истребителей имели радиостанции (последние комплектовались ими всегда), что позволило наконец-то наладить наведение истребителей на цель и управление воздушным боем как с земли, так и непосредственно командирами групп в бою. Пары истребителей теперь могли действовать на увеличенных дистанциях друг от друга, в разомкнутых порядках и эшелонированно по высоте. Командиры групп стали более свободны в принятии решения, активно стал перениматься опыт противника.
Но, что самое главное, к середине войны практически в каждой эскадрилье были опытные летчики, купившие кровью свое мастерство в первые годы войны. Считаные месяцы назад им приходилось учиться на собственных ошибках, когда ценою ошибки зачастую была жизнь. Но зато теперь эти бывалые летчики с орденами на груди очень бережно относились к вводу в строй молодого пополнения. Вспоминает Александр Рязанов: «Когда я попал на фронт, в первый месяц взял меня под опеку один из ветеранов полка Владимир Абрамов, впоследствии Герой Советского Союза… Он долго не давал мне боевых вылетов, а в первом полете на прикрытие Ил-2 сказал: «Встань мне в хвост и не теряйся…» Он прекрасно знал уровень нашей подготовки, старался передать свой опыт, понимал, что война войной, а человека можно погубить зазря».
Именно под чутким руководством опытных летчиков молодым советским пилотам предстояло совершить свои первые вылеты.
Боевым вылетом у летчиков-истребителей считался либо вылет за линию фронта, либо вылет, в ходе которого произошло соприкосновение с противником. Работали истребители всегда по вызову. На линии фронта находились пункты наведения авиации, откуда по рации связывались с КП полка и давали данные по предстоящему заданию.
Летчики, если погода была летной, ожидая получение задания, находились на аэродроме. Как правило, из трех эскадрилий полка одна все время дежурила на случай появления над аэродромом самолетов противника или иных непредвиденных обстоятельств. Вспоминает Анатолий Бордун: «Мы сидим в своих машинах в течение часа, потом вылезаем из них, на дежурство другая эскадрилья заступает. И так все по очереди. Благодаря этому дежурная эскадрилья могла сразу же взлететь по сигнальной ракете, а остальные эскадрильи также в случае необходимости быстро бы в воздух поднялись».
Но вот командир полка получил задание с пункта наведения и ставит задачу группе летчиков. Подготовка к вылету у истребителей, как правило, была самой минимальной. Им было достаточно лишь провести карандашом на карте линию от какой-нибудь точки рядом с аэродромом до цели. При этом свой аэродром не обозначали, чтобы, если собьют, враг не узнал, где он находится. Но зато каждый хороший летчик-истребитель всегда старался работать над тем, чтобы держать в памяти карту предстоящего района боев. Вспоминает Анатолий Бордун: «В любом месте, где мы останавливались, у нас в хате потолок всегда был разрисован. Наши техники переносили на потолок карту района боевых действий, извилины рек, дороги, контуры леса и другие характерные моменты рельефа местности. А уже на печках и стенах мы сами рисовали углем или карандашом карты каких-то дополнительных районов, куда нам предстояло лететь. Соответственно, когда мы отдыхали, то вольно или невольно смотрели на эти карты на потолке и стенах, запоминали».
Получив задание от командира полка, летчики устремлялись к своим самолетам. Техники, дежурившие возле них, докладывали, что машина исправна и готова к бою. И только после этого летчик садился в кабину, ожидая сигнала зеленой ракеты. После чего летчики начинали взлетать по одному или парами.
Летали летчики, как правило, в сапогах и гимнастерках, при этом боевые награды обычно висели у них на груди во время вылета. Зимой пилотам также выдавали меховые унты и меховые куртки. Но куртки надевали далеко не все. Вспоминает Григорий Кривошеев: «Истребитель первым делом должен видеть, что у него сзади творится, а с этим меховым воротником ничего не видно. Я подходил к самолету, отдавал куртку технику и летел в гимнастерке. В кабине тепло, ведь мы фонарь всегда закрывали, а собьют где-нибудь – замерзну, конечно, ну и черт с ним. Может быть, я потому и жив остался, что голова вертелась».
Основными задачами советских истребителей были вылеты на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, а также на перехват немецких бомбардировщиков.
К середине войны, сопровождая бомбардировщиков, советские истребители до линии фронта, как правило, шли обычным строем крыло в крыло. Хотя, если обстановка в небе была напряженной, истребители также могли идти до линии фронта «ножницами». Особенность этого боевого строя состояла в том, что часть истребителей шла с правой стороны, набрав высоту метров 600–700 над сопровождаемыми самолетами, и переходила со снижением на левую сторону. А истребители, шедшие с левой стороны, со снижением переходили направо. Потом и те и другие снова набирали высоту, и все повторялось. Подобные действия позволяли истребителям сохранять скорость и лучше контролировать воздушное пространство.
После пересечения линии фронта ведущие перестраивались вперед, а ведомые держались на дистанции 150–200 метров от них. Истребители при этом находились на высоте 300–500 м над клином «пешек», чтобы, в случае чего, не дать истребителям противника атаковать наши бомбардировщики.
Вылетали истребители на такие задания обычно не меньше чем звеном. А когда бомбардировщики Пе-2 выходили в район бомбометания, истребители перестраивались в «этажерку». Так назывался этот боевой порядок, когда истребители разбивались, как правило, на три небольшие группы. Одна группа оставалась сверху над бомбардировщиками и должна была не допускать, чтобы истребители противника могли ударить по «пешкам» сверху. Еще одна группа начинала летать вокруг района бомбометания на высоте входа бомбардировщиков в пикирование. А третья группа точно так же летала на высоте их выхода из пикирования. При этом вторая и третья группы всегда летали с противоположным курсом: если вторая по часовой стрелке, то третья – против часовой, и наоборот.
