целенаправленно посвятив себя достижению известности, власти и славы. Люди, окружавшие его в работе и вне ее, были лишь тенями, неясными спутниками, вращающимися вокруг солнца его амбиций. Но теперь появилось другое человеческое существо, о котором он мог заботиться: плоть от его плоти, кровь от его крови. Чувства огромной силы были сконцентрированы на этом ребенке.
Доктор Дейнман попытался вспомнить то, что говорила Джорджиана о биографии и генеалогических корнях своего мужа. Все сведения были очень туманны. Тогда доктор отнес это на счет крайней сосредоточенности Джорджианы на себе самой. Но теперь, глядя на демонические черты Ксавьера и уловив почти грозный смысл в его словах: 'Мои родители умерли', – доктор почувствовал вспышку свежего интереса. Аналитическая часть его мозга начала создавать новые теории.
– Вы никогда не знали своих родителей? – негромко спросил он Ксавьера. Уверенность вернулась к нему, как только он вошел в знакомую роль психотерапевта.
– Нет.
Повисла колючая тишина.
– Должно быть, это тяжело.
– Вовсе нет. Как я вижу по детям своих коллег, родители – это величайший крест, который должны нести дети. Я часто удивляюсь, как они умудряются сохранить жизнерадостность и выстоять при такой полной неспособности родителей к воспитанию.
– Мы все представляем собой странную и неповторимую смесь нашей генетической наследственности и нашего опыта, – заметил доктор Дейнман тоном профессионала.
Для большинства людей такой комментарий был бы заманчивым приглашением рассказать историю своей жизни. Но Ксавьер никак не отреагировал. Затем резко заявил:
– Я никогда не говорю о прошлом.
– О детстве?
Тяжелые веки Ксавьера слегка опустились, подчеркивая его желание отгородиться от внешнего мира.
– Молчание – иногда лучший способ справиться с болезненными воспоминаниями, – сказал доктор, рефлекторно реагируя как психотерапевт. Произнеся эти слова, он тут же пожалел об этом.
– Не надо опекать меня, – негромко сказал Ксавьер.
– Извините.
– Я полагаю, у вас ко мне профессиональный интерес?
– Я не только психолог, я еще и просто человек.
– Значит, это личный интерес?
– Я этого не говорил.
Доктору Дейнману показалось, что он слышит мысли Ксавьера. Он почувствовал огромную жалость к Тэре. И, без сомнения, жалость к себе в данный момент.
В его голове прокручивались возможные сценарии предстоящего действия в коттедже. Серый туман неприятного предчувствия спустился на него, его мелкие капельки поползли вдоль позвоночника, вызывая ощущение прикосновения лапок ядовитого паука.
Глава 25
Джорджиана не могла понять, почему ребенок, не переставая, плачет.
– Теперь я буду твоей новой мамой. Ты будешь моей милой девочкой, – сказала она. – Не надо плакать. – И затем, более резко: – Ты не должна больше плакать.
Сначала все шло очень хорошо. Алессандра с удовольствием поехала с Джорджианой на машине. Но во время обеда, когда они остановились у деревенской гостиницы, она отказалась от еды. Она начала брыкаться, извиваться и, упираясь крепкими ножками и ручками, пыталась выбраться из высокого детского стульчика. Официант принес шоре из говядины с овощами и манный пудинг. Джорджиана знала, что дети любят это. Но Алессандра просто выплюнула пищу. Ее лицо покраснело от отвращения и негодования.
Джорджиана была встревожена. Она была в глубоком замешательстве. Взгляды обедающих повернулись к ней и ребенку: оценивающие, неодобрительные взгляды. Она никогда не испытывала ничего подобного.
В машине Алессандра начала кричать. Это продолжалось больше часа. Затем, доведя себя до изнеможения, неожиданно уснула.
Джорджиана облегченно вздохнула. Ее паника и нарастающее раздражение постепенно рассеялись. Она была уверена, что, как только они доберутся до коттеджа, все пойдет гладко.
Она все тщательно подготовила заранее. Провела несколько часов в магазинах, выбирая самую роскошную и модную коляску, самый элегантный стульчик на колесиках, самую замечательную кроватку. 'Мерседес' теперь был оборудован детским сиденьем, а в багажнике лежали платьица, штанишки, курточки, игрушки и книжки. Холодильник в коттедже был заполнен детским питанием, молоком и яйцами.
Джорджиана считала, что она проявила полную и исчерпывающую заботу о нуждах ребенка.
Делая все это, она возвращалась мыслями в свое собственное детство, копируя своих родителей. В ее сознании их поведение воспринималось как образец, которому она строго следовала.
В их жизни в коттедже она будет в роли своих родителей, а Алессандра – в ее роли.
Они будут счастливы, в этом нет никаких сомнений.
Алессандра спала, пока они не добрались до коттеджа. Как только машина остановилась, она проснулась, осознала ситуацию и снова принялась реветь.
Сердце Джорджианы начало стучать как барабан. Кровь бросилась ей в виски.
Впереди были нескончаемые, кошмарные часы детского плача.
Лицо девочки покраснело и исказилось от гнева. Джорджиана посмотрела на нее и узнала в ее чертах сначала черты Сола, потом Тэры. Она в замешательстве моргнула. Но потом прикоснулась к шелковистым светлым волосам девочки и успокоилась.
К полуночи Джорджиана безумно хотела спать. Алессандра с железным упорством продолжала бодрствовать. Она была уже в изнеможении от страха и рыданий, но каждый раз, едва погрузившись в дремоту, тут же просыпалась и снова начинала плакать.
У Джорджианы появилась резь в глазах. Кожу покалывало, мышцы на руках и ногах подергивались.
Детский ужин был отвергнут и стоял на столе, покрываясь корочкой. Открытые баночки мясного пюре, протертой моркови и пюре из яблок издавали одинаково кислый запах, от которого Джорджиану начинало мутить. К этому примешивался запах мокрого подгузника, результат изнурительной получасовой борьбы в попытке переодеть извивающуюся и брыкающуюся Алессандру.
Пытаясь накормить ребенка, она забрызгала едой все платье. Ее чулки стали липкими, на туфлях блестели нити засохшего пюре.
Было уже очень поздно. Непрекращающиеся детские вопли пронизывали ее, как горячие иглы. Даже если она будет кричать на всю округу. Даже если вся деревня сбежится и начнет колотить в дверь.
Она должна лечь спать. Это немыслимо – не иметь возможности заснуть. Как это родители выдерживают такое? А если это будет продолжаться несколько дней? Недель? Она решила переодеться в ванной комнате на первом этаже, открыв краны на полную мощность, чтобы заглушить шумом воды доносящийся сверху крик.
Она припомнила, что читала в газетах сообщения о родителях, которые избивали своих малолетних детей. И даже убивали их. Неожиданно это стало возможно понять.
Розовое зарево поднималось над холмистым Корнуоллским побережьем, когда Сол Ксавьер и доктор Дейнман подъехали к городку. Крутая дорога, ведущая в центр, поблескивала от утренней росы.
– Как давно вы не были здесь? – поинтересовался доктор светским тоном. Его ладони были влажными
