Анри возвратился к нему.
— Это Эрлев, дочь Фулберта, кожевника из Фалеза.
— Она красива, — сказал Роберт.
Анри, довольный тем, что молодой человек интересуется чем-то еще, кроме вражды со старшим братом, негромко сказал:
— Ты здесь граф. Ты можешь иметь ее.
Вздрогнув, Роберт посмотрел на него, затем засмеялся.
— Так просто?
— Она будет польщена, если ты проявишь к ней интерес, я уверен, — подтвердил Анри.
— Будет ли? — пробормотал Роберт. Он направил лошадь в сторону толпы. Перед ним расступались, многие кланялись. Это был их граф, воплощение законности. Он был молод, силен и могуществен, вел свое происхождение от Ролло Викинга, которому более сотни лет назад подарил эти земли Карл Простоватый. Сейчас Роберт был их хозяином. Он был энергичен и красив, и его любили.
Он продвигался в толпе, и вскоре перед ним осталась только девушка. Она не видела его и продолжала танцевать. Музыкант играл на дудке, она смеялась и кружилась, и длинные волосы веером развивались у нее за спиной.
Роберт остановил свою лошадь в одном шаге от нее. Девушка повернулась и увидела величественного всадника. В немом изумлении она смотрела на его шелковое, отороченное горностаем одеяние.
Ей показалось, что это небожитель, который сошел к ней с небес. Она не могла ни шевельнуться, ни что-либо произнести. Она лишь с благоговением смотрела на него.
Роберт поравнялся с девушкой, нагнулся и, улыбаясь, взял ее за руку. Он ощутил бешеное биение пульса и увидел, как вздымается и опадает высокая грудь.
— Ты пойдешь со мной? — спросил Роберт,
Он не сказал ей, куда собирается вести ее, да она и не спрашивала. Глядя ему в глаза, она медленно кивнула. Она была одновременно напугана и возбуждена. Роберт видел, что она прекрасно понимала, чего он хочет, однако каких-либо возражений не высказывала.
Она не только не возражала, она тоже хотела этого.
Он приподнял ее и посадил на лошадь перед собой. Люди глазели на них, но девушка не обращала на это внимания. Он пустил лошадь рысью, и вскоре они оказались за пределами города.
Для Эрлев все казалось каким-то чудесным сном. В ней совсем недавно стали просыпаться смутные желания, которые рождали сладостное томление. Она была девушкой практичной и порой размышляла о том, что ее ожидает, когда она окажется наедине с мужчиной. И задавалась вопросом, кто это будет: сын кузнеца Мишель? Или наследник хозяина гостиницы Ральф? А вдруг сам красавец Ги де Моне, сын старого солдата?
Но ни разу даже в самых дерзких мечтах она не заходила столь далеко, чтобы этим мужчиной стал Роберт, граф Исмуа.
Роберт направился с ней в ближайший лес. Они подъехали к домику охотника, и Роберт вызвал хозяина. Граф бросил ему несколько монет и сказал пару фраз. Старик понимающе кивнул, улыбнулся, позвал жену, и та вышла поприветствовать лорда.
Они зашли в домик, затем через несколько минут вышли и направились в лес. Роберт спешился, протянул руки к Эрлев и внес ее в домик. В полумраке комнаты он заглянул ей в лицо, погладил по щеке и спросил:
— Ты знаешь, зачем мы приехали сюда?
Эрлев кивнула, и он наклонился, чтобы поцеловать ее. Девушка задавала себе вопрос, что такое грех и что такое рай. Он не женится на ней, она понимала это. И, значит, это был грех, но грех сладостный. Эрлев волновал исходящий от Роберта аромат, ее колотила дрожь. Она погладила его руку и ощутила стальные мускулы. Его губы были столь настойчивыми, что заставляли позабыть обо всем, и она почувствовала сладостное головокружение.
Роберт оторвался от нее и посмотрел ей в глаза. Она дотронулась до его щеки и еще раз восхитилась его красотой.
— Будь нежным со мной, мои господин, — шепотом сказала она.
— Я буду очень нежным.
Он был искренен в своем обещают, хотя его сжигал огонь страсти. Его пальцы дрожали, когда он раздевал Эрлев. Роберт бросил на пол свою одежду, опустил девушку на убогий соломенный тюфяк и подумал, что она достойна того, чтобы носить меха и шелка. Груди у нее были крепкие и высокие, они упруго выскальзывали из его рук и были такими сладкими на вкус. Ее тело быстро разогрелось и стало влажным, и хотя обещание Роберта быть нежным очень скоро забылось, Эрлев не жаловалась и не протестовала. Для девственницы начало было слишком бурным, но вскоре Эрлев позабыла о боли и всецело отдалась нараставшему сладостному ощущению, восхищаясь способностью мужской плоти столь глубоко проникать в нее.
В конце концов она закричала и прильнула к Роберту, взмокшая, дрожащая и потрясенная. А он засмеялся беспричинным счастливым смехом. Густела тьма, но он не хотел ехать домой, не хотел расставаться с ней. Они лежали голые на тюфяке, он перебирал ее пальцы, а она рассказывала об отце. Роберт думал о том, что Анри навестит его и компенсирует утрату, понесенную его дочерью. Хотя эта умненькая девушка с живой улыбкой не была леди и, следовательно, Роберт не мог на ней жениться, он был искренне очарован ею.
Пришла ночь, и любовный бой разгорелся вновь. Роберт не мог насытиться ее обольстительным девичьим телом и удивительной чувственностью. И лишь затем они заснули, удовлетворенные. Усталая Эрлев думала, что заснет сном младенца. Однако она не могла забыть пережитого ею сладостного возбуждения и, глядя в потолок, вновь и вновь переживала прошедшую ночь любви. Засыпая, она полагала, что и во сне увидит юного графа.
Вместо этого она погрузилась в мир странных кошмаров. Огромный черный человек навалился на нее, а когда он удалился, она осталась голой, одинокой, дрожащей. К тому же она не могла двигаться. А глубоко в ней, там, где ее любовник излил свое семя, она ощутила движение. Она увидела, что из нее начинает расти дерево. Оно было высокое, громадное, ветви раскинулись так широко, что скрыли все вокруг. Она стала кричать.
Роберт проснулся, обнял и успокоил дрожащую Эрлев. Он с изумлением выслушал ее сон о дереве.
— Я не посеял в тебе никакого дерева, — смеясь, сказал Роберт и ласково погладил девичий живот и треугольник волос. — Может быть, крошечного младенца, сына или дочку, но непременно и в плоти и крови. Именно этому дает начало мужское семя, но уж никак не дереву.
И она тоже стала смеяться. Затем они опять затеяли любовную игру, и Эрлев стала задыхаться от сладости и восторга. А после отдыха возобновилась любовная схватка.
Вскоре Эрлев действительно обнаружила, что в ней зародилась новая жизнь. Она часто вспоминала свой сон, и ей становилось страшно. Она решила рассказать его матери. Правда, ее мать не очень обеспокоили страхи дочери, ибо к тому времени их семья стала ощущать плоды доброго расположения Роберта. Братья Эрлев получили небольшие должности при дворе графа. Дело отца разрасталось и процветало. Роберт с нетерпением ждал рождения ребенка. Однако его отношения с братом оставались весьма натянутыми и походили скорее на гражданскую войну.
В августе 1027 года герцог Нормандии Ричард скоропостижно скончался. Эрлев в это время редко видела своего любовника. В стране заговорили о братоубийстве. Хотя у герцога был законный сын, его отправили в монастырь. Роберт стал герцогом Нормандии.
Поздней осенью Эрлев родила сына. Она стонала и мучилась во время родов и вспоминала свой сон, потому что ей в этот момент казалось, что ее и впрямь разрывает дерево.
Мать успокоила ее, и в положенное время родился мальчик. Его назвали Вильгельмом.
— Смотри, Марк. Это Вильгельм Ублюдок.
Ему было семь лет. Сколько он помнил себя, его всегда называли ублюдком. Он слонялся по двору и без интереса присматривал за овцами отчима, когда увидел Хью из Кресны и его приятеля — десятилетнего Марка. Они шли, чтобы подразнить его.
Ублюдок… Его отец мог быть герцогом Нормандии, но Вильгельм был незаконнорожденным, и мальчишки
