— Я сходил с ума, пытаясь придумать, как вернуть тебя… — Он сделал паузу. — Скажи что-нибудь, Зоя. Ради Бога!
— Я никогда не осуждала тебя, — с трудом вымолвила она.
— Я был вне себя, ослеплен гневом и набросился на тебя, потому что ты была рядом.
— Да.
— Ты прощаешь меня? Ты все еще любишь меня?
— Да. — Ох, как легко становится на душе, когда скажешь правду… — Конечно.
Он с трудом перевел дух.
— Тогда позволь мне приехать за тобою. Сию минуту. Скажи, где ты.
Зоя вздохнула.
— Зоя! — Внезапно его голос стал хриплым и настойчивым. — Не исчезай, я этого больше не вынесу.
Зоя отвела трубку от уха и уставилась на нее как на чудо. Связь между ней и Франсуа, когда-то жестоко прерванная, восстановилась.
Хватит с нее и этого.
— Зоя! Зоя! — умолял он.
Но что она могла сказать в ответ?..
— Есть что-то еще, верно? — У него всегда была поразительная интуиция. — Верно?!
— Да.
— Ты можешь рассказать мне все. Все, что угодно. Можешь…
— Нет, — тихо ответила она.
Из последних сил борясь с горем и чувствуя, что вонзает себе кинжал в сердце, Зоя медленно повесила трубку.
Глава 26
Чтобы добраться до обиталища профессора Пенроуза, расположенного в одном из самых дорогих и недоступных уголков Суррея, Марине пришлось ехать на метро, электричке и такси.
Эдвард Пенроуз жил в перестроенной ветряной мельнице, одиноко стоявшей на краю общественного выгона. А вдруг его не окажется дома, мрачно подумала Марина, вымотанная двухчасовой дорогой и возмущенная стоимостью такси от станции Редхилл.
Поднимаясь к мельнице, она пыталась представить себе, каким мог стать профессор Пенроуз за неполных тридцать лет, которые прошли с их последней встречи. Тогда он был высок ростом, громоздок, неуклюж и неряшлив. Его мешковатые костюмы имели такой вид, словно в них спали. Волосы у него были пышные и вечно взлохмаченные.
Он сам открыл дверь. Все такой же высокий и громоздкий. На нем были поношенные вельветовые штаны цвета лесной зелени, а седая грива напоминала щетку для чистки сковородок.
— Марина! Что, трудная выдалась поездка?
Он не был похож на ученого. Скорее на благородного отца из телесериала, с красивым лицом и серыми глазами, острыми как бритвы.
— Да, профессор Пенроуз. Неужели это так заметно?
— Заметно. Слушай, зови меня Тедди. Входи.
Марина огляделась. Светлый кирпич, каменные полы, прекрасные индийские ковры, кованые чугунные перила на винтовой каменной лестнице. И идеально круглые стены.
Пенроуз следил за ее реакцией.
— Мне хотелось чего-нибудь по-настоящему эксцентричного, — сказал он. — Вроде руин цитадели или башни, в которой зуб на зуб не попадает. Но Лиззи понравилось вот это.
— Лиззи? Ну да, твоей жене. — Марина смутно припомнила живую и веселую рыжеволосую женщину, шутки которой повторял весь психологический факультет. — Как она поживает?
— Умерла два года назад. Сердечный приступ.
— Извини.
— Наверно, не выдержала жизни со мной.
Не успела Марина расстегнуть плащ, как Пенроуз ловко снял его и положил на дубовую скамью.
Острые глаза одобрительно осмотрели ее, и Марина почувствовала себя польщенной. Она немного гордилась своими длинными ногами, стройной фигурой и пышными седыми волосами. Правильно она сделала, что надела выцветшие черные «ливайсы» образца восьмидесятых годов и прекрасно сохранившиеся высокие, черные сапоги, купленные на рождественской распродаже в шестьдесят третьем. Тогда они назывались «сапоги-чулки».
Смотри-ка, старушка, тебе еще доставляют удовольствие мужские взгляды. Даже взгляды такого насмешника, как Тедди Пенроуза.
Он провел ее в необычную полукруглую комнату, окрашенную в цвет биллиардного сукна. Все стены были увешаны картинами и рисунками. Прокладывая путь между кучами научных журналов, газет и открытых книг, Тедди в конце концов добрался до дивана. Между копиями статей из журнала «Нейчур» и воскресными приложениями уютно свернулся шоколадно-палевый сиамский кот.
Тедди поднял кота, видимо, с его законного места и осторожно поставил на ноги. Тот протестующе замяукал. Марина скромно села, окутавшись облаком красивых седых волос. Пенроуз на секунду вышел и вернулся с большим стаканом виски и бутылкой ледяной содовой. Именно это она и выбрала бы, если бы ее спросили. Но он не спрашивал.
Кот пытливо осмотрел Марину, приняв решение, забрался к ней на колени, дважды повернулся вокруг своей оси, улегся и замурлыкал.
— Э-э… ты не возражаешь? — забеспокоился Тедди.
— Ни капельки.
— Ну ладно, — сказал он без всяких околичностей. — Меня чрезвычайно заинтриговал твой телефонной звонок. Рассказывай об этой своей юной подруге с предчувствиями.
Марина приложилась к стакану, за неимением стола поставила его на пол, прижав к ножке дивана, и начала рассказ.
Она говорила очень четко, тщательно выбирая слова. Тедди Пенроуза следовало побаиваться. Еще тридцать лет назад о нем говорили как о будущем академике и уважительно прозвали «Башковитым Тедди». Его мозг мог потягаться с мощным компьютером, а интеллектуальный коэффициент достигал заоблачных высот. Этот человек не выносил дураков. Рассказывая Пенроузу о Зоиных мрачных предчувствиях, она ощущала, что тот впитывает каждое слово, взвешивает его, пробует на зуб, вычленяет смысл и ищет подходящую к данному случаю теорию.
Она закончила рассказ кратким изложением того, каким образом предчувствия Зои привели ее к разрыву с возлюбленным и бросили в объятия другого мужчины. По мнению Марины, абсолютно ей не подходящего, но имевшего серьезные намерения.
На несколько секунд Тедди Пенроуз погрузился в размышления.
— Ну, и в чем проблема, Марина? Каким образом я могу принять участие в твоем крестовом походе за спасение подруги от участи, которая хуже смерти?
— Не смейся!
— И не думаю. Неудачный брак — ад при жизни. Мой брак был счастливым. Это самая драгоценная вещь на свете.
— Лично мне, кажется, что эти предчувствия были посланы Зое, чтобы уберечь от ошибочного решения, которое она могла бы принять, — хмуро сказала Марина.
— Какого именно?
— Основанного на рационализме и здравом смысле. Зоя — образованная женщина. Она говорит на
