предназначались для перевозки людей и грузов. После 2 часов полета, в обход Демянского плацдарма 16-й немецкой армии под командованием Клейста, приземлились в деревне, находившейся в шести километрах от линии фронта. Привезли нас к генералу, и он, не обращая внимания на наши юные лица и сержантские звания, сразу объяснил обстановку — 4 дня назад в район юго-восточнее Демянска был выброшен десант в количестве 2700 человек во главе с подполковником Тарасовым. Выброска была неудачной, десанту не удалось пробиться к Демянску, и уже два дня с десантниками нет связи. Только на третьем ночном вылете в Демянский лес мы увидели три слабых костра в лесном массиве и решили садиться. С высоты место для посадки выглядело как узкое и длинное белое пятно. Сели, развернули самолет для взлета. Я с пистолетом в руке стал двигаться в сторону замеченных костров. Нашел десантников, и меня привели к политруку по фамилии Катков, который принял командование над остатками десанта после тяжелого ранения подполковника Тарасова. Договорились о сигналах и порядке эвакуации раненых. Первыми рейсом вывезли Тарасова. Всего за десять дней спецзадания мы сделали 22 посадки в тылу врага и вывезли 40 раненых десантников и доставили боеприпасы и продукты окруженным. В предпоследнем вылете мы передали Каткову пакет с приказом на прорыв. Из окружения вышло 342 оставшихся в живых десантника, а через два месяца нам вручили ордена Боевого Красного Знамени. Эту неудачную операцию 204-й воздушно-десантной бригады военные историки нигде не упоминают… Кстати, эта история имеет свое продолжение. В 1968 году я с детьми отдыхал в Адлере, в санатории «Кудепста» Министерства обороны. Там же находилась тренировочная база ЦСКА и в это время проходил сбор хоккейной команды клуба армии. Как-то во время обеда за наш стол присел Анатолий Тарасов, знаменитый тренер сборной СССР и команды ЦСКА по хоккею. Разговорились, он спросил, чем я занимаюсь. Ответил, что я летчик, подполковник, штурман полка. Тарасов сказал, что очень уважает летчиков, которые в войну спасли его отца: вывезли раненого на самолете из немецкого тыла. Когда он услышал, что экипаж в составе Маруса и Рапопорта спас его отца и один человек из этого экипажа сидит перед ним, он встал, пожал мне руку. И с того дня началась наша крепкая дружба с великим тренером и прекрасным человеком Анатолием Тарасовым. Орден Боевого Красного Знамени, который мы называли «Боевик», был заветной мечтой каждого летчика. Сколько пилотов погибло, так и не успев получить или заслужить этот орден… Вообще наградная тема в годы войны весьма сложная и специфическая.
— В конце 1942 года получил орден Красной Звезды, в 1943 году представляли пару раз на орден Отечественной войны, но судьба наградных листов неизвестна. Летом 1944 получил второй орден Красного Знамени, и уже в 1945 году орден Суворова 3-й степени. В годы войны существовала строгая система награждений в летных частях. Например, звание Героя Советского Союза в штурмовой авиации давали за 100 успешных боевых вылетов, на бомбардировщиках фронтовой авиации и в дальней авиации — за 200 вылетов, на ночных бомбардировщиках представляли к этому высокому званию за выполнение свыше 500 вылетов. У нас за первые 80 вылетов давали орден Красной Звезды, за последующие 50 — орден Красного Знамени, а если кто доживал до 300 вылетов, получал второй орден Красного Знамени. Орден Отечественной войны давали в основном за выполнение специальных заданий. Наградной лист заполнялся командованием полка, да еще требовалась подпись комиссара, а дальше в «высоких» штабах уже решали, кому чего дать, и, как правило, половина представлений или терялась или заменялась на награду более низкого уровня. Поймите, не за ордена воевали, а за Родину. Конечно, никто не хотел возвращаться домой, как говорится, с пустой грудью, но от простых пилотов мало что зависело.
Командир братского 72-го драп майор Завражный ходил с тремя медалями «За отвагу» на богатырской груди, правда, потом добавилось еще три ордена. Он был бесстрашный летчик, но всегда говорил начальству правду в лицо или просто посылал их подальше, когда получал приказы, заведомо обрекавшие его летчиков на бездарную, ничем не оправданную гибель. Он не боялся ни трибунала, ни черта лысого. Вот вместо орденов и давали ему редкую для летчиков медаль «За отвагу». Звание Героя уже он получил посмертно… Не было в этом вопросе полной справедливости, это точно… И таких примеров многие сотни. Хотя уже ничего не поправишь. Например, разбомбил мой экипаж мост через реку Ловать, по которому шло все снабжение окруженной Демянской группировки немцев. Я же не пойду к командиру полка подполковнику Сонину с возгласом: «Василий Николаевич, заполняй наградной лист». Это было просто выполненное боевое задание. Тем более через день немцы этот мост восстановили, и все начиналось по новому кругу. Полк штурмовиков полег там полностью за неделю штурмовок этого проклятого моста… Еще раз повторяю, в бой шли не за орденами. В конце 1942 года представили группу летчиков нашего полка к высоким орденам. Меня в списке не было, хотя боевых успешных вылетов я имел на порядок больше, чем у пилотов, фигурировавших в наградном списке. В сердцах я сказал что-то типа «да пусть подавятся моим орденом…» При этом присутствовали четыре летчика. И уже утром вызывают меня в штаб полка, и командир с комиссаром начали «промывать мне мозги», мол, им лучше знать, кто достоин наград, а кто нет. Хорошо, что хоть антисоветскую пропаганду не пришили. С тех пор мне стало все равно, наградят или нет.
Меня три раза представляли к званию Героя. Первый раз послали представление осенью 1944 года, за выполнение 500 боевых вылетов, и это представление оставили без ответа. Через три месяца командир дивизии вновь заполнил наградной лист на звание Героя, вновь без реакции. В феврале 1945 года по указанию командира танковой армии генерала Рыбалко за выполнение специального задания и по совокупности боевых вылетов снова послали представление, и даже командир нашей воздушной армии Руденко лично позвонил и поздравил с присвоением. Как потом выяснилось, маршал Жуков не подписал представление и заменил Звезду Героя на орден Суворова. Причин этому я не знаю. Вместе с моим последним представлением к награждению был послан наградной материал на Героя еще на нашего летчика Образцова, так ему заменили на орден Ленина. Но, например, в соседнем полку воевал капитан Ерофеевский, цыган по национальности, хоть и записан был в документах русским, так ему дали звание Г ероя только после тысячи боевых вылетов!
Не думаю, что это связано с антисемитизмом. У нас в полку его не было, могу заявить с полной уверенностью. Когда смерть ходит с тобой каждый день в обнимку, мало кого интересует твоя национальность, важно, как ты воюешь. Нас в полку было 4 штурмана-еврея. Розенберг был ранен в апреле 1942 года, ему ампутировали ногу. Мой однокурсник по училищу Давид Гельфонд воевал геройски, был награжден орденом Ленина и Боевого Красного Знамени, летал в экипаже с грузином Георгием Омадзе, оба погибли при бомбежке фашистского аэродрома Гривочки, когда на бреющем полете восемью бомбами по 50 кг ночью разбомбили стоянку 30 немецких самолетов. Их самолет уже после войны нашли на дне озера Вершинское и останки похоронили в городе Порхове. Еще один еврей, 19-летний Миша Кацва, летал в экипаже с моим близким другом татарином Шакиром Фахрутдиновым и тоже погиб. Приходило в полк еще несколько пилотов-евреев, но они вскоре погибли, и к концу войны среди летчиков полка я остался единственный еврей. Только в моей эскадрилье сражались вместе русские, украинцы, белорус, казах, грузин, двое татар. На национальной почве никаких конфликтов не было. Мне лично в войну никто не смел сказать, что евреи отсиживаются в Ташкенте. Штурман дивизии был боевой летчик Шмульман по прозвищу Вася Шум, да и уже упомянутый мною майор Завражный был наполовину одесский еврей, фамилия его матери была Гивентмахер. Комиссар полка был еврей, но не летал, не имея летной подготовки, так он особо не лез командовать, и к нему претензий не было. К теме о политруках давайте вернемся позже.
— Пополнение летчиков шло непрерывно в ходе боев. Это были пилоты из разных авиационных училищ, закончившие, как правило, годичный курс первичного обучения. Летчики-штурманы были в основном из Чкаловского училища. В каждой воздушной армии было как минимум по одной дивизии ночных бомбардировщиков. В 6-й ВА на СЗФ насчитывалось 150 самолетов По-2, на заключительном этапе войны, когда мы были в 16 ВА, уже насчитывалось в ее составе 250 ночных бомбардировщиков. Штабы направляли заявки на пополнение. Но могу сказать точно, что к нам не списывали проштрафившихся летчиков из других частей или ограниченно годных после ранений. Новичков вводили в бой постепенно, составляли смешанные экипажи, где пилот или штурман имели боевой опыт, и после 20 вылетов ребята из пополнения шли на задание самостоятельно. Если у новичка были проблемы с пилотированием, его посылали на 3-месячные курсы в 9-й зап — запасной авиаполк, стоявший в городе Вышний Волочок. А там и медведя научат летать. Та же система была и в случае прибытия на фронт нового полка, уже сформированного в тылу. Полк садился на наш аэродром, экипажи смешивались, и в течение 2 месяцев новички набирались опыта непосредственно в бою.
