магазина.
Вспоминаю, и мне начинает сниться, как она мне позвонила на дачу из автомата – там у магазина были автоматы – и сказала, плача: «У меня велосипед украли».
Наверное, я был отчасти виноват. Я послал ее в магазин, купить какую-то чушь, вроде маникюрных ножниц, она – вроде бы! – куда-то задевала, потеряла маникюрные ножницы, и я сказал: «А раз потеряла, вот теперь поезжай и купи!»
Ножницы она купила очень плохие. За восемьдесят копеек, прекрасно помню. Какие-то тупорылые, нелепые.
А велосипед оставила на минутку около входа – она часто так делала, вообще там всегда стояла гора велосипедов, и никто не брал – а вот в этот раз увели.
Она позвонила, и я пешком быстро пошел ей навстречу, у меня в руках была тяжелая трость, и я смотрел на всех велосипедистов, которые ехали навстречу, бешенство меня охватило, и если бы я увидел какого-нибудь паренька на похожем велосипеде – наделал бы дел, честное слово…
Потом мы даже позвонили в милицию, приехал к нам на дачу наш районный следователь Волков, чудесный человек, майор, кажется. Принял заявление, но сказал, что наш велосипед уже, наверное, развинчивают на запчасти. Очень было обидно. Все это вспомнилось во сне, и проснулся с гадкой мыслью, что вору легче, чем потерпевшему, что если бы я даже свой собственный – то есть дочкин собственный – велосипед стал бы отбирать назад с помощью дубины, то я же был бы и виноват…
А вор бы сказал, что он «просто хотел прокатиться».
Тьфу.
Чай
Я рассуждаю о способах заварки чая.
Сижу за длинным низким столом, передо мной расставлены коробочки с разными сортами чая, на спиртовках в круглых колбах подогревается чистейшая вода. Чайники – железные, глиняные, фарфоровые, стеклянные.
Чашки, ложки, ситечки. Перед столом, на табуретах и подушках, сидят люди и смотрят на меня. Я объясняю – какой чайник подходит для какого сорта, какие нити пузырьков должны быть в закипающей воде, сколько времени заваривать, как переливать из заварочного чайника в сервировочный и прочие секреты.
Все на меня смотрят. Кто-то записывает в блокнот.
А я вдруг понимаю, что притворяюсь. То есть обманываю этих людей. Потому что на самом деле я не разбираюсь в этих чайных тонкостях.
Но продолжаю говорить, на ходу сочиняя красивые подробности.
– Чай знаменитого сорта «зеленый гравий императорского сада» нужно заваривать водой, пузырьки в которой дошли до стадии «дракон поднимает гребень», и наливать ее в глиняный чайник струей толщиною в мизинец младшей сестры воина и высотой в два размаха крыльев бабочки, которой приснилось, что она – философ Чжуан Цзы.
То есть бред, чушь, ахинея. Очень стыдно. Но все записывают.
И я на всякий случай записываю тоже.
Второй сон. Записи
Записываю что-то в блокнот, сидя на унитазе.
Кто-то из домашних вежливо стучит в дверь и спрашивает, долго ли я там буду заседать.
Я говорю:
– Сейчас вот буквально два слова допишу…
Снаружи смеются.
Бабушка
Звонит телефон в нашей коммунальной квартире, в нашей первой коммуналке, где мы жили в бабушкиной комнате впятером: бабушка, папа, мама, няня Ася и я.
Звонит телефон, черный, с тяжелой трубкой на прямом шнуре, с металлическим диском, на котором награвированы буквы, а в дырочках видны цифры. Телефон, прикрученный к стене, в которую вбиты два гвоздя.
Один сверху, и на нем висит карандаш на суровой нитке, которая затянута на прорезанной перочинным ножичком неглубокой бороздке: чтоб не сползало. Второй гвоздь ниже, и на него нацеплено несколько бумажек, несколько тетрадных листочков: для общего блага, записать что-нибудь. Стена покрашена темно- бежевой масляной краской, и на ней всё равно написаны номера и слова вроде «Галина Георгиевна», «домоуправление» и «такси». Такси помню: Б-5 00 00.
Звонит телефон, в квартире никого нет, я беру трубку, я не маленький мальчик, мне не пять и не шесть лет, как тогда. Но и не столько лет, сколько сейчас. Мне лет десять – пятнадцать, я говорю: «Алло, алло!»
Мне говорят:
– Это Денис? Это Денис Драгунский?
– Да, да.
– Это из милиции звонят. Мальчик, твоя бабушка Рита разбилась на машине. Насмерть.
– Бабушка! – Я вскрикиваю, я поражен, я убит, слезы сразу полились, но через несколько мгновений соображаю: какая машина? при чем тут бабушка?
– На какой машине? – спрашиваю.
– На «ЗИМе», – говорят в трубке.
– На каком? – Я ничего не понимаю.
– На собственном, – говорит человек. – На собственном автомобиле марки «ЗИМ». Она не справилась с управлением, выехала на встречную и столкнулась с грузовиком.
– Неправда! – кричу я и вешаю трубку.
Конечно, неправда! Откуда у моей бабушки собственный автомобиль «ЗИМ» – правительственный лимузин? Да, в то время они были в продаже, я даже помню цену – сорок тысяч дореформенных рублей; об этом говорили; их иногда покупали разные академики и народные артисты, но при чем тут моя бабушка?
– Неправда, – говорю я и стукаю по телефону ладонью.
Поворачиваюсь и натыкаюсь на маму с папой.
Папа молчит. Мама гладит меня по голове.
– Правда, – говорит мама. – Папа купил бабушке машину «ЗИМ». Ты же помнишь?
И я вдруг вспоминаю, как прошлой зимой, под Новый год, папа вдруг позвал всех нас во двор, мы вышли, и там стоял новый темно-бежевый «ЗИМ», длинный, великолепный. И папа сказал, что вот, в благодарность за все заботы, в знак любви, он на все заработанные в прошедшем году деньги купил своей маме самую лучшую машину.
Мне радостно за бабушку, потому что она вся сияет. Но немножко обидно за мою маму: видно, что она бы сама не отказалась от такого подарка.
Мама спрашивает:
– Рита Львовна, что же, вы будете сами водить машину?
Бабушка отвечает:
– Я ведь жила в Америке! В Америке все женщины водят!
Она садится за руль и уезжает.
Навсегда.
Портфель
Забыл портфель в троллейбусе. Выскочил очень быстро, потому что зачитался газетой или засмотрелся в окно, не помню – помню лишь, что очень быстро выскочил, а портфель забыл. На сиденье, у окна. Я сидел у окна, а портфель рядом стоял. Я выскочил, троллейбус ушел, и тут внезапно чувствую – в руках легко и пусто, нет портфеля. Черт!
Бросился следом, а троллейбус уже переехал перекресток, и уже снова пустили машины поперек. Троллейбус на той стороне перекрестка стоит на следующей остановке, а я не могу перебежать улицу. Только дали зеленый свет – троллейбус поехал дальше.
Поднимаю руку, ловлю такси, говорю: «Вперед, троллейбус догоним».
