Теперь Уилл почти все время, даже по вечерам и дома, носил темные двухсотдолларовые очки. Это называлось у него «фазой кинозвезды».
Он использовал любой, даже самый сомнительный, повод, чтобы не оставаться дома. Честно говоря, Уилл боялся быть рядом с Мэгги и детьми. Может быть, он не любил их больше, не чувствовал, что хочет быть с ними, но в то же время и не хотел причинять им боль.
Не хотел, чтобы с ними что-нибудь случилось.
Стоял тихий солнечный день, когда Уилл на своем новеньком «мерседесе» въехал в Нью-Йорк. Он чувствовал себя невероятно опустошенным, как будто внутри абсолютно ничего не осталось. Утром Уилл пытался поговорить с Палмером, но, само собой, младший брат ничем не помог. Более того, Палмер заявил, что не желает больше иметь с ним ничего общего.
Уиллом владело одно чувство: покончить со всем, положить конец этой жизни, может быть, устроив эффектную автокатастрофу. На узкой, петляющей улице его кабриолет разогнался до ста миль в час. Однако с аварией ничего не вышло — слишком хорошо работали рефлексы. Или, может быть, он все же не хотел умирать. Пока.
Да и с какой стати ему стремиться к смерти?
«Примула» била рекорды посещаемости, собирая полные кинозалы как в Штатах, так и по всему миру. Абсурдная картина стала хитом и уже несколько месяцев не уходила с первого места в рейтингах популярности. Еще более абсурдным было то, что его провозгласили новым Клинтом Иствудом или Харрисоном Фордом. Какой идиотизм! Уилла тошнило от Голливуда, тупо потакавшего вкусам публики.
Всего за одну неделю ему прислали для ознакомления более сотни сценариев. В конце концов Уилл сделал выбор в пользу еще одного бестселлера, мощного психологического триллера под названием «Колокол ветра». После проведенных переговоров ему предложили контракт на четыре миллиона долларов.
Съемки должны были начаться уже на следующий день. Режиссером фильма стал знаменитый британец Тони Скотт. Никто не сомневался, что «Колокол ветра» станет очередным бестселлером — он имел для этого все необходимые «ингредиенты».
Уилл не сомневался в другом: зрители получат еще один кусок коммерческого дерьма. Он знал, что хорошо, а что плохо, как знал и то, что дурачит мир и рано или поздно тот на нем отыграется.
Он не читал и терпеть не мог эти гребаные критические статьи, потому что в них писали правду, потому что критики видели его насквозь. Он был собачьим дерьмом на палочке.
И не мог так больше.
Не мог быть и оставаться Уиллом Шеппардом, доживающей легендой, великим экс-футболистом, «невероятным Красавчиком», «мистером Мэгги Брэдфорд».
Въехав в Нью-Йорк и увидев указатели на Бродвей и 242-ю улицу, Уилл вдавил в пол педаль газа, и «мерседес» быстро вышел на сотню с лишним.
Движение было плотным, и он мчался, перескакивая с полосы на полосу под сердитые сигналы разъяренных водителей.
«Я больше не хочу быть Уиллом Шеппардом», — думал он, ведя машину сначала одной рукой, потом одним пальцем, потом — полюбуйтесь! — вообще без рук.
'Я не желаю так жить.
Не могу.
Не об этом ли думал мой отец, когда погружался под воду?'
Глава 72
Он шел под воду. Глубже, глубже, глубже. Вода была прохладная и темная. Оказывается, тонуть не так уж плохо.
В качестве Уилла Шеппарда он начал вечер с посещения гостиницы «Красный лев» в Гринвич-Виллидж. Будучи Уиллом Шеппардом, он пропустил семь порций скотча, чистого, без содовой. Оставаясь Уиллом Шеппардом, он разыгрывал перед небольшой аудиторией пьяных поклонников свой величайший триумф в форме «Манчестер Юнайтед».
С учетом того, что все пили за его счет, публика была с Уиллом и ловила каждое его слово.
— Уилл! Уилл! — принялся скандировать один из них.
Англичанин. Возможно, настоящий фанат.
— Белокурая Стрела! — откликнулся Уилл насмешливо, но его иронии, похоже, никто не заметил.
— Белокурая Задница, — крикнул кто-то сзади, из глубины переполненного бара.
Уилл остановился на полуслове. Обидчиком оказался какой-то панк в черной кожаной куртке и черных джинсах, возомнивший себя мачо. Уилл бросил недовольный взгляд на немытого придурка.
Еврошваль. Надо ему показать.
Панк пробился к нему через толпу. С ним были два приятеля. Уилл заметил татуировки у них на руках: то ли сокол, то ли орел.
— Ты — вонючая задница, — повторил панк, останавливаясь перед Уиллом.
В его голосе явственно чувствовался немецкий акцент. Толпа предусмотрительно откатилась.
— Пидор, — добавил один из его приятелей. — Британский гомик.
Да, определенно немцы.
Злость, на протяжении двух дней копившаяся и искавшая выхода, с ревом вырвалась из глотки вместе с отборными ругательствами.
Панк сделал шаг вперед и поманил Уилла пальцем.
— Ну, попробуй. Давай, попробуй сделать меня, ты, тухляк.
Уилл так и не понял, откуда в руке панка взялась цепь. Да это и не имело никакого значения. Он бросился на немца.
Белокурая Стрела ударил первым. Ему требовалась драка. И он ее получил.
Он вышел из «Красного льва» с царапинами и синяками. Ничего серьезного. Ничего смертельного.
Он помнил, что должен прибыть на съемки.
Да пошли они! Этот триллер куда психологичнее.
И вдруг... Они выскочили из темноты, окружавшей заброшенный склад неподалеку от Гудзон-стрит. Их было несколько человек. Целая банда. И они принялись колотить его чем попало. За что, почему — он не знал. «Эй, приятели, может, я сказал что-то не так?» Он ничего не понимал и ничего не чувствовал, кроме острой боли от ударов — в голову, в живот, в пах, по ребрам, — и каждый удар отдавался в мозгу. «Наказание», — подумал Уилл, падая на тротуар.
Справедливое воздаяние за преступления, грехи, за всю жизнь.
Они держали его за руки и за ноги. Не давали пошевелиться. Они били его лицом о бетон. Из носа текла кровь. Потом его подняли за ноги, точно кусок мяса на крюке.
И опять били. Колотили, пинали, колошматили до тех пор, пока в его теле не осталось, как ему казалось, ни одной целой кости. Странно, но физическая боль не доставляла мук.
Если тебе больно, значит, ты жив, верно?
Мир вдруг закружился, устремляясь в водоворот. Все сделалось красным. Тягуче-красным. Уилл почувствовал, что падает, проваливается, устремляется в бездонную черную дыру.
Его оставили подыхать на нью-йоркских улицах.
Не так уж это и страшно.
Он всего лишь шел по стопам отца. Он всегда знал, что кончит примерно так.
«Уилл Шеппард обнаружен мертвым на улице».
Странно, но последней мыслью Уилла было промелькнувшее в сознании воспоминание о собаке, которую он убил много лет назад. А ведь тот пес ему нравился.
Глава 73
Такое могло быть только кошмаром. И ничем другим. Я спала. Я спала?
Манхэттенская полиция явилась ко мне домой около полуночи. Новость преподали вежливо, однако хорошие манеры не могли смягчить боль. Ноги не держали, и мне сразу пришлось сесть. Я думала, что потеряю сознание или меня вырвет. Шок.
В конце концов мне удалось дозвониться до Уинни Лоуренса, который жил неподалеку, и мы вдвоем
