спрашивал, поймали ли мы убийцу.
— Лоуренса? — улыбнулся я. — Нет, не поймали еще. Не так скоро...
Досада отразилась на лице ефрейтора. Я достал из планшетки карту. Он доложил мне во всех подробностях о своем походе. Тут я узнал и о синем пятнышке. Путь Аношкова я нанес на карту.
— Молодцом, молодцом, — утешал я его. — Найдем Лоуренса.
— Вы пойдете? — произнес он с завистью.
— Нет, есть другие. Кому поближе к «Россомахе»...
Я связался по телефону со штабом. Действительно, уже объявлен отрядный поиск. К «Россомахе» направлены из ближайших комендатур и застав поисковые группы; они уже просматривают подступы к ней. По трассе Бадера пройдут дозоры. Усилена бдительность на границе. Мне Черкашин рекомендовал ехать в Черногорок, так как Марочкину одному, пожалуй, не справиться. Надо установить, кто такая Бойко, каковы мотивы убийства.
— Отрядный поиск, товарищи, — сообщил я. — Надо было видеть, как подтянулись мои два солдата, поправили ремни карабинов. Аношков же расцвел, как будто получил подарок. Труд его не пропал даром.
Славный у нас народ на границе!
Вскоре у сосны вокруг Аношкова стало еще более людно. Явились солдаты, посланные за ним специально. Сделали носилки и в ту же ночь отнесли Аношкова к озеру, на катер.
Оставшись со своей группой солдат, я заново обдумывал случившееся. Да, почти невозможно сомневаться, что Лямин — убийца, разыгравший самоубийство с целью замести следы. Однако данные Аношкова надо уточнить.
Я объяснил солдатам задание. Мы дошли до того места, где Аношков потерял след, и стали искать. Через несколько часов наши старания увенчались успехом. И каким успехом! На земле, усеянной камнями и серой галькой, виднелась целая гроздь синих пятен.
Здесь Лямин, почувствовав себя, очевидно, в безопасности, снял мокрую рубашку и выжал ее.
След врага стал яснее!
«Теперь Лямин вряд ли уйдет далеко. А когда мы поймаем Лямина, то уж, наверно, получим ключ к решению загадок, над которыми бьемся последнее время, — узнаем тайну «Россомахи»!»
Эта мысль обрадовала меня, окрылила, и озеро, показавшееся из-за деревьев, открылось мне во всем своем великолепии. Острова и впрямь точно корабли. Вон на одном острове возвышается над густой порослью гигантская ель, как бы мачта.
Но скоро пейзаж потерял интерес для меня, краски его померкли. «Лямина не так-то легко найти, — думал я с тревогой. — Возможно, поднявшись по каменистому косогору, он круто изменил направление, держит путь вовсе не на «Россомаху»... И вовсе не на «Россомахе» надо его искать!»
В Ладва-пороге, куда мы вернулись, все считали, что Лямин покончил с собой, жалели его и погибшую женщину. Никого не разуверяя, я уехал в Черногорск.
На перроне меня ждал Марочкин, предупрежденный по телефону. Протиснувшись в сутолоке ко мне, он сообщил вполголоса: «О самоубийстве в городе уже известно!»
— Хорошо, — сказал я. — Да, самоубийство. Пусть так это и выглядит пока. Что у вас?
— Шапошникова, жена Лямина, в таком состоянии, что... трудно подступиться было. И Бахарева тоже.
— А Бахарева причем?
Он рассказал, как Бойко встретила Бахареву в гостинице и узнала от нее, что Лямин на озере.
— Хорошо, зайду сам к Бахаревой.
— Бойко, оказывается, бывшая жена Лямина, приехала из Полтавской области, — продолжал лейтенант.
Это мне уже известно. На расспросы лейтенанта я ответил коротко. Делиться всеми данными и соображениями не позволяло время.
— Отдыхайте пока, — посоветовал я. — Вы спали? Мало? Ну так поспите.
Мы дошли до гостиницы. Марочкин пошел к себе в номер, а я постучался к Бахаревой.
«Естественно, она расстроена, — думал я. — Вышло так, что она послала приезжую на смерть. Хоть и нет никакой вины, а все-таки тяжело».
— Одну минуту! — раздалось за дверью. — Тихон Иванович? Я сейчас. Мигом!
Было слышно, как она впопыхах одевалась.
— Прошу! Сегодня я в растрепанных чувствах, не спала совсем. Беспорядок страшный, но вы не обращайте внимания.
Как всегда, она говорила о себе чуть насмешливо, словно со стороны. Но тотчас этот тон изменил ей. Кутаясь в ворсистый халат и распространяя запах крепкого мужского одеколона, она вздохнула и произнесла упавшим голосом:
— Плохо, Тихон Иванович.
— Да, очень плохо, Екатерина Васильевна, — сказал я.
— Все говорят, — случайный выстрел и самоубийство. Но вчера приехал ваш офицер, ходит с видом следователя. Сегодня вы. Что же произошло?
— То, что говорят все, — сказал я.
— Вы... твердо уверены?
— Твердо, — произнес я с некоторым усилием, выдержав ее взгляд. — А вы разве иначе полагаете? По-моему, нет оснований...
— А вот есть! — крикнула она и стукнула по столу костяшками пальцев. — Есть, может быть! Есть! Вы... неискренни со мной, Тихон Иванович.
— Не понимаю вас, — сказал я.
— Да? Простите, вам сколько лет? За сорок? Вы не так наивны, товарищ майор. У меня нет погон, я не следователь, и все же... Скажите, можно допустить, что Лямин пожелал отвязаться от бывшей жены?
— Покамест из моих наблюдений это не вытекает, — сказал я осторожно.
— Так вы отрицаете преступление?
— Да, нет оснований, — повторил я, торопясь успокоить ее, смущенный ее настойчивостью.
— А почему Лямин так боялся своей бывшей жены? Боялся, что она приедет? Говорил о ней всегда с ненавистью?
— Откуда вы это знаете?
— От Лены. От Шапошниковой.
— А как она смотрит на дело?
— Как смотрит! Подавлена горем, вот и все.
— Может быть, Лямин так говорил о бывшей жене, желая успокоить новую? — сказал я. — Она ведь ревнива, правда?
— Не знаю, Тихон Иванович, дорогой, не знаю. Но я должна быть в курсе. Вопрос моей чести. Это мое право. Вы понимаете меня?
— Кажется, да.
— Извините, — проговорила она мягче, угадав мое смущение. — Вы не обязаны давать мне отчет. Но если будет удобно, посвятите меня, когда кончится следствие. Можно? Видите ли, Лямин не был обаятелен, но и не производил впечатления убийцы. И если он убийца, то... То это надо знать и мне и другим. Тогда, значит, я доверяла убийце, послала ему жертву прямо в руки... Это вопрос совести, Тихон Иванович.
— Понимаю, — сказал я.
— Чего только не взбредет в голову! — заговорила она помолчав. — Может, самоубийство это просто — липа? Черт его знает! То он ненавидел эту женщину, а то вдруг так стал переживать, что... И бросился в воду. А там, говорят, сильное течение и все равно тело не найдут. Во всяком случае, если найдут, то не скоро.
«Однако, Тихон Аниканов, — сказал я себе, — она тоже ведет свое следствие. Не ты один способен разглядеть преступление. Она не следователь, но у нее есть совесть. А она очень зорка — народная совесть».
