Вблизи Ледовая Плешь являла собой неярко освещенные боковым светом хаотические нагромождения обломков грязного льда. За исключением смолистой черноты теней и яркой белизны небольших участков, припудренных метановым и водно-аммиачным снегом, все краски этого промерзшего насквозь ландшафта были довольно блеклыми, преобладали грязно-зеленые, серые и сизые расцветки деталей рельефа. Правда, некоторые глыбы сильно поврежденной коры ледового панциря обращали на себя внимание йодистой желтизной. Надпанцирные наледи были светлее: грязно-белые, бледно-желтые и синевато-белесые. По наледям «Казарангу» легче было шагать.
Чтобы избавиться от иллюзии непрерывного покачивания, Никольский на какое-то время закрыл глаза. Потом открыл и увидел, что характер наледей изменился: ему показалось, будто драккар забрел на зимнюю выставку ледяных и снежных сооружений развлекательного назначения. Столбы в виде оплывающих свечей, таинственные: согбенные фигуры под белыми покрывалами, гроты, раковины с шипами, арочные виадуки на тонких опорах... Как-то не верилось, что эти архитектурно-художественные шедевры – всего лишь результат оледенения выдавленных из недр Оберона фонтанов глубинной жидкости. На фоне черного неба ледяные изваяния выглядели как нечто пугающе-колдовское...
– Клянусь Ураном, «Леопард» здесь никогда не садился, – пробормотал Меф.
Мстислав промолчал. «Казаранг», монотонно поскрипывая, брал пологий подъем вдоль плоскодонной ложбинки, конец которой упирался в пушистые от инея «струны» исполинской «арфы». За «арфой» начиналась удобная для ступоходов ровная наледь, петляющая, точно дорожка, среди сосулькообразных, карикатурно тонких опор громадной «эстакады». Обход был здесь не очень удобен, и Меф направил машину сквозь «струны». Заскрежетало слева, хрустнуло справа – и путь к «эстакаде» открыт.
– Ты замечательный пилот, Меф, – повторил Бакулин. – Но ты – недесантник. Останови драккар.
– В чем дело? – Меф остановил машину.
– Сейчас увидим.
Судорога тяжелого обвала поколебала катер. Толчки сместили зеркало заднего обзора, и Никольский встретил там взгляд неприятно внимательных светлых глаз командира.
– Ты вперед смотри, – сказал Бакулин.
Никольский поежился, Гэлбрайт вздрогнул, хотя фраза Мстислава, конечно, была адресована только Аганну.
Впереди, медлительно разваливаясь на куски, оседала величественная «эстакада». Продолжительная судорога многотонного обвала, казалось, всколыхнула всю округу, по дну ложбины зазмеилась трещина.
– Ну и чего особенного? – сказал Меф. – Я двадцать раз успел бы стартовать. Да еще успел бы выспаться перед стартом.
Над местом впечатляющего крушения «эстакады» ширилось окруженное радужным гало искрящееся облако снежной пыли и ледяных кристалликов. Без «эстакады» неуютно стало под черным небом, пусто...
– Километр мы протопали, – сообщил Меф. – Дальше пойдем?
– Конечно. А почему ты об этом спросил?
– Только и развлечений что падающая с неба архитектура...
– Если десант для тебя забава – плохи наши дела. Поехали!
– Дальше будет все то же. Сам видишь, здесь «Леопард» не садился. Или не видишь?
– Странное это существо – пилот! – удивился Бакулин. – Дисциплинированное, осторожное, терпеливое.
– Я – недесантник.
– По сути. Но тебя взяли в разведавангард из-за твоей феноменальной реакции.
– Думаешь, здесь пригодится моя реакция? – Меф рассмеялся.
– Постучи о блистер, – сказал Бакулин.
– Нет. Я не суеверен. И не обязан. Я – недесантник.
– Постучи, – повторил Мстислав.
Аганн постучал.
«Казаранг» быстро шел под уклон по гладким, как замерзшие лужи, натечным складкам многоярусной наледи. В конце спуска внезапно блеснуло на солнце светлым металлом изделие рук человеческих – паукообразный кибер-разведчик.
– Призраки бродят во Оберону, – заметил Меф.
– Стой! Сбрось атмосферу! – распорядился Бакулин. Опуская стекло гермошлема, пробормотал: – Вдруг чужой!..
Гэлбрайт тронул Никольского за руку:
– Надеется встретить автомат с клеймом «Леопарда».
Меф Аганн открыл гермолюк – в кабине сгустилась морозная дымка и тут же осыпалась снежной пудрой. Мстислав наклонно прыгнул вперед и ловко приоберонился перед носом паука-автомата.
Серебристо-голубой «Витязь» с ярко-синими катафотами и пурпурными огоньками на удлиненном к затылку гермошлеме, на плечах, локтях и коленях выглядел среди экзотических нагромождений фигурного льда необычайно эффектно. И даже грозно. Как боевая машина инопланетян. Пнув кибера, он вернулся в кабину.
– Автомат с клеймом «Лунной радуги», – отметил Никольский.
– Гермолюк можно не закрывать, – бросил Аганну Бакулин.
– Без атмосферы неуютно! – запротестовал пилот.
– Атмосфера?! – В голосе командира зазвучали веселые нотки. – Ну нет! Этого я не позволю!
– Орбита приветствует экипаж «Казаранга»! – вклинился кто-то. – Что у вас происходит?
– Голос Элдера, – коротко прокомментировал Купер.
– Бунт на борту, – ответил орбите Бакулин. Коротко доложил о результатах выхода на поверхность. Добавил: – Пилоту теперь неуютно без общего контура герметизации, требует атмосферу.
– Меф, – позвал Элдер, – зачем тебе понадобилось нюхать аммиак?!
– Ты о чем? – удивился пилот. – Какой аммиак?
– Который Мстислав притащил в кабину драккара на своих башмаках. Там кругом полно замерзшего аммиака. Если в кабине растает – не продохнешь от зловония.
– Ладно, Юс, он все уже понял... – подытожил Мстислав. – Как нам быть дальше?
– А ты чего бы хотел?
– Получить разрешение на разведку Кратера.
– Нет. И Асеев против. Бесспорно, Кратер интересен во всех отношениях, во ведь «Леопард» туда не садился. Или ты считаешь Эллингхаузера идиотом?
– Я считаю его гением. Так гениально исчезнуть...
– Когда заложим фугас, по сейсмограмме Ледовой Плеши узнаем о Кратере больше, чем дал бы ваш рискованный спуск в преисподнюю. Короче, разрешаю дойти до Кратера для видеозаписи. Но соваться в кальдеру не разрешаю. И ждите нас в южной зоне района А. Перед стартом «Циклона» еще раз поговорим. Салют!
– Салют. Меф, курс на кальдеру.
– Пойдем на моторах?
– Нет, ступоходами. Может, встретим что-нибудь интересное.
По дороге к центру Ледовой Плеши разведчиков сопровождало неиссякаемое разнообразие форм монументальных украшений из льда, но вряд ли Мстислав относил к понятию «интересное» именно это.
Чем ближе драккар подбирался к воронке Кратера – тем меньше было хаотических нагромождений крупных глыб, а больше наледей и участков, заваленных щебнеобразным крошевом. «Казарангу» стало легче передвигаться. Теперь все время казалось, что машина идет под уклон. Однако истинный уклон, когда он действительно начался, не преминул заявить о себе резким снижением освещенности льда, сгущением теней и наконец их полным слиянием с разлившимся до самого горизонта морем тьмы. Пилот остановил «Казаранга», и Никольский вздохнул с облегчением.
Освещенный солнцем, точно прожектором, противоположный склон Кратера отсюда выглядел как золоченая полоска далекой песчаной косы, приподнятой над гладью ночного моря, в мертвых водах
