постоянно обращался к моему деду за деньгами. Постепенно дед понял, что этот человек разорит его. Здоровье старика начало ухудшаться. Он составил завещание, в котором постарался оградить сына… моего отца… от притязаний графа. Согласно этому завещанию винодельня и все доходы от нее отходили моему отцу. А тот имел право выделить остальным столько, сколько сочтет нужным.
— Короче говоря, твоя бабушка и тетя были вычеркнуты из завещания.
— Да. Выглядит жестоко? Но тогда в этом не было ничего необычного. Деньгами семьи мужчина распоряжался единолично.
— И чем это кончилось?
— Вскоре дед умер. Мой отец унаследовал винодельню и все состояние, которое к тому времени было довольно значительным. Ты, наверное, догадываешься, что мы очень богаты. — Он улыбнулся Алессандре и приподнял брови, ожидая ответа.
— Ну… приблизительно. Выходит, я везучая, — задумчиво добавила она. — Деньги не имеют для меня большого значения. Возможно потому, что они всегда были.
— Боюсь, для моей семьи деньги имеют огромное значение, — горько отозвался Рафаэль. — Хотя их и в избытке. — Он грустно умолк. Алессандра потеребила его за руку.
— Не останавливайся, Рафаэль, продолжай…
— Хорошо… После смерти деда мой отец выделил бабушке очень щедрое содержание и помог тетке — насколько считал нужным. Но когда умер и он — скоропостижно и совсем молодым, — выяснилось, что условия завещания, установленные моим дедом, никогда не будут изменены. Узнав, в чем они состоят, я был ошеломлен. Завещание показалось мне документом из феодального прошлого.
— Дальше, — выдохнула она.
— Завещание деда было составлено таким образом, что эти условия стали обязательными для всех последующих поколений. Все завещания будут списываться с него под копирку, пока винодельней владеет один из мужчин рода Савентосов!
— Да, классический феодальный майорат… И каковы же условия этого завещания?
— Они направлены на то, чтобы обеспечить контроль над винодельней старшему здравствующему сыну каждого поколения. Ему достаются винодельня, виноградники, земля и доходы от них, а также все состояние семьи… при условии, что он женится и произведет на свет законного наследника мужского пола.
— Значит ли это, — медленно спросила Алессандра, — что в настоящее время ты как единственный живой сын, но еще не женатый, не обладаешь всем этим?
— Совершенно верно.
— Но если ты женишься и у тебя родится сын, ты автоматически получишь все?
— Да. Это нелегко, не правда ли?
— Возможно. Но я по-прежнему не уверена, что все поняла правильно.
— Сейчас я расскажу остальное. В настоящее время моя мать, хотя ей плевать на винодельню, имеет право голосовать и накладывать вето при принятии важных деловых решений. Я очень хочу расширить дело, но она осторожничает. Сделай я такое предложение на совете директоров, она наложила бы на него вето. Но если я женюсь и у меня родится сын, моя доля в деле увеличится так, что ее голос потеряет всякое значение. Она лишится…
— Влияния? — догадалась Алессандра.
— Именно. Не сможет тормозить мои решения.
Алессандра слегка присвистнула, начиная понимать мрачный подтекст завещания старого Савентоса.
— Но ты же никогда не разоришь ее?
— Конечно, нет. Я был бы более чем щедр. Я уже говорил, Изабелла невыносима, но она моя мать и я люблю ее. У нее и самой есть состояние — ее родители были богаты. Но мать волнуют не столько деньги, сколько власть. Это важно и для нее, и для Катрионы, и для Эмилио.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась Алессандра.
— Подумай сама. Если я сейчас умру, то все достанется Эмилио, при условии что он женится и произведет на свет сына. А Катриона получит значительно большую долю семейного состояния, чем та, которая ей положена в случае моей женитьбы и рождения мальчика. — Не говори о смерти, я не вынесу этого! — Алессандра придвинулась к нему и горячо поцеловала в губы. — Значит, когда мы поженимся, бедной Катрионе придется искать себе работу или богатого мужа?
Рафаэль улыбнулся.
— Как-то я не могу представить себе Катриону работающей. А вот богатый муж был бы ей кстати.
Очень богатый, с иронией подумала Алессандра, размышляя о потребностях Катрионы, ее лени, любви к украшениям и страсти к выпивке.
— Но Изабелла любит тебя. Она не желает твоей смерти.
— Да, конечно. Хотя мне часто приходит в голову, что, если бы я умер, она могла бы вертеть Эмилио как хочет. Он жадный, эгоистичный мальчишка, но напуганный и беззащитный.
— Что? Эмилио? Не может быть!
— Может. Он очень часто злит меня, но я не могу забыть обстоятельств его появления на свет. Он родился уже после смерти своего отца, моего брата. А его мать умерла при родах. Изабелле пришлось отказаться от оплакивания мертвых, чтобы ухаживать за ним. Она приняла его как собственного ребенка. И Катриона тоже заменила ему мать… — Он помедлил и вздохнул. — Боюсь, именно это его и сгубило.
Алессандра промолчала. Сейчас любые слова прозвучали бы фальшиво. Ей вспомнилось, как Изабелла говорила о роке, преследующем их семью.
— Мать наверняка считает, — продолжил Рафаэль, — что, если дела примет Эмилио, она по- прежнему будет на коне. Он пыхтит и бесится, но наедине с ней становится кротким как ягненок.
Рафаэль резко встал.
— Ладно, хватит об этом. Мать вовсе не желает отправлять меня на тот свет. Просто хочет, чтобы все было как прежде. Для нее это идеально. Я был занят любовницей, и это позволяло ей царствовать в семье, играть ведущую роль в бизнесе, а для души баловать Эмилио.
— Да, теперь понятно, — вздохнула Алессандра. — А тут появляюсь я и угрожаю разрушить ее мир…
— Я ненавижу это ужасное завещание! — с силой воскликнул Рафаэль. — Оно безнравственно и отжило свой век!
— Ты можешь как-нибудь изменить его?
— Над этим много лет работают мои адвокаты. Надо думать, однажды им это удастся. А пока нам придется довольствоваться тем, что есть. Моя дорогая, это завещание затрагивает и тебя.
— Ты знаешь, что деньги меня не волнуют. Мне нужны твои мысли, твоя любовь и твое сердце. Только это имеет значение.
— А винодельня? — резко напомнил он.
— Да. И твоя работа тоже.
— Я хочу, чтобы она стала и твоей. Хочу, чтобы мы встретили новое тысячелетие партнерами по бизнесу.
— А что скажет Изабелла?
— Будет в ярости. Какое-то время.
— Значит, ее ярость из-за того, что я — дитя любви, просто дымовая завеса? Отвлекающий маневр?
Рафаэль хмыкнул.
— Именно так. Отвлекающий маневр, — с удовольствием повторил он. — Мать ненавидит любую женщину, которая осмеливается претендовать на меня. Без всяких исключений.
Алессандру переполнила радость. После долгого молчания она спросила:
— Рафаэль, ты заметил, что мы разговариваем так, будто все уже решено?
Савентос стиснул ее руку.
— Так и есть. Любимая, я знаю, ты имеешь причины сердиться на меня. Я многое утаивал от тебя и
