Его интересовала эта маленькая своенравная зеленоглазая девчонка. Да, эта нимфа во плоти заслуживала того, чтобы обратить на нее внимание.
Проезжая по ночным улицам Лондона, он чувствовал себя полным энергии, его дух воспрял от прилива сил, который он уже не надеялся когда-либо ощутить.
Глава 6
Джорджиана расслабленно и безмятежно лежала на кушетке. Из окон кабинета врача она могла видеть аллею вишневых деревьев, на которых еще осталось несколько ярко-желтых последних листьев.
– Я прекрасно спала сегодня ночью, – сказала она. – Целых десять часов. Не было никаких снов, никаких звуков, никаких движений. Ничего. Я спала как ребенок.
Доктор Дейнман, сидящий в нескольких метрах от нее, промолчал. Он хотел дать Джорджиане время поразмышлять над своим состоянием и самой попытаться проанализировать его, хотя серьезно сомневался в ее возможности сделать это. Его глаза задержались на ее узких ступнях в одних чулках и стройных, как у газели, лодыжках. Он медленно окинул взглядом ее фигуру в облегающем платье из мягкого трикотажа, которое соблазнительно очерчивало каждый изгиб тела.
короткого молчания он спросил:
– Вы спали так только в детстве?
Джорджиана невидящим взглядом смотрела перед собой. Игнорируя его вопрос, она продолжила следовать за своими мыслями:
– После того как я потеряла детей, меня все время преследовали ночные кошмары. В них была кровь и боль – страшная, ужасная. Я заставляла себя проснуться и лежала с открытыми глазами, чтобы кошмар не повторился.
Да, она уже рассказывала ему об этом. Уже несколько недель, как она ходит к нему. Сначала она приходила раз в неделю, а теперь по два раза. Она постоянно ворошит пепел воспоминаний о своих выкидышах и с большой неохотой говорит о чем-нибудь другом. Он должен признать, что не добился заметного прогресса. Но еще слишком рано. Потребуются недели и месяцы. Это была приятная перспектива. Ему нравилось смотреть на нее.
– Вы не видели снов, когда были ребенком? – спросил он, снова пытаясь вызвать ее на разговор о детских годах.
Обычно его пациенты с удовольствием погружались в прошлое. В конце концов, в современном мире высоких скоростей и погони за деньгами было роскошью иметь возможность выговориться. Особенно если вас слушают, не только не перебивая, но и со вниманием.
За четыре года своей практики в качестве психотерапевта доктор Дейнман (приставкой 'доктор' он был обязан не медицинской квалификации, а диссертации на тему о достоинствах контрастных методов терапии сознания, за которую ему присудили степень доктора философии) выслушал бессчетное число рассказов о детстве – в основном несчастливом и жестоком. Не было ничего удивительного в том, что глубинные причины тех проблем, с которыми обращались к нему пациенты, неизбежно имели корни в далеком детстве. Те проблемы, которые выходили на поверхность – алкоголизм, злоупотребление наркотиками, отсутствие аппетита, сексуальные расстройства, – являлись лишь симптомами чего-то более глубокого. Его работа в том и заключалась, чтобы обнаружить этих демонов в тайниках души и деликатно вытащить их наружу, тем самым лишая их силы. Он считал, что уровень его успехов вполне удовлетворителен и постоянно повышается.
– Иногда я видела сны, – неожиданно заговорила Джорджиана. – Обычно мне снились лица родителей. Они улыбались мне так же, как и всегда. Они были очень нежными, очень ласковыми родителями. Мы все были так счастливы.
Доктор Дейнман посмотрел на мигающий красный огонек магнитофона на своем письменном столе. Интересно будет еще раз послушать запись этих слов, когда она уйдет. Утверждения такого рода слишком хороши, чтобы быть правдой. Что она скрывает от него? И от себя?
– Моя мать была красива. Золотистая загорелая кожа, красивые светлые волосы с пепельным оттенком. Она была не такого высокого роста, как я, но все безошибочно узнавали в нас мать и дочь.
Она улыбнулась, находя явное удовольствие в этих воспоминаниях, и закрыла глаза, как кошка в ответ на нежное поглаживание.
Доктор Дейнман сосредоточил внимание на ее лице. Она была действительно красива: твердый подбородок, высокие скулы и прямой нос фотомодели. Ее глаза были голубыми, как летнее небо. Прямые, по-детски мягкие волосы были насыщенного, золотисто-желтого оттенка, не имеющего ничего общего с соломенно-белым продуктом посещения парикмахерской. Судя по всему, она натуральная блондинка, решил доктор.
– Мама все еще жива, – с улыбкой продолжила Джорджиана. – Ей сейчас семьдесят, и она до сих пор очень красива.
Итак, у дочери не должно быть чрезмерных страхов насчет разрушительного действия старения, подумал доктор Дейнман.
– Видимо, вы очень привязаны к матери, – высказал он предположение.
– Да. Да, – нежно протянула Джорджиана. – И к отцу, разумеется, тоже. Он был замечательным человеком.
– Он умер?
– Два года назад. Бедный папа. Он всегда называл меня своей милой девочкой.
– А как он называл вашу мать?
– Своей драгоценной девочкой. Они ужасно любили друг друга. И нас обоих тоже.
– Вас обоих? – переспросил доктор.
– Меня и моего брата Реймонда.
Доктор Дейнман слегка наклонился вперед, свободно сцепив руки с аккуратно обработанными ногтями. Он обдумывал, как сформулировать следующий вопрос, чтобы стимулировать Джорджиану к рассказу о своем интимном прошлом.
Он был прекрасным слушателем: внимательным, спокойным, искренним, не скованным условностями. Ему нравилось давать почувствовать пациентам, что он относится к ним серьезно и искренне уважает в них личность.
– Итак, сколько в семье было человек? Мать, отец и ваш брат Реймонд. Кто-нибудь еще?
– Нет. Нас было только четверо. Совершенная семья.
Джорджиана позволила себе унестись воспоминаниями в потерянный идиллический мир детства. Облекая свои мысли и образы в слова для этого красивого, представительного доктора Дейнмана, она чувствовала, как поток приятного тепла растекается по ее телу. Ей как бы было позволено вновь ощутить себя обласканной всеми маленькой девочкой.
Доктор Дейнман слушал этот слегка звенящий, ровный голос со все возрастающим удовольствием. Его тянуло к Джорджиане Ксавьер как ни к одной из его пациенток.
И сейчас она начала раскрываться. Еще несколько таких сеансов – и у него будет достаточно информации, чтобы начать строить гипотезу об истинной природе ее проблем.
Джорджиана представлялась доктору Дейнману как невинное, частично слепое создание, поглощенное собственными чувствами, которое стоит перед темным стеклом и видит в нем только свое отражение. Со временем он очистит для нее это стекло, разгонит тьму и даст ей возможность взглянуть на внешний мир.
Эта перспектива казалась ему очень заманчивой.
