— С голоду он…
— С голоду мрут, — согласилась девочка. — У нас в веси за зиму пятеро… Что смоки едят?
— Рыбу.
— Рыбы в реке много. Или не умеют ловить?
— Умеют. Только в то лето сильный мороз рано ударил, лед реку сковал. Смог не смог лед поломать.
— Мог зайцев ловить! Или кабанов диких…
— Смоки от сырого мяса животом маются, кишки им заворачивает.
— Что же смоки зимой едят? Когда на реке лед?
— Зимой они спят. В пещерах. Нагуляют жир — и в спячку.
— Как медведи?
— Как косолапые.
— Своего смока ты возле мертвого подобрал?
— Там.
— Маленького?
— Еще из яйца не вылупился.
— Чем кормил?
— Рыбой. Жевал и ему давал. Потом смок сам научился… Теперь много ест. Ему нужно, иначе не полетит.
— Ты на нем летаешь?
— Угу.
— Меня покатаешь?
— Непременно.
— Не обманешь?
— Чтоб меня Перун поразил! Подрасти только…
Некрас погладил девочку по русой головенке и вышел во двор. Волосатый смерд, отец девочки, вынес на деревянном блюде две горячие лепешки, вкусно пахнущие свежеиспеченным хлебом, Некрас сунул их в кожаную сумку, висевшую на плече, и вышел за ворота. Обратный путь он проделал пешком.
У пещеры Некрас обнаружил сиротливо лежавший на песке мешок, смока рядом не было. Осмотревшись, Некрас обнаружил змея в реке: тот шумно плескался, выпрыгивая из воды и ныряя обратно в глубокие волны.
— Сторож! — сердито сплюнул Некрас и вернулся к ручью. Здесь он сбросил одежду и по грудь забрел в теплую воду. Потоптавшись под берегом, он нащупал и с натугой выволок на берег большую ивовую вершу, затем — другую. Развязав лыко на плетеных донышках, высыпал на траву горку серебристой, бьющейся рыбы, стал одеваться. Тело у хозяина змея, несмотря на худобу, было крепкое, перевитое мускулами, как вервями. На груди, плечах и боках виднелось несколько шрамов, старых, побелевших. Только один узкий шрам под левым соском был багрово-сизым — по всему видать рана оказалась глубокой, да и зажила не сразу. Некрас еще завязывал ремешки на кожаной безрукавке, когда за спиной раздалось шумное дыхание. Некрас спокойно продолжил свое занятие. За спиной недовольно рыкнули.
— Что сам не наловил? — сердито спросил Некрас, оборачиваясь. Смок, пригнув голову к земле, жалобно смотрел на хозяина. Некрас разворошил живую кучу носком сапога, вытащил из нее налима, длиною в локоть и, не оглядываясь, пошел к кустам. Позади послышалось шумное сопение: смок хватал рыбу полной пастью и, забрасывая голову вверх, глотал, не жуя.
У кустов Некрас бросил налима на траву, натаскал из чащи хвороста и в три приема сволок его к берегу. Ззатем кресалом высек огонь, разжег костер, почистил рыбину, и, когда хворост прогорел до красного жара, ловко испек налима на углях, предварительно насадив его на ивовый прут. Вытащив из сумки пресную лепешку, Некрас ел, попеременно откусывая то от рыбы, то от лепешки. Он успел обглодать только один налимий бок, когда позади шумно задышали, и под руку просунулась большая, уродливая голова. Некрас легонько шлепнул ее по носу, смок недовольно рыкнул, но голову убрал. Однако не ушел. Положив морду на песок, змей устроился рядом с хозяином и немигающим взглядом уставился в догоравший костер.
Покончив с вечерей, Некрас сходил к реке, запил нехитрую снедь водой и вернулся обратно. Подбросив хворосту в костер, он вытряхнул из мешка узел из ременных шлей, железных уздечек и стремян и стал аккуратно расправлять все это в свете разгоравшегося пламени. Затем он заставил змея встать и примерил сбрую. Смок послушно позволял затягивать себя ремнями, по все было видно — привык.
— Куда тебя прет! — вздохнул Некрас, снимая сбрую. — Опять подпруга коротка! Знаешь, сколько это стоит? — потряс он ремнями. — Кольчугу продал, сегодня меч, сапоги только остались, да и за них белки никто не даст…
Змей терпеливо слушал ворчание хозяина, затем вдруг изловчился и лизнул его щеку раздвоенным языком.
— Ну, тебя! — махнул рукой Некрас и пошел к костру. Достав из мешка иглу и моток суровья, он стал сшивать ремни, ловко протыкая толстую кожу кончиком ножа. Он долго махал иглой в свете всполохов костра, сердито бормоча себе под нос, затем вновь примерил сбрую, оставшись в этот раз довольным. Некрас сложил ремни обратно в мешок, приволок от ручья верши, вырезал у них воронкообразные горловины и стал притачивать к съемным донцам какое-то хитрое приспособление из ремней. Закончив, запрыгнул в одну из вершей и резко потянул вверх края корзины. Те не поддались. Некрас выбрался на песок, поднял корзину и дернул за тонкий ремешок. Донце тут же отвалилось, повиснув на двух ремешках. Некрас удовлетворено хмыкнул. Проделав то же и со второй вершей, он бросил корзины поодаль, а сам растянулся у костра, подложив седло под голову. Скоро он спал, мирно сложив руки на груди.
Когда луна зашла за облако, на берег из оврага выбрался одинокий, худой волк. Неслышно ступая по песку, он стал подкрадываться к спящему человеку, время от времени настороженно замирая. Когда до угасшего костра осталось не более трех прыжков, змей приподнял голову и негромко рыкнул. Волка словно сдуло с берега. Смок втянул широкими ноздрями воздух, и положил голову на грудь Некраса.
— Нечего! Нечего! — спросонья отмахнулся тот. — Не маленький!
Смок вздохнул и убрал голову. Скоро на берегу реки опять спали…
2
Конная сотня растеклась по склонам холма, замкнув его кольцом. Вои в бронях и при полном вооружении сидели в седлах, повернувшись лицом к лугу, готовые по первому приказу оборонить трех человек на вершине. Эти трое были также в бронях и при мечах, только одеты богаче. Ворота и концы рукавов сияющих на солнце железных рубах были склепаны из медной проволоки, рукояти мечей отделаны золотом и дорогими камнями. Полированные стальные пластины-зерцала поверх кольчуг закрывали грудь. У двоих шпили остроконечных шеломов были золочеными, а у третьего позолота покрывала весь шлем. Вдобавок спереди к шелому была приклепана золотая пластина с чеканным обликом божьей матери. Воин в золотом шеломе был молод — лет двадцати, примерно такого же возраста был и второй, с кривым мечом- саблей на боку. Лишь третий, плотный и кряжистый, имел седую бороду и морщинистое лицо, выдубленное солнцем и ветром.
— Запаздывает! — сердито промолвил воин с саблей, обращаясь к седобородому. — Поношение! Князь Ростислав, воевода Светояр и сотник Балша ждут дерзкого смерда!
— Он не смерд! — возразил Светояр.
— Может, князь? — хмыкнул Балша.
— Не похож, — спокойно ответил воевода. — Но и не смерд. Мнится, служил в княжьей дружине. Держится прямо, на рубахе кольчужный подклад, руки оружие знают.
— Как доведался?
— Я на своем веку дружинников видел более чем ты девок на речном берегу! — усмехнулся Светояр. — Только дружинник носит нож на правом боку, потому как на левом — меч.
