лежит на плече Джоша, словно мешок с углем.
— Отпусти меня немедленно! — Лаура заколотила ногами, застучала кулаками в спину.
Джош не обращал на нее внимания. Он направлялся через раскрытые ворота по дорожке к парадному коттеджа «Ферн». Здесь он достал из заднего кармана ключ и отпер дверь.
— Я ведь велела тебе вернуть этот ключ! Почему он до сих пор у тебя? — Лаура пришла в бешенство.
Не удостаивая ее ответа, Джош вошел внутрь, ногой захлопнув за собой дверь.
— Отпусти меня! — снова потребовала Лаура, но, к ее большому ужасу, он молча начал подниматься по ступеням лестницы. — Куда ты? — трепеща, спросила она и вновь начала брыкаться, но с тем же успехом. Удары уходили, как в подушку. Джош, кажется, даже не замечал, чем заняты руки и ноги Лауры. Он подымался, и у Лауры, висевшей на его плече вниз головой, ступени лестницы под необычным углом зрения пошли в глазах колесом; у нее закружилась голова.
Джош принес Лауру в бело-розовую спальню, остановился у кровати и позволил своей ноше соскользнуть с плеча, прижимая ее к себе. Но Лаура не достигла пола, так как Джош положил ее на постель навзничь. Прежде чем она могла вскочить, он успел зависнуть над ней, прижимая ее плечи к кремовому покрывалу.
— Тебе коттедж не заполучить! — горячо заявила Лаура. — При покупке я подписала соглашение, где предусматривается, что я не имею права перепродать коттедж тебе. Поэтому ты понапрасну тратишь свои силы и время!
— К черту коттедж! — Оп взял се лицо в свои ладони, вглядываясь в разгневанные зеленые глаза.
— Но это же то, чего ты добивался все эти месяцы! И можешь мне не врать! — вне себя твердила Лаура. — А как только Патрик увидел нас вместе, как только ты убедился, что цель достигнута, ты перестал притворяться, верно ведь? Я приехала повидать тебя в больницу, а ты велел мне убираться прочь — я уже была тебе не нужна!
— Тогда была не нужна. — Рот Джоша искривился, брови сошлись на переносице. — Мне жизнь была не мила. Я так ослаб, что на ногах не держался. И не хотел, чтобы ты видела меня таким.
Сердце Лауры стучало уже в ее ушах.
— Ты обращался со мною так, словно тебе противно видеть меня!
— Я велел матери не говорить тебе, что лежу в больнице. Я просил ее об этом не один раз. Но она, видимо, все-таки не удержалась и позвонила. Так я подумал. Моя мать бывает упряма не хуже тебя, если захочет, — буркнул Джош. — Вот почему я и взбесился, когда ты вошла в мою палату.
— Она мне ничего не говорила!
— Да, она клялась, что не нарушила своего обещания. А как ты узнала о происшествии?
— Я разговаривала с Алфом Хадсоном о ремонте коттеджа, и он мне все рассказал.
— Так это был Алф! — откликнулся он коротким смешком.
Лаура кивнула, глядя на него недоверчивыми глазами.
— А почему ты не хотел, чтобы я все узнала?
— Я только что объяснил тебе. Не хотел, чтобы ты жалела меня! Ты отказалась говорить со мной по телефону, не открывала дверь, когда я приехал к тебе домой. Я не знал наверняка, что произошло между тобой и Огилви, расторгнута ли ваша помолвка. А я не хотел, чтобы ты приезжала в больницу только потому, что тебе жаль меня. Я предпочитал не видеть тебя, пока не встану на ноги и не смогу судить обо всем хладнокровно.
— Настолько хладнокровно, чтобы врать, будто тебе не нужен коттедж!
— Я не вру. Коттедж больше не важен, разве ты до сих пор не знаешь?
Сердце Лауры дрогнуло. Джош страстно смотрел на се рот, и она затрепетала.
— Судьба коттеджа стала мне безразлична, когда я почувствовал, что люблю тебя, — хриплым голосом произнес Джош.
Лаура была как в лихорадке — она пылала, ее знобило, тело охватила дрожь. Так отчаянно хотелось верить его словам, что она не осмеливалась даже подумать об этом.
Джош улыбнулся вымученной улыбкой.
— Началось с того, что я почувствовал себя виноватым. Я должен был вроде предотвратить продажу коттеджа ради моей матери и не влюбляться в тебя. — Джош болезненно поморщился. — Лаура, ты представляешь хоть немного, как жили мы — моя мать и я — долгие годы? Наша семья не знала счастья. Я любил мать и не мог смириться со страданиями, на которые обрек ее отец. Потом он умер, и я был поражен, когда увидел, что она по-настоящему горюет. Она превратилась в живую тень, молчаливую, бледную. Сначала я ее не понимал, потом только осознал, что она, должно быть, любила его все эти годы, даже когда отец так изводил ее. Я отдал бы что угодно, только бы та женщина убралась отсюда, и не допускал мысли, что здесь может поселиться кто-то другой. У меня каким-то образом сложилось ошибочное представление: если я заполучу коттедж, то порадую мать, сделаю ее счастливой. С этим я и отправился сюда в день твоего приезда и… влюбился.
Лаура разрывалась между надеждой и болью. Она страстно желала верить Джошу, глубоко сочувствуя ему и его матери, потеряв голову от любви.
— Мне так жаль, Джош, что ты и твоя мать столько выстрадали, — прошептала она. — Наверное, это было ужасно для вас обоих, но я думаю, теперь она начинает освобождаться от кошмара — ты меня понимаешь? Или говорит, что начинает…
— Да, понимаю. Душа радуется, когда вижу, как она воспрянула, — хриплым от волнения голосом сказал он. — Она и выглядит теперь моложе, чем много лет назад. — Джош улыбнулся, его серые глаза смягчились. — Полагаю, время все лечит, и она избавилась бы в конце концов от тягостных воспоминаний, по все произошло быстрее — из-за тебя…
— Из-за меня? — недоверчиво переспросила Лаура, и он кивнул.
— Да, она спала чувствовать себя лучше, у нее поднялось настроение после того, как я сказал ей, что люблю тебя.
— Ты сказал ей? — Лаура покраснела. — О, нет!
В глазах Джоша теплилась нежность.
— Ты вся порозовела. Разве я не должен был ей сказать? В самом деле, ты же не против, чтобы она знала, верно? — Однако лицо его стало растерянным — состояние, в котором Лаура еще его не видела. — Лаура, ты… тебе ведь она нравится, правда?
— Очень, — не задумываясь подтвердила она, с нежностью глядя на Джоша. Лаура была тронута его сыновней любовью к матери. — Конечно, она нравится мне с первой минуты, как мы познакомились. Но… что она, вероятно, подумала обо мне. Боже мой! Я связалась с тобой, а была обручена с другим!
— Сначала она была ошеломлена, — признался Джош, криво усмехаясь. — Моя мать так настрадалась сама, что стала жалеть твоего жениха.
— Да уж, — мрачно сказала Лаура.
— И она сердилась на меня за то, что я позволил себе влюбиться в женщину, которая принадлежит другому, — без обиняков заявил Джош. — Но не беспокойся, я объяснил матери, что это только меня влечет к тебе, я все заварил. Тебя она ни в чем не обвиняла, а когда вы познакомились, ты понравилась ей.
— Все же, наверное, наша история была ей неприятна, словно она видела повторение до боли знакомого варианта, — медленно проговорила Лаура, впервые осознав, что схема та же: она и двое мужчин в треугольнике запутанных отношений. Ведь в таком же положении оказались родители Джоша и женщина, жившая здесь, в коттедже «Ферн».
— Нет, у нас все по-другому! — возразил Джош. — Вы не были женаты. Если б ты не познакомилась со мной, ты не поняла бы еще до замужества, что Огилви — не тот человек, который нужен тебе. И было бы во много раз труднее потом освобождаться от постылых уз, когда ты прозрела бы и поняла, какую ошибку совершила, выйдя за него.
Лаура печально молчала. Джош прав. Она не любила Патрика с той глубиной и страстью, какие, требует брак. Тем не менее она никогда не простит себе, что причинила ему боль. Лаура тяжело вздохнула и почувствовала, как напрягся Джош, брови его нахмурились.
— Он найдет себе кого-нибудь, — скороговоркой сказал Джош, будто прочитал ее мысли.
