что происходит со мной, но я чувствую, что мы вместе. Вопреки всему, а точнее, теперь уже во имя: во имя высокой любви и „раздвигания границ этого сраного мира“, во имя удивительных отношений между мужчиной и женщиной и рождения нового человека, новой жизни.
Во имя „соединения материального и нематериального“. А не происходит ли это и в творчестве и в профессии?
Да, всякое развитие ведет к результату. А результат конечен, результат – это смерть. Но ведь ты создаешь нечто, что будет жить уже своей собственной жизнью, твоя духовная работа вылилась в рождение нового объекта в материальном мире, который, неся в себе часть твоей души, начинает влиять на людские умы и судьбы, а значит, изменяет этот мир. Ты создаешь своей смертью жизнь. А не переживаешь ли ты тем самым новое рождение? Завершен некий проект, ставший твоим детищем, плодом земного и мучительного духовного развития. Да, ты вынужден расстаться с ним. Как женщина должна расстаться с ребенком, которого она носила в своем чреве. Она рожает, она отдает его в мир, но ведь она отдает продолжение себя, а, отдав, получает возможность нового зачатия. Так и ты: ты не умер, ты только пережил смерть, ты совершенно опустошен, а, точнее, совершенно чист, ты открыт для нового созидания.
Не бойся результата, результат – есть возможность дальнейшего развития. И больше доверяй материальному миру. Твоя великая сила – в удивительном умении чувствовать и осязать, в способности любить и созидать, творить и изменять этот мир.
Знаешь, милый, я что-то запуталась. Все это родилось во мне вчера ночью, а сегодня я в растерянности. Может я не поняла ничего, и все это полный бред, что я пишу тебе? Скажи мне… Любимый мой, когда ты со мной – во мне расцветает женщина, просто „цветет и пахнет“. И все, что происходит со мной – от этого. Знаешь, в первую неделю после нашего расставания, я не могла носить привычные здесь джинсы, рюкзак, ботинки (привычные не потому, что, как все, а просто здесь, наверное, удобнее так). Я активно чувствовала, что это все „не мое“, что я должна ходить в юбках и платьях. Тогда и другая походка, и другой взгляд, и другое настроение. На самом деле так было всегда, я имею в виду, с декабря 1994 года. Помнишь мое зеленое платьице, в котором я была на концерте органной музыки, и как ты сказал мне потом в баре: „Ты сидишь, как женщина, привыкшая ходить в джинсах“. Я как-то очень быстро забыла об этой привычке.
Да, а мясо, видно, удалось, потому что его кто-то съел, родители даже не попробовали. Таинственная произошла история. Сковорода, накрытая крышкой, стояла на плите. Вечером открыли крышку – а там пусто. Наверное, животные съели, но как же крышка? Тут еще соседка через нас проходила в сад, но не она же?
Вот так. А сегодня – твое письмо. Родной мой, со мной происходит то же самое. Я не знаю, как мне жить, когда мы далеко друг от друга, все-таки далеко. Чудовищная боль на сердце – не видеть, не чувствовать тебя. Я с тобой, милый, и мы все преодолеем. Мне только нужно знать, что ты веришь в меня.
Я люблю тебя!»
«Я не знала своей матери. Неизъяснимый и прекрасный лик ее души запечатлелся теперь во мне навсегда. Как же многолик человек, даже если это самый близкий человек, даже если это – мать?!»
«11 июля 1996 г. Мне попался на глаза сборник эротических и порнографических западных фотографий середины 19 и начала 20 веков. На снимке, вынесенном на обложку, барышня, задницей к зрителю, лежит, голова приподнята на руке, смотрит назад через задницу на зрителя. Естественная и вечная поза. Изменились только обводы тела, а позы, выражения, симфония секса, все осталось прежним, потому что природа греха вечна в рамках человека. Так же вечно стремление запечатлеть время, увидеть, убедиться в том, что это было, и будет стало быть. Как только появилась фотография, так сразу же и запечатлевать принялись самые интимные подробности отношений мужчины и женщины. Любопытно, в 19 веке увлеченно фотографировали женщин-лесбиянок, но нет в этой книге ни одного снимка про голубых.
Еще я прочел удивительную историю. Спасибо Алешковскому. Человек по имени барон Унгерн в годы гражданской войны завоевывает Монголию, устанавливает там свое владычество, правит около года, затем идет в Россию воевать с красными, надеясь на мощнейшую поддержку других белых вождей, а главное, энтузиазм местных жителей, их потенциальную ненависть к красным. Прибалтийский немец, профессиональный военный, дослужившийся до не очень великого чина в царской армии, ставший генералом во время Гражданской войны на Дальнем Востоке. Абсолютный романтик, и как всякий романтик, попадающий в кризисную ситуацию войны, либо мгновенно умирает, либо становится диктатором, террористом, и не считаясь ни с чем, начинает ковать свою идею. Он захватил на год Монголию, был там владыкой. Воюя за святую идею восстановления самодержавия в России, Унгерн стал беспощадным убийцей и палачом по отношению к своим же, а на захваченных территориях бесчинствовал, убивая по настроению и без него. Убивая людей, верил, что берет на себя их грехи, помогает им приблизиться к богу, убивая их до времени. Верил, что убивая, он спасает всех, грешных и праведных. Затем после боев с красными, когда стало ясно, что его никто не поддержал, что жители местные, не присоединяются массово к его идее воссоздания самодержавной страны, он стал отступать. Его войско ему изменило, он бежал, затем его пленяют монголы, которых затем захватывают красные, а вместе с ними и барона. В те годы в красной России, особенно на Дальнем Востоке, барон Унгерн был величиной нарицательной, страшной и роковой. Затем красные устроили показательный процесс, затем, разумеется, казнили. Кстати, общественным обвинителем на процессе был тот самый Ярославский, на дочери которого потом женился тот самый Роман Кармен (кинорежиссер, благодаря которому я познакомился с письмом Сахарова; потому что я работал в домашнем архиве Кармена во время работы над документальным фильмом о Кармене).
История удивительна не только тем, что потенциал белого движения был огромен, и можно было бы, наверное, даже организовать отдельное русское государство где-нибудь в Монголии, на окраине Китая, или даже на нынешнем российском Дальнем Востоке. Идея книжки „Остров Крым“ у Василия Аксенова вполне и очень даже вполне реалистична. Такой „остров Крым“ мог быть всюду, все для этого было у белых. Не было только лидера, не было единства. Кстати, есть прекрасные исторические примеры Тайваня, или Гонконга, когда „белые китайцы“ основали свой нормальный Китай, хотя и маленький.
История удивительна еще и взглядами этого русского немецкого барона, который хотел воссоздать самодержавие в России через воссоздание самодержавия во всех азиатских странах, восстановления из небытия, из прошлого азиатской энергии набега и захвата, создать условия, которые позволили бы вернуть Европу к естественности, от которой еще не отказались в Азии. Идея биологического, естественного хода бытия, бытия, основывающегося на сильном человеке, а не слабом, как это произошло в западной цивилизации. И Азия еще придет к нам в гости без приглашения, точнее, уже пришла: Чечня, мусульманизация значительной части нынешнего населения Германии, Великобритании, США.
Но почему исторически значимые фигуры всегда омерзительны, почему всегда нужно завоевывать, чтобы оставить в истории след. Вероятно потому, что люди признают исключительно силу, но не просьбу. Кстати, в свое время очень убедительно это продемонстрировал еще Никколо Макиавелли: „Вообще надо усвоить, что людей следует или ласкать, или истреблять, так как они мстят за легкие обиды, а за тяжелые мстить не могут; поэтому оскорбление, которое наносится человеку, должно быть таково, чтобы уже не бояться мести… Вообще, кто становится властителем города, привыкшего жить свободно, и не уничтожает его, должен ждать, что его самого уничтожат…“
Прекрасно, скажу я. И добавлю, ничего не изменилось за столетия. Это и ясный, и единственный совет для современных завоевателей, которые ввязываются в войну, которая не является
