учитывать, что замполит в госпитале… Нащокин сказал с укоризной: «Полно оправдываться. Захвалили тебя, вот в чем суть!» Сивцов обиделся. Не вышло тогда у них разговора по душам.
— А там, — Нащокин показал на юг, — строили определенные расчеты. Весьма возможно! Не беспокоили вас, приберегали для крупного броска.
«Это уже фантазия!» — подумал Сивцов. Его еще в училище называли фантазером. В памяти возник кабинет тактики. Зеленые холмы из папье-маше, проведенные краской дороги. Роман тогда, решая задачу, такого наговорил, что преподаватель поставил ему тройку. Нащокин вообразил то, чего и не было в условиях.
— Факты за себя скажут! — не согласился Сивцов и тут же прикусил язык, сообразив, что допустил нечто, похожее на дерзость.
— Естественно, — спокойно ответил Нащокин.
На том и закончили совещание. Застава гудела. Солдаты быстро осматривали, протирали оружие. Старшина Кондратович выдавал им хлеб и консервы.
Нащокин и Сивцов вместе вышли из канцелярии.
— Я решил прямо к тебе, — сказал подполковник. — Прямо к тебе, — повторил он.
«Рисуется, — подумал Сивцов. — Вот, мол, какой я догадливый. Предвидел, что именно здесь могло быть нарушение».
— Вот ведь в чем суть, Леня. Ночью нигде ни шороха. Ни кабанов, ни вообще… Только у тебя. И, кроме того…
— Кроме того, у меня здесь самое слабое звено. Ты это имел в виду? — задиристо спросил Сивцов.
— Да, у тебя…
— Что ж, благодарю за прямоту…
— Больше ты ничего не хочешь сказать мне, Леня?
К этому вопросу капитан совсем не был готов. Он одернул гимнастерку и ломающимся голосом, немного торжественно произнес:
— Хочу. Я хочу сказать командованию, — он не знал, как в данном случае обратиться к Нащокину, — по имени или официально, по званию. — Хочу заявить командованию, что я в поиске все сделаю, чтобы… Беда по моей вине большая, и я постараюсь исправить…
Тут он поднял глаза на подполковника и вдруг увидел курсанта Нащокина, Ромку, славного, прямого парня. И что-то сдвинулось у Сивцова внутри.
— Я очень виноват, Роман! Вот что хочу сказать тебе.
4
Майор Бирс застал начальника в кабинете, у окна, выходящего в Джефферсон-парк. Полковник держал телефонную трубку и озабоченно набирал номер.
— Отчего он погиб? — спросил Бирс.
— Прочти депешу, — кисло ответил Мерриуотер, бросил трубку и повернулся на вращающемся стуле.
Позади начальника возвышалось бюро, изготовленное по его заказу, — десятки стальных ящиков со сверкающими бронзовыми скобками.
— Официальное сообщение я читал, — отчеканил Бирс.
— Так в чем же дело? — Мерриуотер поднял бесцветные брови. — Что же тебе еще, старина?
«Весь он такой, как его бюро, — подумал Бирс. — Весь из ящичков, из аккуратных ящичков, большей частью пустых. Но без блеска».
— Укус скорпиона! — усмехнулся Бирс. — Видите ли, укус скорпиона летом обычно неопасен.
Мерриуотер молчал.
— Все-таки я должен знать, что стряслось с Сайласом, — сказал Бирс. — Он мне не чужой. Мы воевали вместе. Ну, словом, мне-то вы можете сказать правду, я надеюсь?
— Ты очень шумишь. — Мерриуотер пожевал губами. — Если ты мне обещаешь не шуметь больше, то я, так и быть… Строго между нами, старина. Это не подлежит огласке даже здесь, и я предостерегаю тебя. — Он медленно сложил белые пальцы в мягкий жирный кулак. — Дарси хотел умереть.
— Причина?
— Я сам чертовски интересуюсь, Бирс. Ты зайди ко мне завтра. — Мерриуотер ерзал на своем стульчике. — Мы запросили и… Может быть, будут новости для тебя.
— О'кэй, — кивнул Бирс.
— Поверь, я не нахожу себе места, — проговорил Мерриуотер равнодушно. — Бедняга Дарси! До скорой встречи, старина.
«Врешь, Уотер, — сказал себе Бирс, выходя на площадку лестницы. — Тебе наплевать на Сайласа. Что бы ни случилось с любым из нас, тебе безразлично. Холодная ты водица[1] , Мерриуотер! И ты, конечно, скрываешь от меня что-то. Ладно, завтра я выжму из тебя».
Ждать до завтра Бирсу, однако, не пришлось: Мерриуотер вскоре вызвал его опять.
— Есть новости! — объявил он.
— Насчет Сайласа?
Мерриуотер подался вперед, оттопырил толстые губы, точно собирался засвистеть, и улыбнулся. Ничего хорошего не сулила такая улыбка Мерриуотера.
— Нет, старина. Насчет тебя.
— Я весь внимание, шеф.
— Есть шансы отличиться, Бирс. Очень солидные шансы. — Мерриуотер, скрипя стулом, разглядывал майора. — Это тебя обрадует, держу пари.
— Весьма возможно.
«Выкладывай! Нечего пялить глаза», — добавил Бирс про себя.
— Ты своими руками раскопаешь все. Я советовался с боссами, Бирс. Все крайне обеспокоены инцидентом, а понять по каблограммам ничего нельзя. Ты друг Дарси и ты работал с ним… Мнение у всех такое, что ты самый подходящий человек.
Ехать в Турцию! Бирсу представился Карашехир, убогий городишко у русской границы, пыльный, скучный, погружающийся с десяти часов вечера в темноту, так как в это время замирает керосиновый движок. Бирс вспомнил клопов в номере гостиницы, закусочную, пропахшую курдючным салом, неподвижный, как музейный экспонат, фаэтон на углу: дремлющий кучер, порванная обивка экипажа, тощая лошаденка…
— Я готов, полковник. Это командировка или назначение?
— Разумеется, командировка. Сколько тебе осталось до отставки? Не больше года, верно?
«Да, не больше. И задерживать меня он не станет, — сказал себе Бирс. — Кто я? Интеллигент, лишенный слепого благоговения перед начальством. Такие не делают карьеру теперь. Сейчас я понадобился только потому, что я — друг Дарси».
— Инцидент сильно задел кое-кого наверху, — сказал Мерриуотер медленно. — Признаться, я даже не предполагал такого…
«Еще бы! — подумал Бирс. — Где тебе! Погиб человек — экая важность для тебя! Впрочем, боссы наверху, вероятно, только сегодня услышали имя Сайласа Дарси, уже после его смерти. Они-то отчего волнуются? Опять „холодная водица“ не договаривает…»
— Кого именно задело? — спросил Бирс.
— Ван Дорна.
— А какое Ван Дорн имел отношение к Дарси? Дарси не танцовщица и не баптистский проповедник!
Не будь командировки, Бирс не стал бы спрашивать. И не стал бы, может быть, говорить в таком тоне о Ван Дорне, могучем Ван Дорне, который вкладывает свои деньги не только в реактивные самолеты, но и в баптистские молельни, и в ночные ревю сомнительной репутации. О Ван Дорне, влияющем каким-то таинственным образом и на Мерриуотера и на его, Бирса, судьбу. Уж если ему выпала миссия успокоить Ван Дорна, то он обязан знать все. Все карты на стол!
— Ты что, вчера родился, старина! — воскликнул Мерриуотер, расставшись, наконец, со своей обычной флегмой. — Ван Дорн… Он член государственной комиссии, ведающей…
— Да, да! — прервал Бирс.
