решил себя убить. Но возможно, и к лучшему. Вы же знаете, он был совершенно никчемным. Может быть, дурная наследственность.
Скарпетта вытаскивает блокнот и ручку:
— Ты сказал, у тебя есть для меня информация. Поэтому я здесь. Если просто хочешь поболтать — я ухожу. У меня нет ни малейшего желания сидеть с тобой.
— Вторая часть сделки, мадам Скарпетта, — произносит он, блуждая взглядом по комнате, — это моя казнь.
— Я согласна.
Он довольно улыбается.
— Расскажите, — он подпирает щеку рукой. — Как это происходит?
— Безболезненно. Тиопентал натрия оказывает седативное действие, панкурониум-бромид — расслабляющее. Бертолевая соль останавливает сердце, — по-научному объясняет Скарпетта. Жан-Батист зачарованно слушает. — Довольно дешевое средство, со стопроцентным результатом. Смерть наступает через несколько минут.
— А мне не будет больно, когда вы сделаете укол?
— Ты никогда не испытаешь ту боль, которую причинял другим. Ты мгновенно заснешь.
— Вы обещаете, что станете моим доктором? — Он начинает поглаживать банку из-под «пепси». Ужасный длинный ноготь на правом большом пальце испачкан шоколадом, видимо, от пирожного.
— Хорошо, если ты поможешь полиции. Так что за информация?
Он диктует ничего не говорящие Скарпетте имена и адреса. Исписав страниц двадцать, она начинает подозревать, что Шандонне морочит ей голову. Информация бесполезна. Может быть.
Дожидаясь, пока он дожует пирожное, Скарпетта спрашивает:
— Где твой брат и Бев Киффин?
Жан-Батист вытирает рот и руки рубашкой, мускулы напрягаются при каждом движении. Шандонне очень силен и невероятно проворен. Скарпетте все труднее подавлять эмоции, в памяти упорно всплывает та ночь, когда этот человек, отделенный сейчас лишь стеклом, пытался ее убить. Она вспоминает лицо Джея Талли, который обманул ее, а потом тоже пришел за ней. Просто необъяснимо, как близнецы помешаны на Скарпетте. Она сама не верит в это. Удивительно, но сейчас Жан-Батист Шандонне вызывает у нее одно чувство — желание поскорее забыть ужасы прошлого. Здесь он безобиден. А через несколько дней будет мертв.
Скарпетта не вернется, чтобы сделать инъекцию, ее совершенно не волнует, что пришлось лгать.
Он не отвечает на ее вопрос, а вместо этого произносит:
— У Рокко есть небольшой chateau[30] в Батон-Руж, странное местечко, где живут гомосексуалисты. Прямо в центре города. Я бывал там много раз.
— Ты слышал о женщине из Батон-Руж, по имени Шарлота Дард?
— Конечно. Она была слишком некрасивой для моего брата.
— Ее убил Рокко Каджиано?
— Нет, — Шандонне вздыхает, словно ему вдруг стало скучно. — Я же сказал, она была слишком некрасивой для моего брата. Вам стоит внимательней меня слушать. Батон-Руж. — Он отвратительно ухмыляется, взгляд блуждает по комнате. — Знаете, жизнь человека можно прочитать по его рукам.
Ее руки лежат на коленях, она держит блокнот и ручку. Шандонне говорит о ее руках, словно может их видеть, хотя взгляд его остается бессмысленным, как у слепого.
Симулянт.
— Господь ставит знаки на руках сынов человеческих, чтобы они знали о поступках своих. Каждая мысль и деяние оставляет свой след. Рука может рассказать об уме и талантах человека.
Скарпетта внимательно слушает, удивляясь, к чему он клонит.
— Во Франции можно увидеть в основном точеные руки. Как мои. — Он поднимает вверх ладонь с длинными узкими пальцами. — И как ваши, мадам Скарпетта. У вас изящные руки художника. Теперь вы знаете, почему я не трогаю руки. «Психономия рук, или руки как показатель умственного развития».
Скарпетта молчит.
— Да, импульсивных. Вот вы пришли без предупреждения. Неожиданно. Вы — человек резкий. Хотя сангвиник.
Он смакует слово «сангвиник». В средневековой медицине так называли человека, у которого кровь преобладает над остальными жидкостями организма. Считается, что сангвиники — жизнерадостные и оптимистичные, но сейчас Скарпетта этого не чувствует.
— Значит, ты не трогаешь руки. Поэтому на руках твоих жертв нет следов укусов, — произносит Скарпетта.
— Руки — это душа. Я не трогаю средоточие того, что освобождаю. Я только облизываю руки избранных.
Он определенно пытается унизить ее, но Скарпетта еще не все выяснила.
— Следов укусов нет и на стопах ног, — замечает она.
Вертя пустую банку из-под «пепси», Шандонне пожимает плечами.
— Ноги меня не интересуют.
— Где Джей Талли и Бев Киффин? — снова спрашивает Скарпетта.
— Я устал.
— Зачем тебе защищать брата после того, как он обращался с тобой всю жизнь?
— Я мой брат, — странно отвечает Шандонне. Затем морщится и начинает тереть живот, взгляд бесцельно бродит по комнате.
— Кажется, меня тошнит.
— Тебе больше нечего сказать? Если нет, я ухожу.
— Я слепой.
— Ты притворяешься, — выдает Скарпетта.
— Вы лишили меня зрения, но я видел вас. — Он проводит языком по острым маленьким зубам. — Помните свой замечательный домик и гараж с душем?
Вернувшись из Ричмонда, с места преступления, вы пошли в гараж, чтобы переодеться. Вы были в душе.
Скарпетта пытается подавить гнев и стыд. Она ездила на место преступления, обследовала полуразложившийся труп, найденный на причале в Ричмонде. Вернувшись домой, она проделала в гараже обычную процедуру: сняла рабочую одежду, ботинки, завернула все в пластиковый мешок и пошла в душ. Скарпетта не могла войти в дом, не смыв с себя запах смерти.
— Маленькое окошко в двери вашего гаража так похоже на окошко в моей камере, — продолжает Шандонне, отрешенно блуждая взглядом по комнате. — Я видел вас.
Его губы искривляются в уродливой улыбке, из языка течет кровь.
У Скарпетты холодеют руки, по спине пробегают мурашки.
— Обнаженной. — Он начинает сосать язык. — Я смотрел, как вы раздевались. Это было прекрасно, словно изысканное вино. Вы были бургундским, округлым и терпким, со сложным букетом. Такое нужно пить сразу, одним глотком. А сейчас вы больше похожи на бордо, потому что становитесь насыщеннее, когда говорите. Не в физическом смысле, конечно. Мне нужно было увидеть вас обнаженной, чтобы прийти к этому выводу. — Он прижимает руку к стеклу, руку, способную превратить человеческое тело в кровавое бесформенное месиво. — Да, определенно красное вино. Вы всегда...
— Довольно! — голос Скарпетты срывается на крик, ярость выплескивается наружу, словно внезапная буря. — Заткнись, ты, грязный кусок дерьма. — Она вплотную подходит к стеклу. — Я не собираюсь выслушивать этот бред. Мне плевать, что ты тут говоришь. Мне плевать, что ты видел меня голой. Думаешь, ты меня испугал? Думаешь, мне есть дело до твоих извращенных фантазий? Мне плевать, что я сожгла тебе глаза, когда ты размахивал этим чертовым молотком перед моим лицом. И знаешь что самое
