Эпистолярное наследство Петра раскрывает и его представление о том, как следовало относиться к службе — с полной отдачей сил, с игнорированием личных, так сказать, частных интересов ради интересов государственных, с готовностью жертвовать жизнью ради достижения цели государственного значения.
В повседневной деятельности Петр часто выступал как бы в двух качествах. Когда царь «служил» бомбардиром, капитаном, полковником, корабельным мастером, видимо, он полагал себя частным лицом и носил имя Петра Михайлова. Будучи в чине шаутбейнахта, а затем вице-адмирала, он требовал, чтобы к нему обращались на флоте не как к государю, а как к лицу, носящему военно-морской чин: «Господин шаутбейнахт», «Господин вице-адмирал».
Как частный человек он присутствовал на семейных праздниках сослуживцев, хоронил лиц, которых высоко ценил при жизни, а также участвовал в придуманных им играх в «князя-кесаря» и в «князя- папу».
Когда царь строил корабль, штурмовал крепость или стремительно преодолевал огромные расстояния, чтобы принять личное участие в каком-либо деле, — он работал, причем работал не столько для того, чтобы внести личный вклад в дело, сколько для того, чтобы своим примером воодушевить других, показать необходимость хотя и изнурительного, но крайне полезного дела. Этого рода деятельность приобретала поучительно-педагогический характер.
Воспитательное значение личного примера едва ли не ярче всего описал один из «птенцов гнезда Петрова», младший современник Петра Иван Иванович Неплюев. После возвращения из-за границы, где Неплюев в числе других обучался военно-морскому делу, ему довелось сдавать царю экзамен. «В 8 часов государь приехал в одноколке и, мимо идучи, сказал нам:
Осмысливая поведение Петра, собирая факты, относящиеся к его военной и государственной деятельности, Феофан Прокопович создал теорию, смысл которой состоял в том, что «воины достойны толикого царя, и царь достоин есть толиких воев».
Внешний демократизм Петра никого не вводил в заблуждение относительно истинного характера его власти. Да и сам Петр отнюдь не стремился выдавать себя за народного царя. Он твердо знал, что в его государстве есть «благородное» сословие и сословие «подлое». Между ними пропасть: первое правит, второе подчиняется. Петр держал курс на укрепление позиций правящего сословия. В жизни Петр оставался абсолютным монархом во всех случаях: и тогда, когда выполнял обязанности корабельного мастера, и когда инкогнито находился в составе великого посольства, и когда водил в атаку батальон Новгородского полка во время Полтавской баталии, и когда велел жечь города «воров»-булавинцев, и когда проводил свой досуг на веселой пирушке в кругу друзей, и когда, наконец, присутствовал на крестинах у солдата бомбардирской роты Ивана Векшина, которому от своих щедрот, совсем не царских, преподнес подарок всего в три червонных.
Но Петр все же иногда сознательно пытался подчеркнуть свои две совершенно непохожие ипостаси, как, например, в случаях нарочито почтительного отношения к вышестоящим начальникам во время спуска кораблей.
Однажды в качестве частного лица, в данном случае хирурга, он присутствовал на похоронах своей пациентки. Больная страдала водянкой, и врачи, сколько ни пытались хирургическим вмешательством помочь ей, ничего сделать не могли. За дело взялся Петр, ему удалось выпустить воду, этим он очень гордился, ибо у патентованных хирургов выходила только кровь, но больная вскоре умерла.
В качестве частного лица он участвовал и в похоронах четырехлетнего младенца. Отец этого младенца, английский купец, устроил пышную церемонию, будто покойный был каким-либо знатным или заслуженным человеком. Длинная процессия шествовала пешком до самого кладбища. Среди участников похорон находился и Петр лишь потому, что являлся крестным отцом умершего.
Петр отличался исключительной бережливостью, когда речь шла о трате денег на личные нужды, и в то же время не скупился на расходы для гардероба своей супруги и строительства дворцов. В связи с этим между царем и Федором Матвеевичем Апраксиным произошел любопытный разговор. Апраксин заметил, что подарки, даваемые царем кумам, родильницам и прочим, столь ничтожны, «что и нашему брату стыдно давать такие». Упрек Апраксина Петр парировал следующим рассуждением:
— Это происходит отнюдь не от скупости, а оттого: 1) по-моему, самый способнейший способ к уменьшению пороков есть уменьшение надобностей, то и должен я в том быть примером подданным своим; 2) благоразумие требует держать расходы соответственно доходам, а мои доходы меньше ваших.
— Доходы твои состоят из миллионов, — возразил Апраксин.
— Мои собственные доходы состоят единственно в получаемом только жалованье по чинам, какие я ношу по сухопутной и морской службам, а из сих денег я и одеваю себя, и на другие нужды держу, и на подарки употребляю.
Здесь все те же две ипостаси Петра: государя могущественной державы, загородная резиденция которого в Петергофе не должна уступать Версалю, и Петра Михайлова, рачительного хозяина, живущего на жалованье и подающето пример экономной жизни своим подданным.
Расчетливость Петра, граничащая со скупостью, бросалась в глаза всем, кто имел возможность наблюдать его в повседневной жизни. Английский резидент Мэкензи доносил правительству в 1714 году: царь «всегда мог спросить у каждого, позволяет ли себе он, государь, удовольствия, доступные монарху столь обширных владений, повелителя столь многочисленного народа, тратит ли он на свою особу более, чем собственное жалованье, получаемое по месту, занимаемому в армии и флоте? Я слышал, что расходы царя именно таковы, что он так расчетлив не только в собственных, личных расходах, но и семье своей разрешает тратить в год не более, чем сколько получает в качестве вице-адмирала и генерала».
Итак, Петр Михайлов брал на себя обязанности частного лица, и поведение этого частного лица служило своего рода эталоном для подражания. Сведения об ином качестве Петра мы можем почерпнуть из нормативных актов. Устав воинский извещал подданных, что «его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен, но силу и власть имеет, свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять». В другом акте эта мысль выражена еще короче: «Монархов власть есть самодержавная, которым повиноваться сам бог повелевает». Перед нами самодержец, обладатель никем и ничем не ограниченной власти, правивший подданными огромной страны по собственному «благомнению». Задача монарха Петра Алексеевича, как он ее представлял, — повелевать ради достижения конечной цели: общего блага подданных.
Впервые идея «общего блага» была высказана Петром в 1702 году в манифесте о призыве иностранцев на русскую службу. Несмотря на то, что манифест был составлен по частному поводу и предназначался для читателей, находившихся за пределами страны, его с полным основанием можно назвать документом программного значения. Петр намеревался так управлять, «дабы всяк и каждый из наших верных подданных чувствовать мог, какое наше единое намерение есть о их благосостоянии и приращении пещися». Эту мысль почти два десятилетия спустя Петр выразил яснее: «надлежит трудитца о пользе и прибытке общем, который бог нам пред очи кладет как внутрь, так и вне, от чего облегчен будет народ».
Что подразумевал Петр под «пользой и прибытком общим», каков реальный смысл этих слов? Дать четкий ответ на поставленный вопрос не представляется возможным прежде всего потому, что этой четкости, видимо, не было и у самого царя, по крайней мере, мы ее не обнаруживаем в изданных им законах. Понятие «общее благо» фигурировало в приличествующих случаю актах, и оно в зависимости от
