провожатого и всю дорогу до трактира шла за весело болтающим Спирькой, стараясь не дышать. Вокруг, несмотря на дневное время, становилось все темнее, стены домов словно сходились, образуя узкий коридор, местами моргающий красными оконцами, все гуще делался смрадный туман, из которого то и дело появлялись и снова исчезали в серых клубах непонятные личности. Кое-кто останавливался, мерил глазами Маргитку, но Спирька объяснял: «Паровоза мадаму веду», – приправлял сие пояснение отборной бранью, и трущобное существо безмолвно скользило в туман. Когда из дома рядом раздался пронзительный женский визг и мужское рычание, Маргитка невольно сжала Спирькин локоть. Тот стряхнул ее, проворчал:
– Да не хватайся ты, шалава… Чего спужалась? Кот маруху учит, всего и делов…
Словно в подтверждение его слов, из дома (испуганной Маргитке показалось, что прямо из стены) опрометью вылетела девчонка лет тринадцати с огромным животом и окровавленным лицом, вслед за ней – парень с пудовыми кулаками. Они помчались вниз по переулку, тут же скрылись в тумане, и до Маргитки доносились теперь только вопли:
– Ой, Сереженька, ой, миленький, ой, не в живот, выкину, выкину…
Маргитку начало колотить. Чтобы не разреветься при Спирьке, она начала мысленно читать все известные молитвы. Она уже разделалась с «Отче наш», «Богородица дева, радуйся» и «Достойно еси воистину» и собиралась переходить к апостолам, когда Спирька показал ей на две разбитые ступеньки:
– Вот тебе «Каторга». Заходи, гостем будешь.
– Нет, я с тобой, – торопливо сказала она.
Спирька заржал, потянул тяжелую разбухшую дверь и втолкнул Маргитку впереди себя.
Внутри самого знаменитого хитровского трактира царил полумрак, лишь слегка разгоняемый огоньками керосинок. Когда глаза Маргитки немного привыкли к этой мгле, она разглядела столы, покрытые обрывками скатертей, грязный, мокрый пол, усеянный битым стеклом, опрокинутые табуреты, какие-то узлы вдоль стен, стойку буфетчика с чадящей свечой, вставленной для устойчивости в бутыль с отбитым горлышком. За столами сидели оборванные люди. На вошедших никто не обратил внимания. Прямо под ногами у Маргитки заворочалась пьяная женщина. Маргитка попятилась. Спирька сплюнул, пнул пьяную босой ногой, процедил сквозь зубы: «Разлеглась, лахудра…» – и заорал на весь трактир:
– Эй, беспашпортные, Паровоза видал кто?
– Чаво вопишь, скаженный? – спросил из-за стойки буфетчик – низенький лысый человек с рябым лицом. Он один из всех присутствующих был чисто одет и спокойно перетирал полотенцем толстые стаканы из зеленого стекла. – Какого тебе Паровоза?
– Что – еще один завелся нам на радость? – рассердился Спирька. – Кликните его там, к нему мадама явилась. Да убери грабилки, коровья морда! Не твоя баба, не хватай!
То ли посетители трактира боялись Паровоза, то ли не хотели наблюдать очередной Спирькин припадок, но Маргитку никто не тронул. Пузатый буфетчик аккуратно положил полотенце на залитую вином стойку и исчез в едва заметной двери за тряпочной перегородкой. Спирька повертелся по трактиру, отыскал свободный табурет, смахнул с него тараканов, протер полой пиджака и предложил Маргитке:
– Посиди пока, мадама!
Садиться на липкую от пролитого вина табуретку Маргитке не хотелось. Ее спасло возвращение буфетчика, который невозмутимо направился к своим стаканам, а вслед за ним из низкой двери вышел Сенька Паровоз.
Было видно, что первого вора столицы подняли с постели: рубаха на нем была расстегнута до живота, черные волосы всклокочены, в них запутался подушечный пух. Зевнув, он оглядел трактир, потер кулаком глаза, отодвинул локтем сунувшуюся было к нему с пьяным поцелуем полураздетую бабу.
– Да пошла ты, холера… Спирька, ты звонил? Какого еще…
Он не договорил, встретившись взглядом с Маргиткой. Мгновение Семен молчал. Затем одним могучим прыжком пересек трактир, схватил Маргитку за плечи и застыл, уставившись на нее во все глаза. Медленно, словно через силу, выговорил:
– Ты? Здесь?
– Сам же звал. – Маргитка передернула плечами, сбрасывая руки Паровоза. При виде Сенькиной физиономии к ней частично вернулось самообладание. Она сумела даже надменно вздернуть подбородок. – Мог бы и получше местечко подыскать.
– Да я же… Вот шалёная девка… – растерянно сказал Семен. – Кто ж знал, что ты явишься?
– Уговор ведь был.
– Да как тебе в голову взбрело в «Каторгу»-то придтить?! Как ты дошла-то? Живая? Целая?
– Я сопроводил, – встрял Спирька.
Паровоз смерил его тяжелым взглядом, полез в карман, вытащил монету. Спирька сунул ее в рот, поклонился, невнятно прошепелявил:
– Оченно вами благодарны за милость…
Паровоз, не обратив на него внимания, взял Маргитку за руку и потащил за собой.
В верхней комнате трактира было довольно чисто. На открытом окне чуть шевелилась ситцевая занавеска, кровать с лоскутным одеялом стояла развороченная, подушка лежала на полу. На столе без скатерти валялись в беспорядке карты, рассыпанные папиросы, огрызки яблок, скорлупа орехов и «смит-и- вессон», который Паровоз поспешно сунул под матрас.
– Ну и отчаянная твоя башка цыганская! – восхищенно сказал он, становясь перед Маргиткой. – Додумалась – на Хитровку явиться! Да здесь и полиция-то шляться боится! Мои господа-писатели вечор со мной только до Свиньинского дошли, а там – назад. Спужались, видишь! Нешто не понимаешь, что тут с тобой сотворить могли?
– Понимаю, – враждебно сказала Маргитка. – Ты что, вчера шутил, аметистовый?
– Не шутил, но пьяный был, – немного смущенно сказал Семен. Взглянув на Маргитку, снова широко, по-мальчишески улыбнулся. – Кабы знал – номер в «Астории» снял бы самый дорогущий, а тут… Ну, погоди, я за Ерофеичем пошлю. Вина хочешь? Конфетов каких, яблок – заказывай!
– Время – деньги, красавец, – сухо сказала Маргитка, садясь на разобранную постель. – Мне к вечеру домой успеть надо, в ресторан идти. Уговор наш помнишь? Побожись, что ни слова про нас с Ильей Настьке не скажешь. И не только ей – никому.
Паровоз молчал. С его лица сошла улыбка, взгляд стал жестким. Маргитка тревожно смотрела на него. В голову ей вдруг пришло, что здесь, в трактире «Каторга», Паровоз сможет сделать с ней все что в голову придет – и без всяких обещаний. «В окно кинусь», – отчаянно подумала она.
– Чтоб мне век свободы-матушки не дождаться… – хрипло сказал Паровоз.
– Отвернись.
Семен не пошевелился. Маргитка пожала плечами, повернулась к нему спиной. На спинку стула легло платье, за ним – рубашка. Забравшись под одеяло, Маргитка отрывисто сказала:
– Ну? Говорят тебе – времени мало…
Медленно, не сводя глаз с Маргитки, Паровоз стянул через голову рубаху.
Через полчаса Маргитка стояла у стула и одевалась – быстро, как солдат, опаздывающий в караул. Сенька, лежа в постели, следил за ее движениями. Его смуглое лицо казалось еще темнее обычного.
– Куда спешишь? Провожу…
– Обойдусь! – Маргитка накинула поверх кое-как застегнутого платья шаль, шагнула было к порогу, но тут же, вспомнив о чем-то, вернулась.
– Дай денег.
Семен встал, поднял с пола скомканные штаны, полез в карман. Маргитка следила за ним воспаленными сухими глазами. Губы ее были плотно, до белизны сжаты. Семен вытащил несколько кредиток, положил на стол. Маргитка не глядя взяла одну.
– Это на извозчика, – бросила отрывисто и тронулась к двери.
– Погодь! – Сенька догнал ее, взял за плечо. Маргитка молча скинула его ладонь. – Да что ж ты, зараза!.. – взорвался наконец он. – Сама ведь пришла!
– Уговор не забудешь? – глядя через его плечо, спросила Маргитка.
– Тьфу! Эк ты за своего любочку дрожишь! Не бойсь, Паровоз свое слово держит, балаболить не буду. – Семен вернулся к столу, встал у окна. Глядя на улицу, глухо спросил: – И что ты в нем сыскала-то, распроети твою мамашу? Он же тебе в отцы годится! Женатый! Детей орава! Да чем он меня-то лучше, Илья твой,
