И только тут до сознания Фелисити дошли слова Эвелин о каком-то деле. Она вскочила со скамьи и побежала следом.
– Чем же мы будем заниматься?
В последующий месяц Фелисити не раз уже раскаивалась в том, что задала старухе этот вопрос; нынешнее утро снова напомнило ей об этом. Она лежала под теплым одеялом, наблюдая, как за окном ее спальни медленно светлеет темное небо над старым дубом. Ей не хотелось ни думать, ни двигаться, ибо тело ее ныло, а под ложечкой появилось привычное тягостное ощущение тошноты.
Протерев глаза, Фелисити вздохнула, с ужасом подумав о том, что, как только она встанет, ей станет дурно. Осторожно передвинувшись на край постели, она медленно встала. Все было хорошо. Может быть, сегодня и обойдется. Ей так этого хотелось, ибо объяснять свои утренние задержки миссис Блэкстоун ей с каждым днем становилось все труднее.
Старуху же переполняла энергия, и Фелисити порой даже поражалась ее неутомимости. Они работали в госпитале и в приюте для сирот, и все это было чрезвычайно важно. Фелисити уставала неимоверно, порой у нее не было времени даже посидеть в течение дня, но эта работа приносила ей колоссальное удовлетворение, и она спешила заняться ею, забывая об участившихся обстрелах города.
Одно было плохо – не было Дивона.
Она ждала его ежеминутно, ежечасно, она переживала за его жизнь и гордилась им. Она молилась и плакала. Слава Богу, что ее еще как-то спасала работа в приюте – не то она давно бы сошла с ума от беспокойства.
Справившись с очередным приступом тошноты, Фелисити поспешила накинуть халат и в то же мгновение услышала требовательный стук во входную дверь. Ее обнаженные руки застыли в рукавах зеленого халата.
Стук повторился еще сильней. Девушка испугалась, что это может быть один из тех янки, что периодически пробирались ночами в осажденный город, и бросилась в холл. Но там ее ожидало нечто иное.
– Неужто это вы, маста Дивон? Мы уж и не чаяли увидеть вас живым!
– Тысячу покорнейших извинений, милая Руфь! А вот и бабушка! Бодра, как всегда, слава тебе, Господи!
Что ответила на эту тираду внука Эвелин, Фелисити так и не услышала, хотя и не сомневалась, что ответ, как всегда, был весьма саркастичен. Затаив дыхание и ничего вокруг не слыша, кроме родного голоса, глубокого и мужественного, Фелисити босиком тихо спускалась вниз по лестнице.
Пройдя несколько ступенек, она остановилась и увидела, как Дивон нежно целует бабку в сморщенный висок, затем он слегка отстранился, и взгляд его упал на широкие ступени лестницы.
Дивон медленно выпрямился, запрокидывая свое прекрасное, бронзово-загорелое лицо и, как слепой, двинулся ей навстречу. Она стояла, едва не теряя сознания.
– Ну, Дивон, видишь, как все замечательно обернулось! Эту девушку мне послал сам Бог! Эй, малыш, да ты меня слышишь?
– Я все слышу, ба, – как-то отрешенно ответил Дивон, продолжая подниматься по лестнице, как во сне, и протягивая к Фелисити руки. Коснувшись ее, он сдавленно крикнул и, подхватив на руки, понес обратно наверх.
Войдя в комнату, капитан ногой прикрыл дверь и бережно усадил девушку на ковер. Она тут же откинулась назад, всем своим телом призывая его к поцелуям. Однако их не последовало. С удивлением Фелисити открыла глаза – тяжелые желваки ходили по скулам Дивона, а руки, скрещенные на груди, заметно дрожали.
– Какого черта ты здесь? – грубо спросил он, но в глазах его сверкнул такой огонь страсти, что капитан тут же вынужден был надменно сузить зеленые глаза.
Фелисити напряженно ждала продолжения.
– Черт возьми, Рыжая, я оставил тебя в Нью-Йорке живую и невредимую не потому, что мне так хотелось, но потому, что так было лучше для тебя. А ты здесь. Как ты сюда добралась? На лодке? Только не говори мне, что все было очень просто, я знаю, каково пробираться сейчас в город. Неужели тебе было мало минувших волнений? А этот твой жених? Неужели он опять понятия не имеет, где тебя носит?
Поток вопросов, наконец, кончился, и Дивон устало отошел к окну, на минуту высунув голову, чтобы глотнуть свежего воздуха и остудить разгоряченную голову. Фелисити откашлялась.
– С какого из этих вопросов ты хочешь, чтобы я начала? – Дивон молчал, и девушка решила отвечать в том порядке, в каком ей заблагорассудится. – Хорошо. Приехала я сюда поездом… как и в прошлый раз. Никаких приключений со мной не было, и о помощи я никого не просила, ибо просить о чем-нибудь я могу только тебя.
Дивон стиснул зубы.
– Твои комплименты мне не нужны.
– Я их и не говорю, просто объясняю, что приехала в Чарлстон не морем. Что еще? Ах да, мой жених. – Девушка широко и беззаботно улыбнулась. – Мои дела Иебедии не касаются. Да и раньше не касались. Видишь ли, на самом деле мы никогда и не были помолвлены. Просто у меня была такая идея – и, надо сказать, одна из худших – выйти за него замуж. Слава Богу, что у Иебедии хватило ума не согласиться на это.
– Подожди-ка минутку, – Дивон как-то странно и чересчур внимательно изучал свои широкие ладони. – Так ты говоришь, что ты хотела за него выйти, а он… Он не захотел тебя? – Выражение лица у Дивона, когда он задавал этот вопрос, было неописуемо.
– Ну… и я-то не очень хотела. Просто решила доказать отцу свою серьезность и независимость. А он… Да, он отказал мне. – Фелисити опустила голову.
– М-да, этот господин оказался значительно глупей, чем я думал.
– Я так надеялась, что ты поймешь это раньше. – Девушка тяжело поднялась с ковра и сделала шаг по направлению к возлюбленному. – Я приехала на юг, чтобы выйти за тебя замуж.
Руки Дивона опустились, беспомощно и печально.
– Разве я не говорил тебе, почему это невозможно сейчас?
– Потому что война, – прошептала Фелисити и сделала еще один шаг.
– Да, война.
– И ты стремишься обезопасить меня.
– Я стремлюсь. – Капитан продолжал стоять, как каменный. Все труднее было ему сдерживать свою страсть, а время сейчас было не для постели, а для важных решений. – Что плохого в таком стремлении, Рыжая?
– Ничего. Но я не оранжерейный цветок – я женщина, у которой есть на плечах собственная голова, которая, как и тело, знает только одно: хочет быть с тобой. С тобой. А когда тебя нет, то в твоем доме… в нашем доме. – Фелисити подошла к Дивону вплотную и положила тонкие пальцы на обветренные губы, пытавшиеся возражать. – Я знаю, что война, что Чарлстон в опасности, но я знаю также и то, что люблю тебя больше жизни и что вдвоем мы сможем преодолеть все опасности и все трудности. – Пальцы ее горячо ласкали небритые жесткие щеки. – Ты не можешь меня оставить, Дивон! Если ты не хочешь жениться на мне, я согласна быть просто твоей любовницей. Может быть, когда война кончится…
Договорить ей Дивон не дал.
– Боже, как я терзался из-за тебя… – Руки его погрузились в густое золото ее кудрей. – Если бы с тобой что-нибудь случилось… – Губы капитана легкими касаниями ласкали бледные веснушки на розовом носике. – Ты сама, сама не оставляй меня… Никогда! – Ладони его закрыли ее лицо, а глаза засветились фантастическим блеском. – Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя… – И рот открылся, чтобы поглотить пунцовые жаркие губы.
Фелисити таяла в руках этого человека, который отныне и навеки принадлежал ей. Руки ее сомкнулись на мощной загорелой шее, и угар поцелуев затуманил сознание обоих.
Через некоторое время рука Дивона скользнула по ее бедру, дошла до колен и под градом голодных поцелуев он поднял девушку и направился к широкой старинной кровати, где уложил на прохладные белоснежные простыни.
Губы и тела слились, уносясь по бурному морю, откуда так трудно возвращаться.
