пятнадцать оставалось, когда пряхмо в центре этой группы' разорвался снаряд…
За этот бой меня представили на «Героя». Мы три дня держали автостраду. Но заменили на Красное Знамя. Почему? Через некоторое время немцы прорвались в тридцати километрах правее. Командующий вроде сказал: «Какие вы герои?» А я-то при чем? Мне дали три километра, я их три дня держал, никого не пропустил. Представляли через месяц, когда немцы прорвались. Может, если сразу бы это сделали, то дали…
После этого боя меня назначили заместителем начальника'штаба полка вместо погибшего Шипова. А через месяц назначили заместителем командира полка.
— По танкам какими снарядами стреляли?
— Бронебойными — ими надежнее. Т-3 или Т-4 — эти разваливались при попадании снаряда, а болванка тяжелые танки насквозь пробивала. Если при этом детонировал боекомплект, то башню с погона срывало.
— Какое соотношение в боекомплекте было бетонобойных к бронебойным и осколочно- фугасным?
— По-разному. Что на складе есть, в той пропорции и выдадут. Болванкой хорошо по танкам стрелять, а если дом надо завалить, то тут без фугасного не обойдешься.
— Какое было прозвище у самоходок ИСУ-152?
— Зверобой. «Коровами» их никто не называл.
— Как подбирали заряжающего?
— На ИСУ-152 было раздельное заряжание. Снаряд весил 48 кг и гильза килограммов 16–20, медная — больше, картонная — меньше. Для заряжающего это феерически тяжелая работа. Старались подбирать ребят соответствующей комплекции — ростом примерно 160 сантиметров, чтобы головой о крышу не бился, но чтобы руки и ноги были как у штангиста.
— В экипаже было четыре человека?
— У меня всегда было пять человек. Наводчик, заряжающий, радист, командир машины и механик- водитель.
— Роль радиста?
— Пулемета на ИСУ-152, к сожалению, не было. Хотя потом ДШКставили, но моя батарея таких машин не получала. Это обстоятельство вынуждало нас приватно где-то добывать трофейный пулемет, и мы почти всегда его имели с запасом патронов. Он обычно лежал на броне в ящике. Вообще, помимо пулемета на крыше рубки всегда лежало 4–5 ящиков со снарядами. За рубкой стояла бочка с горючим. Машина шла к полю боя, всегда имея этот верблюжий горб. На исходных позициях мы горючее из бочки заправляли во внутренние баки и выкидывали. Иногда дополнительные баки сбрасывали, но снаряды не сбрасывали, они — на башне. Полтора боекомплекта машина всегда имела. Двадцать штук — это мало. Мы во время паузы очередной снаряд брали не из укладки, а из ящиков.
— Вам приходилось покидать горящую самоходку?
— Пару раз. Один раз по глупости — внутри загорелись тряпки с маслом. Пришлось выскочить. Ребята сразу бросили брезент, пожар потушили. А один раз — в бою. Снаряд пробил броню и загорелся порох. Но он медленно горит — выскочить просто. Ну, и бывало не раз пробитие без пожара. В Прибалтике в самоходку попал крупнокалиберный снаряд, когда мы были внутри. По машине пошли искры, как от автогена. Я до сих пор не знаю, что это было, но ощущение, что пожар начался. Правда, прошло это очень быстро.
— Как использовали самоходки вашего полка?
— В основном нас использовали для поддержки танков. Мы двигались чуть сзади них. Мы не решали самостоятельных задач, но обеспечивали выполнение задач основным боевым подразделениям — танковым и стрелковым. Поскольку наш полк входил в состав танковых армий, нас побатарейно придавали танковым бригадам.
— На марше вы не отставали от Т-34?
— Колонна всегда состоит из различных машин, которыми управляют водители с самым разным уровнем подготовки. Дай Бог, чтобы бригадная колонна двигалась со скоростью 20 километров в час. В целом мы не были помехой, обузой для Т-34.
— Батареи потери имели?
— Как же без этого. Командиры машин почти все поменялись за полтора года.
— Различали ли вы СУ-152 и ИСУ-152?
— Сейчас я даже не скажу, в чем их отличие. Только в названии. Пушка 152 мм, снаряд 3 пуда, а на чем ходит — плевал я на это. Меня не интересовало, семь у нее катков или шесть, 20 снарядов укладка или 22 — тоже.
— В самоходке что-то ломалось?
— Как и в любом механизме. Выходила из строя ходовая часть, подшипники летели. Мотор мог забарахлить. Если ее хорошо обслуживать, она будет хорошо ходить. Текущий ремонт экипаж проводил своими силами. Иногда участвовал в среднем ремонте, а капитальный мы никогда не делали.
— Экипаж весь участвует в ремонте вместе с командиром?
— Все 100 процентов. Бывали командиры-белоручки. Здесь у него белое подшито, френч у него не из такого материала, как у других… Такие надолго не задерживались. Кому он нужен такой? Меняли таких или воспитывали.
— Как строились взаимоотношения в экипаже? Не возникало панибратство?
— Я так скажу: слово «пани» — отбросим, а «братство» оставим. Экипаж был одной семьей. Конечно, многое зависит от командира и отхарактера членов экипажа, но в большинстве случаев, в абсолютном большинстве, экипаж — это одно единое целое, это один человек. Такого не бывало, чтобы один-два что-то делали, а другие сидели-смотрели-курили. Все работали вместе. Допустим, машина заправлена, а боеприпасы надо загружать. Все идем загружать боеприпасы. Или, допустим, осталось горючее залить. Тогда один шланг готовит, другой открывает бочки. Работа распределяется таким образом, чтобы она была выполнена максимально быстро.
Конечно, была подчиненность. Команды я отдавал, как положено, но я не говорил командиру орудия: «Товарищ сержант, я приказываю!» Я слово «приказываю» никогда не произносил. Я просил. Или не буду же я говорить: «Ну-ка застегнись» или еще что, если нам через 5 минут в бой вступать. Это же чушь.
В самоходке два офицера — командир и механик-водитель. Это два главных члена экипажа. Конечно, иерархия была. Побывали в бою, сидим, обедаем, один котелок на всех, наркомовские сто грамм — тоже. Если есть свободное время — у солдат и сержантов свои байки, у офицеров есть свои дела, свои профессиональные вопросы, свой круг обязанностей. Но как только появилась общая задача, иерархия перестает существовать.
— В училище вас учили водить?
— Обязательно. Командир машины всегда мог подменить механика-водителя.
— Когда вошли на немецкую территорию, какое было отношение к немцам?
— Про всех не могу сказать, но у моих ребят злобы не было. К солдатам ненависть определенная
