– Матвей, а сколько у нас осталось времени?
– Немного. Хочешь что-то спросить?
– Да, раз я буду отвечать на различные вопросы, не мог бы ты ответить мне на один мой?
– Давай кратко отвечу.
– Я его задавал в числе прочих перед походом в погань. Но теперь, перед судом, он является самым важным. Почему я иногда не понимаю некоторых слов и воспринимаю собеседника по-разному, даже тебя? То ты вещаешь как проповедник, то нормально говоришь. Почему здесь метрическая система измерения? Месяцы, недели, сутки…
– Влад, – перебил меня Матвей, – помнишь, как ты научился нашей речи?
– Помню, конечно.
– А горло у тебя иногда не болит, особенно после долгого разговора?
– Ты и это знаешь?
– Приходится, – усмехнулся Матвей. – Отец Эстор научил тебя не совсем нашему языку и речи. Он проник в твою голову и к имеющимся там образам привязал термины нашего языка и способ построения фраз. Если что-то в Арланде не имеет аналогов в твоем мире, то ты не знаешь этого слова, и наоборот. Общение при помощи образов – самое быстрое и легкое и не требует перевода: всегда найдутся аналоги вещей, изделий, местности и многого другого. Так он понял твою жизнь, поступки и слова – и не нашел в тебе зла.
М-да, зла не нашел, зато нашел что-то другое и дэргом постоянно обзывал. Понятно. Дедок не просто вложил мне матрицу языка: он просканировал мою память. Хреново. Такому деятелю самое место в спецслужбе. Кто тут у нас шпиен мерикосовский, выходь лучше сам, пока падре не пришел. Хуже будет.
Не ругайся, ты прав.
– Так вот, – продолжал Матвей, – когда ты пытаешься перевести образы в речь, ты говоришь на нашем языке. Твое горло еще не привыкло к нему, и поэтому после долгого разговора ты чувствуешь небольшую боль. Это скоро пройдет. Также отец Эстор научил тебя письменности. Ты ведь наверняка что-то читал и понимал.
– Да.
– Наша письменность основана на рунах, как и язык. Алфавит и язык твоей родины я знаю – дед научил. Поверь мне, нет ничего общего.
– И как долго это продлится?
– Года два-три, не больше, а потом база знаний исчезнет, и те слова, что ты не употреблял, уйдут из твоей памяти. Ты станешь четко различать, на каком языке ты говоришь.
– Матвей, а я смогу сейчас понимать, на каком языке я разговариваю и читаю?
– Конечно, месяц несложных тренировок – и все. Но оно тебе надо? А как видеть руны, я тебе сейчас покажу.
Матвей подошел к тумбочке у стены, взял из нее бумагу и чернильный набор. Положил на стол и что-то написал.
– Читай, – протянул он мне лист.
– Мама мыла раму. Матвей, ты издеваешься?
Матвей заржал:
– Нет, конечно. Надави на глаза, несильно только, и вновь прочти.
Сделаю. Нет, он точно издевается. Довольный такой сидит. Попробуем почитать, что написала эта сволочь. Так бумага, букв… какие на хрен буквы – несколько кружков с линиями и черточками: это же похоже на земные руны!
Понятно, падре увидел у меня это в голове и привязал образ. Извинить мою тупость может только то, что за эти три дня не было свободного времени. Как будто с горы бежал. Надеюсь, что тот, который наверху, вчера меня услышал.
– Матвей, а почему рун меньше, чем букв. Ты ведь понял, о чем я?
– Понял, а кто тебе сказал, что ваш и наш алфавит по количеству знаков одинаков? На Земле все алфавиты разных языков имеют одинаковое количество букв?
– Нет.
– А многие руны в отдельном написании означают слова. Две руны вместе означают одно, а третья, добавленная к ним, меняет смысл полностью. Отец Эстор научил тебя общему языку и письму. А есть еще диалекты, наречия, языки других рас, тайные языки вроде языка магов. Ты во всем этом сейчас хочешь разобраться?
Мама, роди меня обратно. Это дикая помесь английского и китайского на Арланде не одна… Падре, спасибо. Не забуду. Но мог и больше потрудиться. Слабо было закинуть мне в башню все языки?
– Нет. Значит, образы моего мира привязаны к понятиям Арланда. Я мыслю на своем, но говорю на вашем языке. Так?
– Да.
– А как же я слышу?
– А ты прислушиваешься к тому, что ты говоришь?
Не понял. Что за связь?
– Матвей, я…
– Ты, – перебил он меня, – вслушайся в то, что ты произносишь. Сейчас ты все делаешь на автомате. Говоришь, слышишь – ты все воспринимаешь машинально. Попробуй сейчас вслушаться в свои слова. Скажи: «леди, дама, сударыня, госпожа»…
– Ну леди, судары…
– Ты ничего не слышишь. Я произнес эти термины на русском языке. На общем языке Арланда – это одно и то же слово. Единственное слово. Бестолочь.
Я опупел.
– Попробуй вслушаться.
Попытаюсь. Что еще мне осталось делать?
– Леди, дама.
Неприятное мельтешение в голове, резкие звуки. Одинаковые звуки. Я пошатнулся.
– Вот так, Влад. Слов в общем языке меньше, чем в русском. Чем ближе образ по смыслу к слову, тем более четко ты его произносишь, тем лучше тебя понимают и тем лучше ты понимаешь сказанное другими. Самое близкое по смыслу слово на русском при обращении к благородной – это «леди». К благородному – «господин».
Я опупел в кубе.
– А…
– А таких слов много. На Арланде изначально был один язык, и заимствований из других не было. Корчма, трактир, гостиница – тоже одно слово. Различается степень пренебрежения, выказываемая постановкой ударения при произношении. Трактир – самое пренебрежительное слово. Гостиница – наоборот. Корчма – нейтральное. А твои словечки на русском, которые время от времени проскальзывают, очень близки по смыслу к образам в голове у собеседника. Не парься. Это не магия. Это временный дар Создателя. Прими все как есть. Никакого вреда от этого нет. Дед это проходил. Тем более что белгорцы привыкли к незнакомым словам. Мы с Дуняшей их подготовили.
Пипец. Падре. Моя благодарность не будет иметь границ, и о разумных пределах я не заикаюсь. Ты – молоток. Прости меня, что не смог оценить сполна твой труд сразу. Ты гений сыска, и так далее. Дзержинский ты наш с Макаренко вместе.
– Ну что, Влад, пошли?
– Пошли.
Пройдя два квартала, мы остановились перед площадью. Табор, настоящий табор.
