солдат, держал в голове свои предшествующие указы и распоряжения, знал, где и что лежит в обширном государственном хозяйстве. «Отпиши в Смоленск, — велит он генералу Алларту, — чтоб прислали водою, как Двина воскроется, из тех рогаток, что вывезли из Полоцка в Смоленск прошлого году».
Царь, как и многие люди с великолепной памятью, не всегда умел освобождать голову от сотен мелких наблюдений и впечатлений. Они вызывали уйму мелких распоряжений, предписаний, которые могли исходить и не от царя. Петр, например, повелел, чтобы копья изготовлялись именно из соснового или елового леса и с утолщенной рукояткой или чтобы на полковых знаменах уменьшили размер изображения шпаги, а для фона использовать вместо белой голубую тафту. В октябре сын Григория Федоровича Долгорукого Алексей отправлялся за границу для обучения военно-морскому делу. Подобные командировки уже утратили исключительность, и Петр мог бы освободить себя от необходимости составлять княжескому отпрыску персональную инструкцию. Царь не поленился. Отчасти из уважения к знатному роду, отчасти из стремления вникать во все мелочи, но он изложил целую программу обучения. «Учить навигацию со всем, что ко оной надлежит», с октября по апрель, а в остальное время «ездить на море на воинских кораблях для искушения, ибо морское хождение вскоре познать невозможно». Желательно также научиться голландскому языку. «А в протчем дается воля, что еще учить похочет, однакож по совершении вышеписанного». Исполнителей Петр приучил к своей манере опекать в мелочах, и те докучали царю делами, с которыми могли бы справиться самостоятельно. Ромодановский, например, допытывался у Петра, какой размер штрафа взимать за несвоевременную доставку артиллерийских припасов. Царь отмахнулся от прямого ответа и сделал «князю-кесарю» внушение: «Прошу вас, дабы о таких делах и подобных им изволили сами решение чинить, а здесь, истинно, и без того дела много».
Исполнение предписаний царь проверял во время смотров. Путь из Жолквы в Варшаву он преодолевал целый месяц, так как производил смотр пехотным и драгунским полкам. Ходом подготовки армии царь остался доволен. «Войски наши, слава богу, в добром состоянии и непрестанно их приуготовляем», — писал он Кикину.
Повседневные хлопоты об армии дополнялись более общими заботами о составлении плана обороны на случай похода Карла на Россию. 20 марта Шереметев получает предписание: «По отправлении нужнейших дел (которые потребны к будущей кампании), к празнику извольте приезжать сюды с господами генералами с Репниным и протчими, кому свободно, где можем вместе определить все, что не исправлено». «Ради нужных советов к предбудущей кампании» в Жолкву были вызваны генерал Алларт, инженер Василий Корчмин и другие. Под указами стояла подпись: «Петр». Это царь созывал военный совет, или, как тогда говорили, консилиум. То был не первый военный совет, созванный в течение Северной войны. Накануне штурма крепости или перед сражением царь всегда созывал совет для определения диспозиции частей и последовательности их участия в операции. На этот раз к пасхе были вызваны генералы и министры, чтобы решить, «давать ли с неприятелем баталию в Польше или при своих границах». Все высказались за то, чтобы «дать баталию при своих границах, когда того необходимая нужда требовать будет», а в Польше надлежало «томить неприятеля» нападениями мелких отрядов, стычками на переправах, а также уничтожением провианта и фуража. Жолквиевский стратегический план лег в основу военных действий русской армии вплоть до Полтавской виктории.
Энергично готовя армию к будущим битвам, Петр одновременно искал пути к миру. Еще в начале 1706 года он как-то сказал голландскому резиденту: «Эта война мне тяжка не потому, чтоб я боялся шведов, но по причине такого сильного пролития крови христианской; если, благодаря посредничеству Штатов и высоких союзников, король шведский склонится к миру, то я отдам в распоряжение союзников против общего врага (то есть Франции) тридцать тысяч моего лучшего войска».
Запись слов царя находится на совести резидента Голландских штатов. Петр либо бравировал, либо вел дипломатическую игру с резидентом, когда заявлял, что он шведов не боится. Шведов в 1707 году боялась вся Европа. Перед своенравным, капризным и мстительным шведским королем заискивали и морские державы во главе с Англией, и противница морских держав в войне Франция. И царь, конечно, знал, что испытываемые им трудности на дипломатическом поприще были обусловлены прежде всего страхом европейских держав перед Карлом и низкой оценкой боеспособности русских войск. Европа долго находилась под впечатлением катастрофы под Нарвой и туго воспринимала факт, что русские войска уже научились бить шведов.
В начале 1707 года Петр лично обращается к датскому королю Фридриху IV и прусскому королю Фридриху I с просьбой о посредничестве при заключении «доброго мира» с Швецией. Понимания этот призыв не встретил даже у бывшего союзника — Дании. Что касается Фридриха I, то он предпочитал, как позже было записано в «Истории Северной войны», в «тишине пребывать», ибо знал, что войска шведского короля находятся совсем рядом с Пруссией — в Саксонии.
Не встретила поддержки идея посредничества и у французского двора. Уполномоченный, которому было поручено вести переговоры в Париже, доносил: «Когда в Париже хлопотал я о посредничестве к примирению царя с королем и удивлялся, что Франция так холодно слушает выгодные условия Российского государя, не взирая на то, что он имеет армию в 80 тыс. человек, маркиз де Морей отвечал: «в этой армии 80 тысяч трусов, их разобьют 8 тыс. шведов». Отказ французского правительства от роли миротворца был обусловлен не только высокомерно-пренебрежительным отношением к военной мощи России, но и опасениями, что шведский король после заключения мира мог выступить на стороне морских держав против Франции.
Наконец, Петр пытался склонить к посредничеству и союзу Англию. Осенью 1706 года он назначил послом в Лондоне талантливого дипломата Андрея Артамоновича Матвеева. Царь возлагал на миссию Матвеева большие надежды и, обращаясь к нему с напутствием, писал: «сие дело великое вручено вам», и обещал дипломату в случае успешного выполнения поручения «немалое воздаяние». Петр тщательно изучил составленную для Матвеева инструкцию, нашел ее «изрядно написанной» и внес лишь несколько дополнений. По поручению царя Матвеев должен был заявить в Лондоне о готовности России вступить в союз морских держав и предоставить англичанам выгодные условия торговли. Царь, конечно, знал о вывозе из России в Англию мачтового леса, пеньки, смолы и поэтому поручил Матвееву убеждать англичан в том, что в «пристанище» на Балтийском море заинтересована не только Россия, но и Англия, корабли которой могли бы достичь русских портов по кратчайшему пути.
Инструкция предоставила Матвееву еще одно средство воздействия на членов английского правительства — подкуп. В дипломатической практике тех времен подкупы в форме пожизненного пенсиона, дорогих подарков и единовременной выдачи крупных денежных сумм были распространенным явлением и не очень осуждались. Матвееву, в частности, поручалось разузнать о возможности подкупа фаворита английской королевы герцога Мальборо.
Царь знал о несметных богатствах герцога и очень сомневался, что его удастся купить: «Не чаю, чтоб Мальбруха дачею склонить, понеже чрез меру богат; однакож обещать тысяч около двухсот или больше». Мальборо рассудил, что не стоит пренебрегать обещанными царем 200 тысячами ефимков, и решил поторговаться в размере вознаграждения. Обнаружив алчность «Мальбруха» и его готовность всерьез делать дело, Петр соглашался увеличить оплату услуг герцога: за помощь при заключении «доброго мира» с Швецией ему был обещан титул князя и доходы в размере 50 тысяч ефимков с одного из трех княжеств: Киевского, Владимирского или Сибирского. В дополнение к этому царь обещал Мальборо подарить рубин такого размера, подобного которому «или нет или зело мало» сыщется во всей Европе. Обещан ему был и орден Андрея Первозванного.
Дальше этих предварительных переговоров дело не пошло, и реальных последствий флирт с Мальборо не имел. Герцог не получил ни доходов с какого-либо «княжества», ни рубина небывалых размеров, а Петр не получил желаемого им «доброго мира». У Англии были такие же опасения, как и у Франции. Влияния фаворита на королеву оказалось недостаточно, чтобы принудить правительство Англии поступиться коренными интересами страны. В Лондоне, как и в Париже, допускали, что Карл, развязав руки на Востоке, использует армию там, где он считает выгодным для себя, а не для французов или англичан. Существовали подозрения, что Карл намеревался двинуться против союзника Англии — Австрии.
Что царь подразумевал под «добрым миром» в 1707 году? Он рассуждал так. Карл ни в коем случае не согласится оставить за Россией все ее приобретения в Прибалтике, и поэтому на начальном этапе переговоров надо уступить шведам Дерпт. Если, однако, шведы не удовлетворятся этим, то им можно предложить за оставленные за Россией Нарву и Петербург денежную компенсацию. Крайняя уступка, на
