будто забыли о том, что Женька больше не принадлежит им, и целовали ее, и в щеки, и в лоб, и даже почти прижались к ее рту, добиваясь ответной страсти!.. Но Женька вывернулась из объятий Трофима и убежала, нелепо прижав к боку пакет. Неприятно, странно, нечестно! Как будто это не ее предали, а она предала! — так больно и ненужно прозвучало ее «Нет»!
Однако Трофим скрылся из виду, и она тут же успокоилась. Впереди славный вечер, и проведет она его с людьми, которые ни сном, ни духом не ведают о Женькиных проблемах… Как будто в ее жизни нет никакого Трофима. Но ведь и, правда, нет. Он ушел, упрямо уверенный, что они встретятся, как только он этого захочет, и она позволила ему уйти вот так — не бросила напоследок упрека, не припечатала обидным словом. Словно взяла и тихо захлопнула за ним дверь в свою жизнь, в которой его отныне не будет, никогда, она не пустит его. Понять Трофима она сумела, а вот простить… не стоит ждать от нее невозможного.
— А потом, ближе к лету, продадим дачу и разменяем нашу трехкомнатную на две отдельные квартиры с доплатой. Мама хочет, как она выражается, пожить по-человечески, ну и чтобы я была устроена… А мне все равно, — Женька равнодушно поболтала в руке стакан с апельсиновым соком и залпом выпила его, потом подтянула поближе к себе маленькую чашечку кофе. Выхватив из вазы шоколадную вафлю, с удовольствием захрустела ею, глядя на Венеру, сидящую за столом напротив и завершающую утренний марафет. — Нет, за маму я очень рада, конечно, и если она так хочет, то ради бога.
— Ну и зря тебе все равно. Будешь жить отдельно от матери, и ей хорошо — сама подумай, женщина замуж выходит, не просто так тебе, а тут дочь взрослая под ногами путается! Так что все правильно… И у тебя полная свобода — кого захочешь, того в дом и приведешь! — Венера придирчиво глянула в зеркало и слегка подправила карандашом правый глаз. Отражение посмотрело на нее раскосыми черными глазами, и девушка довольно отложила косметику в сторону и присоединилась к Женьке, пьющей кофе с вафлями.
Вчерашний праздник прошел бурно и плавно перетек из камерного действа у Венеры в квартире в глобальное торжество в ночном клубе «Джуманджи». Женьке даже пришлось звонить матери, а то та бы вся извелась, не зная, где дочь и что с ней… Потом они зашли в «Гран Мишель», затем — в «Маргаритку»… Или сперва в «Маргаритку»? Некоторые тонкости праздника наутро вспоминались слабо, однако в одном Женька уверена на сто процентов — давно уже она так не отрывалась! Наверное, с первого курса, когда она только-только познакомилась со своими однокурсниками и они дружно разведывали «горячие точки» родного города.
Правда, у всякого бурного веселья есть обратная сторона — утром ужасно болит голова. Венера как врач выдала им обеим по две таблетки аспирина, но Женьке это средство слабо помогло, да и у самой Венерки, пока она красилась, руки так тряслись, что она пару раз едва не попала себе карандашом в глаз. Но после контрастного душа и двух чашек обжигающе горячего кофе жить уже можно, пусть даже с гудящей головой и вялым телом.
— Да никого я не хочу к себе приводить! Ну, разве что тебя в гости приглашу, а так… Мне и с мамой было неплохо, да я ж весь день на работе! То хоть приходила и меня ждали, вопросы какие-то задавали, а теперь — приходи-не-приходи, а дома тишина будет и темнота в окнах, — если Женька сейчас не оторвется от вафель, то она точно растолстеет, а ей бы этого не хотелось… Вздохнув, она засунула себе в рот еще один лакомый кусочек и решительно отодвинула от себя вазочку.
— Ты неправильно подходишь к жизни. Вот у нас с Гулькой как? Мы с самого начала договорились, что два вечера в неделю — полностью ее, а два — мои, остальные общие. То есть в «ее вечера» я домой прихожу как можно позже, ну, и наоборот… С ней-то понятно все, у нее есть парень, а мне, казалось бы, что? А все равно. Просто приятно сознавать, что если у меня кто-то появится, то я буду иметь возможность привести его к себе. А ты говоришь, — Венера хмыкнула и сладко потянулась, показав Женьке язык, потом они обе прыснули и хохотали до тех пор, пока Венерка не размазала тщательно накрашенный глаз, а Женька не пролила остаток кофе на пол… Хотя и после этого смех нет-нет, да прорывался наружу, то одна закатывалась, то другая, потому что, оказывается, это удивительно здорово — сидеть полуодетыми на кухне на высоких зеленых табуретках, поджав ноги и болтая ни о чем, ощущая себя при этом невероятно молодыми, беззаботными, глупыми!..
Это к вечеру, когда длинный воскресный день подойдет к концу, Женька вспомнит обо всем, что так тревожило ее вчера, и может быть, ей опять станет тоскливо и одиноко, захочется завыть на луну или засунуть голову под подушку и заснуть. Но пока ей спокойно и уютно в обществе Венеры, и можно сидеть непричесанной и нырять ложкой прямо в банку с клубничным вареньем, не вспоминая ничего такого, что способно испортить им их расслабленно-приятное настроение. К тому же она уже почти обо всем успела рассказать Венере вчера, когда они дружной толпой из «Джуманджи» перебирались в другое местечко, — не удержалась, не смогла промолчать про встречу с Трофимом.
И после «Джуманджи», в «Гран Мишеле», переобуваясь в кроссовки со скользящей подошвой, и потом, болтая с Венеркиными приятелями и ожидая за столиком с пивом, когда освободится дорожка, она вспоминала все новые и новые подробности, и как-то незаметно заводила саму себя, и если бы не Венера с этим ее ледяным спокойствием во взгляде, то Женька бы сорвалась с места посреди ночи и унеслась бы!.. Куда-нибудь, лишь бы каким-то образом радикально расправиться с несправедливостью в этом мире!
— И все это время она ему звонила, представляешь? Расспрашивала меня о Трофиме, а потом писала ему милые эсемески, и по телефону говорила ему, что он — тот единственный, кто ей нужен… Венер, я бы могла понять, если бы она в него влюбилась и сходила по нему с ума, всякое бывает, но чтобы так… Оказывается, Лада ему сказала, что я завела себе роман тут, — тут Женька чуть не заплакала, но официантка со стуком поставила перед ней блюдце с чипсами, и слезы каким-то чудом не пролились. — А хуже всего… для меня, я так Трофиму и сказала — то, что он ей поверил. У меня роман? Что ж, он решил все очень просто, взял да бросил меня, а чего проверять? И так все ясно. Да просто все потому, что ему хотелось, чтобы не он был виноватым, а я! А я все голову ломала над эсемеской, которую он мне прислал, — ты, мол, сама этого хотела, пусть все так и будет! А все оказалось предельно просто… как ты и говорила!
— А чего он хотел от тебя сейчас? Зачем встречу назначал? — Венера отставила в сторону пиво и махнула кому-то рукой. В следующую секунду молоденький парень проводил их компанию к освободившейся дорожке, вписал их имена в табло и оставил наедине с разноцветными шарами.
— Сказал, что соскучился, что обязательно должен был поговорить со мной, потому что я ему не чужая, нам вместе было так хорошо и так далее… Я не хотела этого разговора, а теперь не могу не думать про Ладу, которая со мной была такая милая, приветливая, а сама гадости про меня говорила, — Женька огляделась по сторонам и замолчала. Народ вокруг то и дело взрывался смехом и рукоплесканиями, на соседних табло резво прыгали рисованные кегли и высвечивались какие-то цифры… Куда с большим удовольствием Женька вернулась бы за столик к пиву, но Венера уже вручила ей жуткого вида красный шар и под ободрительные окрики приятелей показала, как его надо кидать.
Женька в первый раз в жизни оказалась в боулинге, поэтому никакого удовольствия от игры поначалу не получала: шары с тремя отверстиями для пальцев оказались ужасно тяжелыми, даже восьмерка, самые легкие, а дорожка, по которой они должны докатиться до кеглей, — длинной и какой-то слишком прямой. Но азарт окружающих ее ребят оказался заразительным, и минут через десять Женя уже привыкла к тяжести шаров, и даже иногда попадала по кеглям.
— Знаешь, Трофим сказал, что как-то получил от меня эсемеску, то есть не то что я ему ее отправила, а как будто я писала другому человеку, а по ошибке это письмо попало к нему… Но я никому, кроме него, и писать-то не могла! Но он говорит, что это его жутко задело, к тому же до этого Лада ему сказала, что я с другим любовь кручу. Как так можно, — пока брошенные ее рукой шары с глухим звуком катились по дорожке, Женька ни о чем больше не думала, всем своим существом стремясь к кеглям, которые — в надцатый раз уже! — так и оставались нетронутыми, как будто насмехаясь над Женькиными попытками их достать. Но потом, когда наступала очередь всех остальных, мысли снова змеями вползали в ее голову и жалили ее, да так, что она сходила с ума от бессильной ярости.
— Ладно, давай вот что сделаем, — в который раз Венера одним ударом выбила все кегли и теперь, довольно глядя на экран, где крупными буквами высветилось незнакомое Женьке, но очень приятное на вкус слово «Страйк». — Проучим Ладку? И Трофима заодно, никому от нас пощады не будет! Вот, иди сюда… видишь кегли? Так вот, это вовсе не кегли, это Лада… Ну, представь ее себе хорошенько! Высоченная,
