Эрик помолчал, а затем отрывисто произнес:
– Земли и богатства – это не награда. Награда – это ты, Игрейния.
– Я сама? И все? Эдуард бы этому никогда не поверил. И Роберт Брюс наверняка тоже.
– Роберт Брюс помнит твою красоту.
– Он сам тебе об этом сказал? – Она насмешливо изогнула бровь. – Видимо, в тот момент, когда приказывал со мной переспать?
Эрик улыбнулся, и в его улыбке не чувствовалось ни малейшей обиды.
– Помнишь тот день у реки? Именно тогда я понял, как ты прекрасна. – Его улыбка померкла, глаза потемнели, и он заговорил теперь серьезно: – Прости меня, Игрейния, за то, что мучил тебя. Когда мы с тобой познакомились, я испытывал такие телесные муки, какие не доставляет ни одна боль. Я знаю, ты тоже страдала. Но я ненавидел не тебя, а смерть. И каждый раз, когда смотрел на тебя, я начинал яростно проклинать самого себя. Не мог я согласиться с тем, что меня к тебе влечет. И испытал настоящий шок, когда понял, как ты желанна. Но потом, когда мне показалось, что я навсегда тебя потерял, несмотря на все усилия и свой, как я всегда считал, военный ум, я осознал…
– Что ты осознал?
Но Эрик не успел ответить. Со стороны лагеря послышались громкие возгласы. Игрейния нервно оглянулась. Вождь поднялся и помог подняться жене. И они быстро направились в ту сторону, откуда доносился шум.
И раненые, и те, кто за ними ухаживал, и остальные, кто просто отдыхал у реки, – все сгрудились вокруг сидевшего на взмыленной лошади Аллана. Всадник раскраснелся от быстрой езды, тяжело дышал, но широко улыбался.
– Что случилось? – спросил Эрик.
– Он умер! Король Англии Эдуард Первый почил в бозе. Встал с постели, взгромоздился на коня, проехал шесть миль за четыре дня, потом остановился и умер. Спасибо тебе, Боже: король умер, да здравствует король!
– Аллан, подробности! – потребовал вождь.
Гонец наконец спешился, и их тут же окружили любопытные.
– Он умер и завещал своему сыну, что его сердце следует доставить в Иерусалим. А кости отделить от плоти и носить с собой в битву против шотландцев. И не хоронить их до тех пор, пока Шотландия не подчинится и не признает власть Англии.
– В таком случае его кости никогда не обретут покоя, – хмыкнул Ангус.
– Похоже, что так. Кстати, Эдуард Второй прекратил все военные действия и, наплевав на волю отца, готовится к погребению его тела в Уолтемском аббатстве, а заодно призывает к себе своих фаворитов, которых покойный король подверг жестокой опале.
Аллан, заметив, что Игрейния непонимающе смотрит на него, тихо пояснил:
– Эдуард Первый был настоящим воином – истинным Плантагенетом. А его сын… Короче, великая битва откладывается. Роберт Брюс получает передышку, драгоценную передышку. Он может отправиться на север, подчинить себе непокорных, укрепить власть, а затем выступить против англичан.
Игрейния улыбнулась Аллану. А вокруг не прекращалось бурное ликование.
Ей стало грустно: столько людей радуются смерти человека и короля. Она знала его в лучшие времена, когда он был великим правителем – привлекательным, учтивым, могучим, способным создать сильную Англию.
И что теперь?
Ей тоже следовало радоваться.
Эрик взял ее за руку. И пока толпа бушевала и слушала новые подробности смерти ненавистного тирана, увел ее далеко по берегу реки. Отпустил руку, вошел в воду и позвал за собой. Игрейния последовала за мужем.
– Мне очень жаль, он был твоим королем.
– Мне тоже. Эдуард был по-своему велик. И тем не менее…
– Что – тем не менее?
– Если благодаря его смерти тебе не придется сейчас отправляться на войну, я буду только рада.
Эрик улыбнулся и погладил ее по щеке.
– Ты говорила, что у тебя не осталось никаких богатств. Но ты обладаешь самым ценным на свете сокровищем.
– Что же это за сокровище?
– Мой сын. – Эрик нежно поцеловал ее в губы. – Господи, – вдруг изумился он, – ведь мой сын будет наполовину англичанином!
– Среди англичан тоже есть хорошие люди.
– Знаю, знаю. Я никогда в этом не сомневался. Я видел, какую доблесть проявили лорд Дэнби и твой брат. Не предали своих убеждений, но твердо стояли за правду. Жена Роберта Брюса – англичанка. И ты тоже… – Последние слова прозвучали очень нежно. Но Игрейния не успела ответить. Эрик встал и протянул ей руку. – Пора, любовь моя. Вечереет. Нам надо возвращаться. Обстоятельства изменились. Нужно строить новые планы.
Она вышла на берег и вдруг замерла, потрясенная. Из всего, что он сказал, она услышала только одно – «любовь моя».
