нас ждут пакеты с едой, на каждом — фамилия заказчика.
Рон с пунктуальностью англичанина проверяет содержимое своего пакета — там сандвичи с беконом и сыром, яйцо, салат, различные фрукты. Я из солидарности тоже заглядываю в свой пакет и обнаруживаю там лишь две груши, яблоко и апельсин. Мне не удаётся скрыть своего недоумения и разочарования, и Рон поясняет, что при заказе ленча нужно не только записать свою фамилию, но и поставить галочки в графы с буквами В (бекон), С (сыр), S (салат), Е (яйцо) и F (фрукты). Не найдя в моём заказе галочек, любезные дамы из кухни не стали лишать меня ленча, а на своё усмотрение предложили мне вегетарианское меню.
Проходя через читальный зал, Рон приглашает и Хана поехать в Тидбинбиллу. Выезд назначается лишь на одиннадцать часов — оказывается, до этого Рону необходимо пойти на воскресную службу в университетскую церковь.
— Я тем временем помолюсь дома, — с очень серьёзным видом вторит ему Хан.
— А я почитаю книгу о национальных парках Австралии, — таким же серьёзным тоном говорю я. Рон улавливает шутливость моего тона и чуть заметно улыбается, а мистер Хан, обременённый важностью своей духовной миссии, с непроницаемым лицом удаляется в свою комнату.
Пока мои новые приятели очищают свои души, я забиваю свою голову всем, что могу найти о Тидбинбилле.
В первый же день по прибытии в департамент зоологии Австралийского национального университета я познакомился с молодым австралийским учёным Питером Темпл-Смитом, который занят изучением биологии утконоса. Высокий и худощавый, с окладистой рыжеватой бородой, он оказался общительным собеседником и увлечённым исследователем. Он расспрашивал меня с живым интересом об особенностях фауны и охраны природы в СССР и в свою очередь охотно посвящал меня в проблемы, стоящие перед австралийскими зоологами.
Прошло лишь две недели моего пребывания в Канберре, как Питер собрался в очередной полевой выезд для отлова и мечения утконосов. Я с радостью принял его приглашение принять участие в этой поездке.
К нам присоединился молодой канадский зоолог Майкл Алексюк, проводивший в это время свои исследования при Австралийском национальном университете.
Район, где Питер проводит свои работы, находится примерно в ста километрах к югу от столицы. Сначала наш путь лежал по шоссе, но затем мы свернули на просёлок. Вокруг сменяют друг друга маленькие посёлки, фермы, участки пастбищ, отгороженные проволочными изгородями, и ещё не тронутые островки девственного эвкалиптового леса. Местами и лес огорожен — кто-то купил участок и начинает расчищать его под пастбище. Деревья в таких случаях перед рубкой кольцуют, чтобы они высохли на корню. Окольцованный эвкалиптовый лес являет собой грустное зрелище…
Свернув с дороги, открыли калитку в изгороди и через участок пастбища выехали на берег тихой, поросшей кустарником речушки Шолхавен. С другого берега вплотную к реке подходит густой эвкалиптовый лес. Вот здесь-то нам и предстояло увидеть утконосов.
У какого зоолога сердце не замрёт от подобной возможности?! Справедливости ради нужно заметить, что утконосы, находящиеся под полной охраной с 1905 года, стали сейчас обычными во всех реках по склонам Большого Водораздельного хребта в Восточной Австралии. Они заплывают даже в большое искусственное озеро Берли-Гриффин, расположенное в самом центре столицы. Однако из-за скрытного ночного образа жизни утконосов очень мало кто, даже из австралийцев, видел в природе, не говоря уж о том, чтобы ловить их руками.
Сразу же начинаем сгружать оборудование — алюминиевую плоскодонку с вёслами и пять сетей с оранжевыми поплавками в ярко-красных полиэтиленовых вёдрах. Спустив лодку на воду, отплываем и начинаем расставлять сети в наиболее подходящих местах. Это участки, где берег крутой, поросший густым кустарником с ветвями, нависающими над водой.
В таких местах и должны быть норы утконосов.
Конец сети подвешиваем к ветке над водой и тянем сеть на расстояние пять — десять метров от берега. Другой конец также набрасываем на ветви вместе с ведром: ночью по ярко-красному ведру легче будет найти сеть. Две сети расставляем наискось от одного берега к другому — ширина речки всего сорок — пятьдесят метров.
Пасмурно, временами накрапывает дождь, поэтому первые утконосы появились, не дожидаясь захода солнца: метрах в тридцати раздаётся всплеск — на поверхности воды появляется тёмная спина утконоса! Животное то выныривает на миг и, захватив порцию воздуха, тут же уходит вглубь, а то всплывает и неподвижно, как бревно, лежит на поверхности воды. Тогда ясно различимы его округлая спина, голова и плоское надклювье. Ноздри, расположенные посредине надклювья, вбирают воздух, а чёрные круглые глазки внимательно следят за окружающим. Малейшее подозрительное движение — и зверёк моментально ныряет в глубину.
Расставив сети, возвращаемся на берег и разводим небольшой костёр. Из леса и из кустов несётся хор птичьих голосов, перемежаясь с мелодичными трелями лягушек. Особенно выделяется громкое пение небольших толстых лягушек, прозванных бычьими за своё телосложение, но отнюдь не за голос, который у них очень приятен и музыкален.
Над окружающими долину холмами нависли тёмные дождевые тучи, а из-под их кромки перед самым заходом выглянуло солнце. Над эвкалиптовым лесом на другой стороне реки засверкала яркая двойная радуга.
Оглянувшись на реку, мы вдруг замечаем, что прямо напротив нас, на середине реки, спокойно отдыхает на поверхности большой утконос. С высокого берега его видно гораздо лучше, чем с лодки. В проекции сверху вырисовывается полностью очертание его тела: тупой хвост, кургузое туловище, крупная голова на короткой шее и плоский широкий клюв.
По оценке Питера, плотность популяции утконосов здесь очень велика: на протяжении пятисот метров обитает около двадцати особей!
Пока котелок на костре собирается закипеть, я, памятуя английскую пословицу «Если смотреть на котелок, он никогда не закипит», обхожу окрестности в поисках почвенных животных. Нахожу под валежником и камнями толстых чёрных тараканов, несколько мелких лягушек, сцинков, а также маленькую, длиной около тридцати сантиметров, изящную змейку. Она относится к семейству аспидовых, но не опасна, хотя и ядовита: рот её слишком мал, чтобы нанести человеку действенный укус. Однако Питер и Майкл не разделяют моего оптимизма в отношении змейки, не решаются взять её в руки и просят положить мешочек со змеёй подальше от них в ящик. К сожалению, даже среди зоологов приходится наталкиваться на предубеждённое отношение к змеям.
Вскоре мы отплываем на проверку сетей. Метров с тридцати замечаем, что в одной из них что-то бьётся. Майкл гребёт быстрее, Питер поднимает сеть. В ней — утконос!
Попалась небольшая самочка. Питер хватает её за хвост и высвобождает из пут. Я беру её в руки, перебираю густой, плотный, шелковистый коричневый мех, похожий на мех бобра. На брюхе шерсть светлее, а нижняя часть веслообразного плоского хвоста голая. Передние и задние лапы вооружены длинными, слегка уплощёнными когтями. Пальцы задних ног соединены перепонками, не доходящими до когтей, зато на передних лапах перепонки громадные, в расправленном состоянии они даже длиннее пальцев. Но расположены перепонки не между пальцами, а прикреплены к внутренней стороне пясти (ладони). Поэтому при плавании они расправляются наподобие веера. Сейчас же, когда зверёк со страху свернулся клубком у меня на коленях, перепонки передних лап подогнуты внутрь, под ладонь. Когда Питер берет утконоса за хвост, зверёк нервничает, делает ныряющие движения головой, резко гребёт в воздухе перепончатыми лапами.
Опускаем утконоса в большое ведро. После нескольких попыток выбраться он успокаивается и затихает, свернувшись клубочком на дне.
Стоит прикоснуться к утконосу, как он сразу съёживается, опускает голову вниз и старается спрятать мягкий клюв, свернувшись калачиком. Обычно люди, знакомые с утконосом только по рисункам и сухим музейным чучелам, думают, что клюв утконоса — твёрдое роговое образование, подобное утиному клюву. Но это совсем не так. Мне удаётся просунуть руку под брюхо утконосу, и он утыкается носом в мою ладонь, стараясь «зарыться» в ней. Я сразу ощущаю прохладную мягкость и эластичность его кожистого «клюва» —
