Король повернулся и в упор посмотрел на Гарика. В уголках его глаз от смеха собрались морщинки, но сам взгляд был твердым и прямым, как лезвие меча.
— И при этом никто не хочет, чтобы морские пираты нападали на их корабли, — продолжил Карус. — И совсем уж им не по нраву, когда шайки воров насилуют их женщин и грабят дома и лавки.
Внизу, на земле, группа вооруженных всадников из вражеского лагеря бросилась на формирующуюся фалангу, пытаясь разделаться с ней. Их встретили ударами копий, началось побоище.
Всадники рубили сами и уворачивались от ударов. Атака потеряла стремительность. Наконец, всадники повернули назад к лагерю, откуда налетели, многие — пешком, ибо потеряли коней.
— Они согласятся, чтобы ими правили, — сказал Карус, — если ты справедлив, во всяком случае, достаточно справедлив и делаешь, на их взгляд, все необходимое. Взять, например, графа Хитто из Блэйза…
Он кивнул, удовлетворенно наблюдая за сценой внизу.
— Там, в Блэйзе, было множество людей, кому не по душе было платить налоги в казну Каркозы, но они считали, что это меньшее зло, чем позволить Хитто раздеть их догола, собрать армию и сделаться королем Островов! Кавалерия, сынок! Он собирался использовать тяжелую кавалерию, чтобы завоевать Острова!
Сто семьдесят три гребца сидели с каждой стороны королевской триремы. На земле они вооружались длинными пиками, трехфутовыми пращами и мешочками со свинцовыми пулями, которые без труда расправятся с любым деревенским лучником.
Фаланга пришла в движение, напоминая морской прибой. Пращники перемешались с копьеносцами.
На заднем фланге в качестве резерва выступали пять сотен вооруженных пеших воинов с мечами. Их шлемы и кирасы блестели на солнце.
Четверо крепких воинов держали на плечах платформу, напоминающую паланкин. Король Карус стоял на ней, обозревая свою армию по мере разворачивания битвы. В руке он держал свой шлем, который использует в качестве гонга, когда голос будет уже не слышен за шумом сражения. Правая рука покоилась на рукояти меча.
— Помни же, сынок, — заговорил он, обращаясь к Гаррику. — Ты можешь любого человека заставить делать то, что захочешь.
Он усмехнулся.
— Я мог, по крайней мере, да и ты достаточно внушительных габаритов для этого. Но когда попытаешься силой переубеждать двоих, к одному, возможно, придется повернуться спиной. Если доведется тебе править королевством, сделай так, чтобы все полагали, будто лучшего короля мир не видывал.
Внизу группа вооруженных всадников билась с крестьянами из Блэйза, вооруженными грубыми копьями и стрелами, с которыми они охотились на кроликов. Крестьяне сражались так отчаянно, будто ни мечи, ни пращи не могли причинить им вреда.
Фаланга быстро продвигалась вперед. Первые три шеренги опустили пики, следующие ощетинились сталью.
— Но почему я?! — заспорил Гаррик. — Какое у меня право быть королем? Я ведь только крестьянин из Хафта!
— Это не право, сынок, — объяснил ему Карус. — Это долг, ибо твой предок проиграл сражение тысячу лет назад. Я потерпел неудачу. Не потому, что не пытался, просто не смог. Тебе вершить это, король Гаррик…
Он улыбнулся. Карус на поле битвы спрыгнул с платформы и сам повел войско на врага. Его меч мелькал, словно змеиное жало.
— Потому что если ты не сможешь, другого шанса не будет. На этот раз — все.
— Эй, далеко ли до суши? — позвал чей-то голос. Слова обрушились на Гаррика, и тут он понял, что стоит, облокотившись на деревянные перила «Госпожи Милосердной».
— До Пандаха осталось всего три узла! — откликнулся кто-то на мачте.
Лиэйн сидела в нескольких футах от перил, читая кодекс Од Селондра. Услышав, что Гаррик шевельнулся, она улыбнулась ему.
Уголком глаза Гаррик отметил странную зеленую вспышку у северного горизонта. И решил, что это последнее эхо его союзника.
Кэшел стоял у перил, положив левую руку на бушприт. Как он успел заметить во время путешествия, маленький парус, свисавший с бушприта, использовался в основном для маневрирования. Он пока не видел Пандаха, но знал, что облака, формирующиеся в чистом небе, говорят о восходящих потоках воздуха над невидимой пока сушей.
— Разве не здорово будет очутиться сегодня на твердой земле вместо того, чтобы ночевать на песчаном холме посреди моря? — произнесла Шарина. — А еще свежая вода!
— Да уж, корабельная отдает дегтем, — согласился Кэшел. Вообще-то на корабле ему нравилось. Качка его не беспокоила, как и бескрайнее небо над головой.
Лиэйн помахала рукой, заметив взгляд Кэшела в своем направлении. Гаррик не сводил глаз с северного горизонта, сделав ладонь козырьком.
Шарина заметила, что Гарик пристально вглядывается вдаль. Она наклонилась над фок-мачтой и встала на фальшборт; перила окружали только носовую часть корабля. Кэшел не мог ничего заметить в этой стороне, ему мешал парус.
— Кэшел, — позвала Шарина. — Иди-ка, взгляни вон туда.
Кэшел перешагнул через наклоненную мачту вместо того, чтобы проползти внизу. Матрос, бегущий поправить парус, ударился о плечо великана и сердито вскрикнул. Кэшел не обратил на него внимания, оглядывая море зорким взглядом пастуха, привыкшего сразу обнаруживать опасность.
Легкий ветерок заставлял корабль двигаться не быстрее идущего по дороге стада овец. Море спокойно раскинулось вокруг.
Из глубин вынырнула рыба, сверкнувшая на солнце серебром. Такая сцена повторялась за время путешествия.
Вдруг у Кэшела побежали мурашки по шее. Он подхватил посох наперевес, чтобы выстроить барьер перед собой и Шариной. Неподалеку матросы поднимали паруса под одобрительные крики капитана. Они хотели поскорее попасть в порти не видели поводов для беспокойства.
— Там, в море, что-то есть, — произнесла Шарина нарочито спокойным голосом. — Пожалуй, в миле отсюда. Серое или зеленое, непонятной формы. Но оно точно там, что бы это ни было.
Теноктрис вышла из кают, где отдыхала. Она взглянула на Кэшела, потом — в сторону порта.
— Может, это кит или… — начала Шарина.
Серая искривленная линза распространилась над морем и небом на сотни футов вокруг. Кэшел видел волны и горизонт через эту линзу, но они были искажены и словно окутаны тенью. Сквозь серое просвечивало бронзовое сияние. А грозный рык словно бы тысяч чудовищных глоток заглушил даже испуганные крики матросов.
И линза накрыла «Госпожу Милосердную» словно цунами.
Шарина обеими руками вцепилась в планшир. Все это напоминало бурю. Она и не подумала спрятаться внутри. От хрупкой каюты толку будет мало, ведь даже стенки корабля не кажутся надежной защитой.
Кэшел стоял, крепко расставив ноги, сжав в руке посохи бешено вращая его посолонь. Искры летели из железного наконечника, сверкая в воздухе, вокруг посоха распространилось голубоватое сияние.
Паруса бессильно повисли.
Корабль завертелся волчком и вошел в линзу. Солнце исчезло.
Кэшел продолжал вращать посох. Лицо его оставалось спокойным, но он больше не выглядел тем юношей, к которому так привыкла Шарина. Теперь он, скорее, напоминал изображение в святилищах великих храмов, Пастыря, но не в облике кроткого красавца-супруга Госпожи, а другую его ипостась — Защитника, грозного и величавого.
Серую мглу прорезала молния, раздался треск, и голубая вспышка накрыла Шарину и Кэшела. Планшир разлетелся на мелкие осколки, фок-мачта тоже сломалась. Канаты охватило алое пламя.
«Госпожа Милосердная» раскололась на части. Палубу выгнуло дугой, одна из частей борта встала
