лежащий раненый солдат как закричит: «Медсестра! Медсестра! Раненый танкист ожил!» Потом госпиталь; пока я выздоравливал, наши уже освободили Одессу. Тогда узнал, где стояла моя бригада, в Одесской области есть станция Раздельное, и сбежал туда из госпиталя. В бригаде как узнали, что я свой, меня сразу в новый экипаж направили. Тех ребят, с которыми был, я больше уже и не видел. Кто говорил, что раненые, никто точно не знал, пополнение новое пришло.
После прибытия участвовал в Ясско-Кишиневском прорыве. Вначале артподготовка, мы форсировали Днестр, взяли городок Бендеры и за городком ночью зашли в лесок. И там нас самолеты «илы» обстреляли, наши летчики, потерь, к счастью, не было. По Молдавии мы прошли с малыми боями, потери тоже были небольшие. Но под Тирасполем серьезные бои были, через Днестр плацдарм был захвачен еще по весне, наши солдаты там днем в окопах по колено в воде сидели. Рано утром мы по понтонному мосту перешли и вошли в прорыв, потери были.
Затем ночью форсировали р. Прут в районе г. Камрад по железнодорожному мосту, который фашисты не успели взорвать. И вошли в Румынию, румыны нам не сопротивлялись уже, они потом вошли в антигитлеровскую коалицию и совместно с нами участвовали в боях, особенно в Венгрии. Но местное население нас встречало не особенно. После Румынии вошли в Болгарию. Там особых боев не было, только бой был за г. Бургас, потому как там фашисты хорошо укрепились, и в Софии довелось участвовать в уличных боях. У нас был танковый десант, улочки неширокие, два танка уже не проедут. Мы были уже обстрелянные, из подвалов и из окон был обстрел, гранаты на нас кидали, мы как боролись: люк приоткрывали, у нас в каждом танке был запасной пулемет Дегтярева, и из него заряжающий через люк противника обстреливал. Но в городе пехота самое главное делала, дома зачищала, мы их поддерживали, где-то за стенку спрячешься, где-то за дом, и подавляешь огневые точки противника. Там фашисты не очень крепкие были.
После Софии мы прошли через горы в Югославию, поддерживали югославских партизан из армии Тито, вместе с югославами пошли на Белград. Немцы в нем сильно сопротивлялись, но там большую часть сами югославы воевали, мы их поддерживали. Мы в Белград заходили через небольшой городок, в нем освободили лагерь военнопленных. В Белграде потеряли много танков, в конце сентября 1944 г. нас опять в Белграде пополняли. Там я присутствовал на параде югославской армии, сам Тито выступал, нас как гостей пригласили.
Оттуда мы пошли в Венгрию, без боев переправились через Дунай, прошли маршем до г. Дебрецена, здесь участвовали в больших боях, после которых фашисты отошли под Будапешт. У озера Балатон в бригаде много танков сгорело, наш тоже. Под Балатоном мы столкнулись с «Пантерами», «Тиграми» и даже с T-VII, «Королевским тигром». Было это зимой, наш танк сгорел, ему болванка в борт попала. Вывалились оттуда, убежали кто куда, в траншеях немецких постреляли и пошли к своим. Я пришел в штаб, мне сразу говорят, в одном экипаже раненый механик, иди туда. Вот я пересел в другой экипаж.
Все же начали теснить немцев, вошли в Будапешт, там наши танки фаустники хорошо жгли, из подвалов лупили. Наши братья пехотинцы их уничтожали, мы сами тоже. Большие потери были. Как с фаустпатронщиками бороться? Только матушка пехота и сами где заметим, или отъезжали в сторону, стреляли из пушек, но что пушкой сделаешь? Если бронебойным — не выкуришь, осколочно-фугасным — у фундамента взрывается, немец в глубь подвала забьется, не достанешь, так что большинство пехоты с фаустниками расправлялось. Там долго бои были, наш танк тоже подбили, нас вытягивала ремонтная бригада, спамовцы, на одних катках. Наш танк где-то за городом восстанавливали, а в это время бои шли, теснили фашистов в городе.
Как танк отремонтировали, у нас в экипаже изменения — нового командира машины поставили. Немца уже в сторону Австрии теснили, там же лесистая местность, горы, нелегко прорываться. Мы возле Вены в прорыв вошли, там были сильные укрепления, сразу большие потери понесли, нашу танковую бригаду назад отвели, где-то нашли все-таки слабину, прорвали. И тогда нам на танки посадили десантников, по бочке солярки, два ящика боеприпасов привязали — и в прорыв. Вену обошли без боев. Но все же фашисты уже слабые были, наши в Берлине сражались, 1945 год, фашисты уже не так сильно сопротивлялись.
Подошли мы к г. Ленцу, встали под ним, не заходя, там и встретили 9 мая. Стояли мы ночью в лесочке, танки замаскировали ветками. Я сиденье разложил, спал, командир с заряжающим на боеукладке спали, весна, тепло. У радиста рация всегда включена была, вдруг радист как ударит меня в бок, обнимает, я не пойму, что случилось, кругом стрельба такая, кричат. Я вначале подумал, что фашисты наступают, сильная стрельба. Когда в люк высунулся, радист кричит: «Победа! Победа!» Командира с заряжающим разбудили, обнимаемся, выскочили, кто кричит, кто стреляет. Обнимались, целовались, кто плакал, кто смеялся. Откуда-то взялись гармошки, песни пошли, пляски.
— Мирное население в Молдавии и на Украине очень хорошо встречало, но больше всего мне понравилось в Болгарии. Там нас прекрасно встречали, везде и всюду, чуть остановились — вино, всякие закуски. Особенно когда мы освободили один приморский город, там очень хорошо встречали.
— Было такое. Я не один раз был в оборонительных боях, в атаку не ходили, а в обороне использовали. Под Сталинградом свое оружие поменяли на немецкие автоматы, они получше ППШ были. Во-первых, скорострельность лучше, во-вторых, в ППШ чуть песок или земля попала, уже заклинивает, в- третьих, у наших были диски, а у немецких рожки, удобнее было, пусть и патронов меньше. Тогда, в Сталинграде, всякого оружия можно было набрать. Мне, как механику-водителю, и командиру танка выдали «наганы» с барабанами, семизарядные. Мы под Сталинградом по фашистским землянкам и траншеям полазили, я себе нашел «парабеллум». Он, правда, тяжелый, но стрелял хорошо. Да и наша пехота немецкие орудия применяла, особенно в Югославии, всю войну с немецкими пулеметами воевал наш Ванька.
— Представьте себе, вплоть до выхода на р. Миус танковых десантников у нас практически не было. Вот когда уже вышли на границу с Румынией, в Ясско-Кишиневской операции, у нас десантники, можно сказать, постоянно были. Особенно когда подошли к границе с Венгрией, потом с Австрией. Там у нас десантники с танков не слезали.
— Вы знаете, когда в танке едешь, не сильно видишь врага. Только когда на орудие наезжаешь, чувствуешь. Хорошо скребет по днищу.
— Большая дружба. Как привозили обед, завтрак, ужин — все вместе, кто-то брал котелки, ходил на кухню за едой, если кого-то нет, дожидались, ели только всей компанией. Когда за границей шли, сплоченность вообще была большая. Друг за друга горой стояли. Сколько я экипажей прошел, командир себя не выпячивал, ни разу не видел деления, вот я командир, а вы солдаты. Правда, был один случай, когда мы в станице Большекрепинской стояли. Из училищ пришли молодые ребята на должности командиров, у нас поставили нового командира в звании мл. лейтенант, в хромовых сапогах, уже с погонами, начал себя выпячивать, дескать, я ваш командир, я над вами поставлен. Мы что сделали, как раз начались бои за Саур-могилу, у всех же оружие было, мы уже первые траншеи прошли, начался артобстрел второй линии немецких траншей, мы поставили танк в лощинку. Командир нам: «Вперед!» Мы: «Подожди! Мы тебя убьем, но командовать нами не будешь. Вылазь!» Он нам: «Ребята! Я больше не буду!» И представьте себе, стал совершенно другим человеком. Сменил свои хромовые сапоги на обычные, надел солдатские брюки, стал своим парнем.
