перекрестный прицел самый крупный на экране объект.
— Корабль неуправляем! Акселератор выжат до предела и заблокирован. Пытаемся восстановить контроль! Перехожу на прием.
— Прекратить огонь! — лихорадочно взвизгнул капитан халианского крейсера.
— Мы не можем, — объяснил Корин, и Лисл нажал кнопку на своей гашетке. А Корин продолжал болтать: — Орудия заблокированы. Мы пытаемся разомкнуть цепь, но не получается.
Лазерный луч, выпущенный в крейсер, был невидим в безвоздушном пространстве, в котором отсутствовала даже атмосферная пыль. Корин тоже взял крейсер на прицел и выпустил ракету, не сводя глаз с подлетающего к ним диска.
Следующая фраза хорьков переводилась примерно так:
— Да они, видно, с ума там посходили на корабле, или сам корабль обезумел.
В ответ кто-то другой затараторил:
— Подлежат немедленной ликвидации.
А потом корпус крейсера озарился яркой вспышкой.
— А какой ты раньше была веселой! — упорствовал Корин, стоя к Нэнси спиной. — Все было так замечательно, когда мы начали встречаться! Ты — такая красивая, музыка нас обволакивает, и никого нет на свете, кроме нас двоих, и ничего, кроме нашего танца, а твои глаза…
— Хватит! — оборвала она. — Что же ты вытворяешь со мной!
Он снова повернулся к Нэнси и увидел красные, воспаленные глаза, растрепанные волосы, наполовину закрывающие одутловатое лицо; слишком откровенно распахнутый халат, под которым проглядывало тело, некогда таившее для него столько соблазнов, а теперь обрюзгшее и непривлекательное.
— Ты ведь сама говорила — твои друзья станут и моими тоже. — Он подошел ближе. — А мои друзья будут твоими.
— Если ты считаешь, что я способна появиться на людях в компании эти социопатов, на которых давно все крест поставили…
— Хорошо, не хочешь, так и не надо! Ты хоть помнишь, когда я последний раз разговаривал с Сином или Бобом?
— Ах, мой бедный мальчик! Совсем ты без друзей остался!
— По крайней мере, без твоих.
— Не думаешь же ты, что я покажусь им… в таком виде!
— А почему бы и нет? — взорвался он, — я-то тебя вижу такой!
— Так ты мой муж!
— И поэтому заслуживаю меньшего, чем твои друзья!
— Тебе самому станет стыдно, если друзья увидят, во что ты меня превратил.
— Так это я заставлял тебя пить как лошадь? Это я запретил тебе ездить на оздоровительные курорты?
— Да! А теперь мне просто стыдно с ними встречаться.
— Наверно, мне не стоило об этом просить. Но я действительно хотел вытащить тебя куда-нибудь. Мы ведь раньше, бывало, веселились до упаду.
— Да, конечно, пока ты зарабатывал, — истерично выкрикнула она. — Ты и меня упрашивал оставить работу.
— Не просил я тебя этого делать!
— Просил. — Она поджала губы. — Я точно помню — ты сидел в этой комнате на диване, теребил мое ухо и нашептывал: — Дорогая, брось ты свою работу. Я обеспечу нашу семью.
— Не было этого! Да, мы сидели на диване, верно, и я ласкал твое ухо, а ты при этом ворковала: «Послушай, ты устроился в хорошее место, мне теперь не обязательно ходить на службу». А я тебе ответил…
— Я такое говорила? Да как ты смеешь обвинять меня во лжи! И все потому, что не удержался на своем «хорошем месте».
— Да ты ведь знаешь, компания разорилась!
— Мне уже тогда следовало знать, что ты свяжешься с какими-нибудь недотепами!
Он медленно поднял взгляд, глаза его сузились:
— Как это прикажешь понимать!
— Рыбак рыбака… — она язвительно усмехнулась.
Он бросился со сжатыми кулаками, с пылающим гневом лицом.
— Ну давай, ударь меня! Мне наплевать! — истошно кричала Нэнси, закрываясь руками.
И он чуть было не ударил — особенно оскорбительно было это «наплевать». Но в последний момент Корин сумел сдержаться и выбежал из комнаты.
Как бы они ни скандалили, заканчивалось всегда именно этим — он просто уходил из дома куда глаза глядят.
И вот однажды, спустя два часа после очередной ссоры, уже выходя из мрачного хмельного забытья, он поднял глаза и наткнулся на объявление, гласящее: «Приходите служить на Флот!», украшенное изображением десантника на фоне космического корабля.
Оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что это единственная освещенная витрина на улице — даже у бара вывеска погасла.
И тогда он вошел — просто чтобы посидеть в тепле — так он успокаивал себя. Потому что больше согреться было негде.
Он так никогда и не вернулся назад. И с тех пор не приближался к Земле ближе, чем на пять световых лет. Тем не менее исправно, каждый месяц, посылал ей денежные чеки, а если они делали посадку на базе Флота, отправлял письма. Правда, ответа он так и не получил, если не считать письма от ее адвоката с бумагами бракоразводного процесса.
Сам луч остался невидим в космическом пространстве, но разрушения он причинил немалые. Корин теперь один управлял обеими системами наведения: лазерными лучами, выводящими из строя системы управления у крейсера, и торпедами, несущими смертоносные ядерные боеголовки. Сейчас Корин готов был со спокойной совестью уничтожить все, что под руку попадется: корабли, хорьков, боссов, прежних возлюбленных, жену, сестру, мать! Но тут на экране замелькали в великом множестве сигналы, похожие на белоснежные градинки — торпеды, выпущенные дюжиной халианских эсминцев, такой же сокрушительной силы, как тот сплав ненависти и ненасытной алчности, который женщины именуют любовью, торпеды, призванные в конце концов испепелить его, заставить пройти очистительное пламя, но на этот раз все надвигалось слишком медленно, невыносимо медленно.
Потом самый яркий сигнал на экране переменил цвет на желтый, а огромный диск в иллюминаторе мгновенно вырос еще вдвое. После пяти доз адреналина Корин балансировал на грани здравого смысла и безумия, и теперь, ослепленный этим огненным сиянием, он почувствовал какую-то необыкновенную легкость, экстатическое блаженство, утолив наконец свою жажду безграничного разрушения. Видя, как Лисл берет на прицел целый рой торпед, он повел свою гашетку в том же направлении, понимая, что им ни за что не справиться с такой тучей зарядов, а если это и удастся сделать, им все равно не задержать лазерные лучи, которые, наверное, уже прожигают корпус корабля и скоро обратят их в прах.
Он надеялся лишь, что еще раньше его настигнет смерть от торпеды.
Одна из них достигла своей цели; боеголовка подорвала электростанцию, превратив атомный реактор в водородную бомбу, и в тот короткий миг, который ему осталось прожить в ядерном пекле, в сознании Корина успела промелькнуть мысль, что ради такого стоило пойти на смерть.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Омниэкран демонстрировал вспоротое лошадиное брюхо. Потом камера отъехала назад, и в кадр попали жестоко изуродованные человеческие тела. Эффект был тщательно рассчитан на то, чтобы вывести из себя два миллиарда жителей Земли, которые, согласно оценке, смотрели специальную омнипрограмму
