сексуальную. А уж как их биологический пол соотносится с их социальной ролью – неважно. В современном обществе эти показатели вообще не должны соотноситься. В этом, собственно, и есть важнейший итог ХХ века и перспектива на начавшееся столетие.
Кто следующий?
Педофилы атакуют! Педофилы подстерегают! Педофилы среди нас! Педофилы у ворот! Ты записался педофилом? То есть, тьфу, простите: ты разоблачил хоть одного педофила?
Смерть педофилам! Пожизненное заключение! Электронный браслет! Химическая (а лучше – хирургическая) кастрация! Размещение сведений в общедоступной базе данных! А лучше всё вместе: фотографиями педофила обклеивают его дом и окрестные улицы, потом его кастрируют, надевают электронный браслет и ведут в тюрьму под тревожное попискивание педофилодетекторов в карманах добрых граждан. А там заменяют пожизненное заключение смертной казнью. Желательно позорной и мучительной. И в финале сжигают его презренный труп на заднем дворе.
Что потом делать с пеплом, неважно. Важнее все-таки понять, кто он такой, этот ужасающий педофил.
Вот здесь – проблема. Педофилия – это особенность психики. Причем довольно расплывчатая и неопределенная. Преступления под названием «педофилия» нет. Есть изнасилование малолетних, добровольный секс с малолетними, развратные действия с малолетними. За эти уголовные преступления положены определенные наказания. Есть люди (подлые, жестокие, развратные, сумасшедшие – считайте, как хотите), которые эти преступления совершают, и даже находят своим поступкам если не оправдание, то хотя бы объяснение. Есть жертвы этих преступлений, которые считают такие объяснения лживыми, а самые суровые наказания – недостаточными. И конечно, есть разные правовые тонкости, неточности и шероховатости, а также полемика законодателей и правоведов. О добровольном согласии, о пороговом возрасте, о добросовестном заблуждении касательно возраста и о том, что такое «развратные действия». Хотя по всем этим вопросам существуют руководящие разъяснения Верховного суда, полемика далеко не закончена: моложавая жизнь обгоняет седых законников.
Впрочем, точно так же обстоит дело со всеми другими статьями Уголовного кодекса. Разные мнения о причинах, о наказаниях, о правовых тонкостях вопроса.
Но вот что я подумал. Вот, к примеру.
В основе целого ряда правонарушений (от мошенничества до шпионажа, включая широкий спектр должностных преступлений) лежит ложь. В основе других преступлений (от мелкого хулиганства до массовых убийств) лежит жестокость. Примерно так же, как в основе сексуального насилия над детьми (или сексуального использования детей) лежит педофилия. Однако никому в голову не приходит кричать: «Лжецы атакуют!» Или составлять общедоступную базу данных по жестоким людям. Мучил в детстве кошек, побил соседа по парте, обругал и толкнул человека в метро, цинично высказался по поводу гражданской войны в Судане – пожалуйте в компьютер. Чтобы все соседи знали: соседнюю квартиру приобрел жестокий человек. И чтоб соблюдали осторожность, общаясь с ним.
Кстати говоря, бытовых насильственных преступлений, совершаемых жестокими людьми, в сотни, в тысячи раз больше, чем сексуального насилия над малолетними. Одних только убийств на бытовой почве в нашей стране – десятки тысяч в год, не говоря о нанесении телесных повреждений. Сексуальных преступлений в отношении детей – от 129 в 2003 году до примерно 3000 в 2007 году (скорее всего, такой резкий взлет вызван изменениями принципов учета).
Конечно, всякое насилие над ребенком ужасно, отвратительно. Оно гораздо преступнее, чем насилие над взрослым. Потому что это насилие над слабым и доверчивым человеком. Но чем оно преступнее насилия над беспомощным стариком, над инвалидом, который не может оказать сопротивления? Чем оно хуже сексуального использования психически больного или слабоумного человека, который не понимает, что с ним собираются сделать? Чем оно, наконец, хуже массового убийства мирных жителей, которое совершают вооруженные люди во имя бредовых идей – то во имя чистоты расы, то во имя диктатуры пролетариата?
Все перечисленное – в равной степени мерзость. Однако о преступлениях над стариками, инвалидами и слабоумными не говорят отдельно, общественное мнение не выделяет этих преступников в отдельную, особо ненавистную категорию. Что же касается планомерных убийств мирных жителей, то значительная часть общества склонна этих преступников оправдывать или, как минимум, объективно разбираться в их мотивах.
Само слово «педофил» стало паролем, спусковым крючком. Стандартная ситуация из американского фильма – за героем следят, под его окнами прогуливается сыщик из частного детективного агентства. Герою надо, чтобы сыщик ушел. Как это сделать? Позвонить в полицию и сказать: «Тут какой-то подозрительный господин ходит туда-сюда по нашему переулку»? Не годится. Это демократичная Америка, здесь каждый имеет право гулять по федеральным и муниципальным просторам. Тогда герой звонит в полицию и говорит: «Тут у нас в переулке играют дети, а какой-то странный господин подходит к ним и делает какие-то странные жесты». Тут же приезжает полицейская машина, бедного частного детектива хватают и везут в участок. Герой тем временем успевает убежать.
В чем же дело? Почему именно педофил стал главным чудовищем последних двух десятилетий? Почему педофилия стала навязчивой идеей современной культуры – в основном западной, но и российской тоже.
Тут многое совпало и смешалось. Зигмунд Фрейд, итоги Второй мировой и распад СССР в одном флаконе.
Но по порядку. Европейская культура давно и проч но, уже сто лет как, усвоила учение Фрейда о детской сексуальности. Все согласны, что человек формируется в первые годы, а то и в первые месяцы жизни. Детство освящается, и вторжение в него становится запретным, поскольку всякое вторжение несет для ребенка травму. Это вам не XIX век, где задача воспитателя была «сломать волю ребенка» (немецкий тезис), где наказанная девочка декламировала «я гадкая! я воровка! я лгунья!» (французский опыт), где детей пороли, ставили в угол, запирали в карцер (английские манеры). Уж не буду повторять банальности – как жестоко обращались с детьми в низших классах и как там практиковалась детская сексуальность: «Мой Ваня моложе был меня, мой свет, а было мне двенадцать лет». Это так, к слову.
Но в учении Фрейда есть и вторая сторона. Доказано и признано, что ребенок с ранних лет одержим сексуальными желаниями и фантазиями – да не простыми, а извращенными, инцестными, садистскими.
Все это вызывает бессознательный протест, желание вернуться к образу «ребенка-ангела», каким он рисовался примерно до середины XIX века. Собственно, и тогда все порки и карцеры были направлены на одно – вернуть ребенка в ангельский чин, выбить из него бесов непослушания, вранья, вороватости и онанизма.
В результате на рубеже тысячелетий ребенок превратился в табу, одно прикосновение к которому влечет страшные кары. Если в 1970—1980-х годах детей гладили по голове и сажали к себе на колени, а иногда и делали «а-та-та по попке», то в 1990—2000-е годы это стало опасно даже для родителей, а если по головке гладил и на коленки сажал чужой дядя, особенно если учитель или тренер, – то держись, педофильская твоя морда!
В табуировании ребенка и в ненависти к педофилам есть еще одна составляющая. Нравится нам это или нет, но отношение к ребенку взрослого – а тем более взрослого родственника – наполнено эротикой. Язык не дает солгать. Когда люди говорят о любви к родителю, партнеру и ребенку, то используется одно слово – «любовь». Мы же не говорим, что мать мы почитаем, жену любим, а дочь воспитываем. Мы
Детей любят, их обнимают, тискают, гладят, целуют. Ребенок привлекателен в качестве объекта для телесной ласки. Кто не верит, пусть посмотрит, как мамы тетёшкают своих младенцев. Здесь эротика не только педофильская, но еще и инцестная, поскольку ласкают детишек родные мамы, да еще в половине случаев гомосексуальная, поскольку ласкают они девочек, дочек. Это, как говорится, медицинский факт. Но точно так же, как люди справляются с агрессивными импульсами и парализующим страхом смерти, надо уметь справляться и с педофильско-инцестным драйвом.
Всегда, кстати, выходило справляться. А вот сейчас что-то сорвалось. Какие-то скрепы сломались в обществе и в душах. Вот люди и начали бояться собственных неосознанных желаний. Испугались настолько
