женщиной, о которой Джей постоянно думает. Особенно в таком месте, где она только и делает, что подкармливает аллигаторов и лангустов на пристани. Если бы она могла, то давно бы уже свернула Скарпетте шею. Бев мечтает о том, что когда-нибудь ей представится такая возможность. Тогда Джей больше не будет говорить об этой шлюхе. Он не будет полночи пялиться на темную реку, думая о ней.
— Почему тебе все время надо о ней говорить?
Бев подходит ближе и наблюдает, как пот струйками стекает по его прекрасно сложенному телу, за пояс обтягивающих джинсов. Она смотрит на его крепкие бедра. Ее ярость вырывается наружу:
— Это, черт возьми, несправедливо! Давай заканчивай и поработай кое-чем другим. Да положи ты этот мясной топор!
— Это резак, дорогая. Если бы ты не была такой тупой, то знала бы.
Его красивое загорелое лицо блестит от пота, глаза горят холодным огнем.
Она наклоняется и кладет полную руку на бугорок между его ног. Джей спокойно раздвигает ноги и откидывается на стуле, чтобы ей было удобнее расстегнуть ширинку. Она не носит лифчик, дешевая блузка полурасстегнута так, что видна полная грудь, которая не вызывает в нем никаких чувств, кроме тупого желания обладать. Он разрывает блузку, пуговицы отскакивают на пол, и начинает ласкать Бев так, как она этого хочет.
— Не останавливайся, — она стонет и притягивает к себе его голову.
— Хочешь еще, детка?
Джей берет в рот ее сосок, соленый вкус кожи вызывает в нем омерзение, и он грубо отталкивает ее ногой.
Глухой звук падающего тела, ее изумленный вскрик не в первый раз нарушают зловещую тишину рыбацкой лачуги.
11
Из царапины на левом колене Бев сочится кровь.
— Почему ты больше не хочешь меня, малыш? — говорит она, осматривая рану. — Раньше ты так сильно хотел меня, что я не могла от тебя отделаться.
Из носа у нее тоже течет кровь. Она отбрасывает назад короткие темные волосы, уже начинающие седеть, и запахивает порванную блузку, неожиданно устыдившись своей уродливой наготы.
— Я хочу, когда
Он снова начинает орудовать ножом. Крошечные кусочки сырого мяса и костей вылетают из-под тонкого, блестящего лезвия, прилипают к заляпанному столу и потной груди Джея. В душном тяжелом воздухе висит приторно-кислый запах гниющего мяса, и мухи, лениво жужжа, выписывают зигзаги, словно жирные аэропланы. Они кишат в окровавленной корзине, их маленькие черные и зеленые тела сверкают на солнце, напоминая пролитый бензин.
Бев поднимается с пола. Она наблюдает, как Джей рубит мясо и сбрасывает куски в корзину, отпугивая мух, которые через секунду с оглушительным жужжанием бросаются обратно.
— И теперь мы должны есть здесь...
Она всегда так говорит, но они никогда не едят за этим столом, это собственность Джея, и Бев хватает ума его не трогать.
Он злобно отмахивается от комаров:
— Черт, ненавижу этих тварей! Когда ты, наконец, пойдешь в магазин? В следующий раз попробуй только вернуться всего с двумя баночками мази от комаров.
Бев исчезает за дверью туалета. По размерам он напоминает нос маленькой лодки, там даже нет бака для отходов. В полу проделана небольшая дырка, а внизу между сваями, поддерживающими дом, стоит ванная, которою Бев опорожняет раз в день. Ее преследует навязчивая идея, что однажды в туалете окажется аллигатор или морской уж. Она часто вскакивает и заглядывает в дырку, ее толстые ноги дрожат от страха и напряжения.
Когда они впервые встретились с Джеем, она уже была довольно толстой. Это произошло случайно, в Вильямсбурге, куда Джея привели дела его семьи. Ему нужно было жилье, а у нее имелся домик, в грязном, заросшем местечке, с заброшенными ржавыми трейлерами и мотелем, где жили проститутки и торговцы наркотиками. Когда Джей впервые появился на ее пороге, Бев взволновала его сила, он сразу ей понравился. Она пришла к нему, как до этого приходила ко многим мужчинам, за грубым неумелым сексом, единственным для нее способом удовлетворить одиночество и злость.
В ту ночь шел сильный дождь, Бев приготовила ему тарелку говяжьего супа с овощами и тост с сыром. Ее дети прятались, наблюдая, как мать обхаживает очередного незнакомца. В то время она не задумывалась о своих детях. Она старается не думать о них и сейчас, не спрашивать себя, как они живут. Они на попечении государства и без нее им гораздо лучше. Это кажется смешным, но Джей относился к ним лучше, чем она сама. Он был совсем другим, когда в ту ночь впервые повел ее в постель.
Три года назад Бев была привлекательнее, но здесь, от нерегулярного питания, плавленого сыра и полуфабрикатов, располнела. Она не может весь день отжиматься и делать приседания, как Джей, поэтому не получает физической нагрузки. За лачугой трава кишит мидиями, вместо земли там навоз, который простирается на мили. Поэтому ходить почти негде, только на причале. Только направляя лодку Джея в узкие протоки, Бев может сжечь несколько калорий.
Для его лодки хватило бы и обычного, маленького мотора, но Джей хотел иметь лишь мотор в двести лошадиных сил и с нержавеющим покрытием. Он любил рассекать речные просторы, держа курс на известные лишь ему места, или тихо проплывать под кипарисами, затаившись каждый раз, когда над головой пролетал вертолет или маленький самолет. Он ни в чем не помогает Бев, он слишком отличается от нее и всей этой мерзости, слишком тщеславен, чтобы запятнать себя, свою красоту. На материк он отправляется только чтобы добыть денег, а не бегать по поручениям, как Бев. А она, в свою очередь, может отважиться пойти на материк в любое время, потому что сейчас едва ли походит на свою фотографию в списках тех, кого разыскивает ФБР. Выцветшая от солнца кожа, припухшее лицо, короткая стрижка.
— Почему мы не можем закрыть дверь? — спрашивает Бев, выходя из маленькой грязной ванной.
Джей подходит к старому, шестидесятых годов, холодильнику, в некоторых местах покрытому ржавчиной, и достает себе еще пива.
— Я люблю, когда жарко, — он шагает по старому проваливающемуся паркету.
— Вся прохлада от кондиционера выходит, — как всегда, жалуется она. — И у нас почти кончился бензин для генератора.
— Тогда тебе придется пойти достать еще. Сколько раз тебе повторять, подними свою жирную задницу и пойди достань еще.
Джей смотрит на нее странным взглядом, как обычно, когда поглощен своей игрой. Его плоть напрягается в тесных джинсах, но очень скоро он удовлетворит свое желание, это произойдет лишь когда решит он. Запах его тела, смешанный с гниющим зловонием, окутывает ее, когда он выносит корзину на улицу, мухи роем несутся следом. Он начинает проверять ловушки для крабов, вытягивая их по одной за желтые нейлоновые веревочки. У него много вершей. Куски мяса, которые слишком велики для ловушек, он просто выбрасывает в воду, где их тут же подхватывают щуки, унося на самое дно. С черепами всегда большая проблема, потому что их можно опознать. Джей предпочитает истолочь их в пыль и смешать с белым порошком, который держит в пустых банках из-под краски. Пыль, получившаяся из мела и раздробленных костей, напоминает ему подземные ходы Парижа, на глубине двадцати пяти метров.
Устроившись на узкой постели возле стены, он кладет руки под голову.
Бев скидывает с себя разорванную блузку, дразня его, словно стриптизерша. Но Джей умеет ждать, он не реагирует, когда она касается его губ, дрожа от желания. Это может продолжаться очень долго, несмотря на ее мольбы, и когда он будет готов, только тогда, он укусит, но не сильно, чтобы не осталось следов, потому что он не хочет быть похожим на Жан-Батиста, своего брата.
Раньше Джей был так опрятен, его мягкая кожа благоухала. Но теперь, в бегах, он редко моется, только иногда опрокидывает на себя несколько ведер воды из реки. Бев не смеет жаловаться на жуткое зловоние у него изо рта и паха. Единственный раз, когда она заикнулась об этом, он сломал ей нос и заставил заниматься с ним любовью, получая удовольствие от ее крови и боли.
Когда Бев убирается в лачуге, она всегда пытается оттереть пятно около кровати, но кровь упряма.
