Близкие Петру люди составляли так называемую «компанию», среди членов которой сложились особые отношения. Употребление царского титула между ними было запрещено. Петра называли по-русски, по-латыни, по-голландски в соответствии с его чинами: бомбардиром, капитаном, капитейном, командиром. Петр даже дважды выговаривал Федору Матвеевичу Апраксину за то, что тот, обращаясь к нему, пользовался титулом: «Пожалуй, пишите просто, также и в письмах, без великого». Когда Петр станет контр-адмиралом, то будет требовать от всех, чтобы во время пребывания его на корабле все называли его шаутбенахтом.
В «компанию» царя, помимо Апраксина, входили Меньшиков, Головин, Головкин, Кикин. Особое место в ней занимал князь Федор Юрьевич Ромодановский. Мы видели, что уже в потешных играх начала 90-х годов Ромодановский фигурировал под именем «генералиссимуса Фридриха». Несколько позже он получил шуточный титул короля — «князя-кесаря». Все члены «компании», в том числе и Петр, считали себя подданными «князя-кесаря» и отдавали ему царские почести. В письмах царь называл Ромодановского не иначе как «Konih» или «Sir» и всякий раз в шутливой форме отчитывался перед ним о своих действиях.
Токарь царя Андрей Нартов рассказывает, как однажды между «князем-кесарем» и его «подданным» — царем возник «конфликт» из-за того, что Петр не снял шапки перед ехавшим по дороге «князем-кесарем». Тот пригласил царя к себе, и, не вставая с кресла, отчитал его: «Что за спесь, что за гордость! Уже Петр Михайлов не снимает ныне кесарю и шляпы!»
Наряду с маскарадной должностью «князя-кесаря» Ромодановский исполнял отнюдь не маскарадные обязанности руководителя Преображенского приказа — учреждения, занимавшегося политическим сыском. Сохранилась наполненная сарказмом, но близкая к истине характеристика князя Ромодановского: «Сей князь был характеру партикулярного: собою видом, как монстра; нравом злой тиран; превеликой нежелатель добра никому; пьян по все дни; но его величеству верной так был, что никто другой». С приведенной характеристикой, исходившей от князя Куракина, вполне согласуется отзыв брауишвейгского резидента Вебера. «Он наказывал подсудимых, не спрашиваясь ни у кого, и на его приговор жаловаться было бесполезно».
К перечисленным свойствам характера «князя-кесаря» надобно добавить еще одно. Он обладал редчайшим среди современников Петра качеством: руки, запачканные грязным ремеслом, оказывались безукоризненно чистыми, когда дело касалось государственной казны — он сохранил репутацию неподкупного человека, никто никогда не заподозрил его в казнокрадстве. Это последнее качество позволило Ромодановскому сохранить расположение царя до конца дней своих. До кончины «князь-кесарь» не расставался и с пристрастием к вину. Входящий в его дом должен был отдать дань вкусам хозяина. В сенях гостя встречал хорошо обученный большой медведь с чаркой очень крепкой, настоянной на перце водки в лапе. Чарку он услужливо вручал гостю, и, если тот отказывался принять угощение, медведь срывал с него шляпу, парик, а то и хватал за платье.
В письмах Петр, обращаясь к лицам, принадлежавшим к «компании», называл их попросту, причем степень фамильярности отражала степень близости корреспондента. К друзьям он пишет, как правило, собственноручно, называя их нежными именами. Знаки внимания царь оказывал не только людям, принадлежавшим к его окружению, но и плотникам, бомбардирам, солдатам, шкиперам и иностранным специалистам.
Он безотказно принимал приглашения на семейные праздники от людей, с которыми «служил» в полку или работал на верфи. Особым его расположением пользовались офицеры и солдаты двух гвардейских полков, «между которыми, — как заметил современник, — не было ни одного, кому бы он смело не решился поручить свою жизнь». Гвардейцев царь знал в лицо, многим офицерам давал ответственные поручения, способных быстро продвигал по службе.
Несомненное влияние на формы общения царя с его окружением оказывал экспансивный, подвижный, деятельный характер Петра, которому не свойственны были ни долгое пребывание в одиночестве, ни праздное времяпрепровождение.
Энергии у царя было в излишестве. Он стремился дать ей выход даже во время отдыха. Не случайно Петру нравились те развлечения, в которых он сам мог деятельно участвовать, и он оставался равнодушен к тем из них, в которых ему отводилась роль зрителя или неподвижно сидящего соучастника. Петр, например, не терпел игры в карты, считал это занятие пустым. Вряд ли, однако, более полезным было исполнение обязанностей протодьякона во «всепьянейшем соборе». Но игра в карты предполагала необходимость сидеть, в то время как забавы во «всепьянейшем соборе» сопровождались движением. Петр не проявлял интереса и к театру. То, что происходило на сцене, не трогало его, ибо отводило ему пассивную роль, лишало его возможности непосредственно участвовать в действии. Зато его увлекали фарсовые представления или зрелища, соучастником которых он мог стать сам.
Петру показывают женщину-великана. Он не довольствуется тем, что осматривает ее с головы до ног, но просит ее расставить руки в стороны и свободно, не сгибаясь, проходит под ними. Какой-то силач держит в зубах палку и вращает вокруг себя вцепившихся за длинный конец трех мужчин. Петр тоже решает испробовать свою силу. Как ни старался силач, но сдвинуть с места царя не мог — то ли мускулатура у царя действительно была развита лучше, чем у трех зрителей-здоровяков, то ли это был жест вежливости со стороны силача.
И все же воспитанием и темпераментом общительность царя не объяснить. Власть способна быстро стереть в памяти прошлое, она создает благоприятную почву для высокомерия и надменности. Подтверждение тому — Меньшиков, великолепно овладевший всем арсеналом поведения вельможи, третировавший тех, кто стоял ниже его. С Петром этого не случилось.
Он окружал себя людьми, умевшими быть полезными делу, которому он беспредельно отдавался сам. Сознательно взвалив на себя обязанности капитана и плотника, артиллериста и шкипера, Петр мог их выполнять, лишь общаясь с такими же плотниками и артиллеристами, офицерами и кораблестроителями. У одних он учился, других учил сам. В одиночестве можно было вытачивать на токарном станке безделушки, но непосильно одному человеку соорудить корабль.
Широкий круг лиц, с которыми общался царь, позволял ему отыскивать способных помощников. «Короли не делают великих министров, но министры делают великих королей», — сказал как-то Петр. Он действительно умел угадывать таланты. В интересах своего класса он сплошь и рядом привлекал любых способных к делу людей, игнорируя их «подлое» происхождение. Вельможей у него мог стать бывший пирожник, шотландец по рождению и лютеранин по вере.
Петра Павловича Шафирова, если верить историку-любителю, собиравшему в XVIII веке предания о царе и его времени, Петр обнаружил в торговых рядах Москвы, где тот торговал в лавке, принадлежавшей богатому купцу Евреинову. В разговоре выяснилось, что молодой сиделец знал немецкий, французский и польский языки, что он был сыном переводчика Посольского приказа. Шафирова зачислили на службу, он сопровождает царя в его первом заграничном путешествии, позже станет сенатором и вице-канцлером. Сын крещеного еврея получит звание барона и должность второго человека во внешнеполитическом ведомстве.
Таланты механика-самоучки Михаила Сердюкова, крещеного калмыка, тоже обнаружил Петр. Он поручит ему реконструировать Вышневолоцкий канал, и Сердюков блестяще справится с заданием, сделает канал доступным для судоходства. Такой же находкой царя был тульский оружейник Никита Демидов, известный строитель уральской промышленности. Знакомство царя с оружейником состоялось, если верить молве, при следующих обстоятельствах. Ему кто-то привез из-за границы великолепной работы пистолет, у которого сломался курок. Петр долго и безуспешно искал мастера, чтобы исправить поломку. Ему посоветовали обратиться к тульскому кузнецу Никите Демидову.
На пути в Воронеж Петр завернул в Тулу, разыскал Демидова и оставил ему сломанный пистолет. Месяца через два, на обратном пути в Москву, царь заехал к Демидову за готовой работой. Демидов вручил ему исправный пистолет. Петр, внимательно осмотрев его, остался доволен и, похвалив кузнеца, сказал:
— А пистолет-то каков! Доживу ли я до того времени, когда у меня на Руси будут так работать!
— Авось и мы против немца постоим, — ответил Демидов.
Петр усмотрел в словах мастера пустое бахвальство и в сердцах ударил его:
— Сперва сделай, мошенник, потом хвались!
— А ты, царь, — возразил нерастерявшийся Демидов, — сперва узнай, потом дерись! Который у твоей
