великолепного самоубийства профессора Эдмона, который виртуозно повесился, но уже с понедельника мадам Астанавис возобновит занятия. Сейчас скажу расписание. У вас есть чем писать?
— Минутку, минутку… Да, слушаю вас.
— С понедельника по пятницу с 18 до 20 часов. Площадь Клиши, 7-Позвоните в домофон. Мы на первом этаже, там есть указатели.
В следующий понедельник Антуан явился на площадь Клиши по указанному адресу. Среди висевших на двери табличек, где значились врачебные кабинеты, студия актерского мастерства, отделение Ассоциации анонимных алкоголиков, отряд скаутов и штаб некоей политической партии, он отыскал медную дощечку, где было выгравировано: «Общество СДВИЛС. Основано в 1742 г. Антуан нажал на кнопку, повелев тяжелой двери открыться. Повинуясь указателям, он проследовал по коридору и вошел через двустворчатую дверь в продолговатую комнату с большими окнами.
Там уже собралось человек тридцать. Некоторые сидели и читали или просто ждали, остальные же оживленно беседовали, разбившись на небольшие группы. Квартет играл Шуберта. Главной тут, похоже, была высокая дама в черном смокинге. Она приняла Антуана весьма любезно и назвалась профессором Астанавис. Здесь были и мужчины, и женщины, молодые и старые, всех слоев общества и всех мастей. Они держались спокойно: рылись в сумках, спорили, обменивались какими-то бумагами. Наконец все стали рассаживаться. У большинства были с собой блокноты или тетради. Они ждали начала лекции, приготовив ручку, перешептываясь и приглушенно смеясь.
В помещении было десять рядов по пятнадцать стульев в каждом; в глубине, на эстраде, стоял пюпитр, за которым расположилась профессор Астанавис. Слушатели уже сидели на местах. Все четыре стены были увешаны портретами и фотографиями знаменитых самоубийц: Жерар де Нерваль, Мэрилин Монро, Жиль Делез, Стефан Цвейг, Мисима, Анри Роорда [6], Иэн Кертис [7], Ромен Гари, Хемингуэй и Далида.
В аудитории слышались смех и разговоры, как перед началом любой лекции или урока. Антуан сел в середине, между элегантным мужчиной с неприступным лицом и двумя смешливыми девушками. Профессор Астанавис кашлянула. Воцарилась тишина.
— Дамы и господа, прежде всего позвольте вам сообщить, хотя многие уже наверняка знают, об удачном самоубийстве профессора Эдмона. Он сделал это!
Мадам Астанавис взяла пульт и направила на стену с белой деревянной панелью. На стене возникло изображение мужчины, висящего в петле в гостиничном номере. У него к тому же были вскрыты вены, и кровь оставила два больших черных пятна на бежевом паласе. Когда труп фотографировали, он, вероятно, покачивался, поэтому лицо было слегка смазано. Публика вокруг Антуана захлопала, послышались восхищенные оценки столь виртуозного комбинированного самоубийства.
— Он сделал это! И, как видите, чтобы было наверняка, чтобы обезопасить себя на случай, если веревка не выдержит, вскрыл вены. Я считаю, это заслуживает дополнительных аплодисментов.
Ученики вновь захлопали, повскакали с мест, начали кричать и свистеть. Антуан остался сидеть, с удивлением наблюдая за столь бурным ликованием по поводу смерти человека.
— У нас сегодня появился новый собрат, — сказала профессорша, указывая на Антуана. — Я попрошу вас представиться.
Все повернулись к Антуану. Робея оттого, что придется говорить перед большим скоплением людей, он встал и сразу увидел доброжелательные взгляды и почувствовал молчаливую поддержку аудитории.
— Меня зовут Антуан, мне… двадцать пять лет.
— Здравствуй, Антуан! — хором приветствовали его собравшиеся.
— Антуан, — спросила профессорша, — ты можешь сказать нам, что тебя сюда привело?
— Моя жизнь катастрофически не удалась, — объяснил Антуан, нервно сжимая и разжимая кулаки. — Но это еще не самое ужасное. Самое ужасное — что я это сознаю…
— И ты решил свести счеты с жизнью, чтобы слиться с покоем небытия, — тихо сказала профессорша, чуть наклонившись вперед.
— В общем, я для жизни, видимо, не гожусь и надеюсь, что смогу состояться в смерти. Наверно, для этого у меня больше данных.
— Я уверена, Антуан, — одобрительно сказала мадам Астанавис, — что из тебя получится поистине великий покойник. Именно для этого я здесь: чтобы научить тебя, чтобы научить вас, как покончить с этой жизнью, которая дает нам так мало и отнимает у нас так много. Моя теория… Моя теория заключается в том, что лучше умереть до того, как жизнь отнимет все. Надо сохранить боеприпасы, порох, силы для смерти, а не приходить к ней совершенно беспомощным и опустошенным, как эти несчастные озлобленные старики. Мне все равно, верующие вы, атеисты, агностики или диабетики — меня это не касается. У меня есть некоторые мысли, ими я готова с вами поделиться, но не собираюсь уговаривать вас умереть или объяснять, что есть смерть и что есть жизнь. Вы сделали выбор, у каждого свои мотивы, свои резоны. Объединяет нас с вами то, что мы не удовлетворены жизнью и хотим с ней покончить, вот и все. Я научу вас эффективным приемам самоубийства, расскажу, как покончить с собой наверняка, красивым, оригинальным способом. В мой курс входят методы, а причины не мое дело. Тут не церковь и не секта. Вы можете в любой момент расплакаться, возмутиться и бросить эти занятия. Имеете полное право. Можете даже влюбиться в соседа по парте и вновь почувствовать вкус к жизни… Почему бы и нет? Вы будете счастливы какое-то время, пусть даже мы снова встретимся здесь через полгода. Если, конечно, я, на свою беду, еще буду жива.
Несколько человек засмеялись. В ней не было ничего от политического трибуна или религиозного проповедника, и говорила она спокойно, с уверенностью учителя литературы, который объясняет ученикам урок. Держа руки в карманах смокинга, она была столь блистательна в своей строгой простоте, что не нуждалась ни в каких дополнительных эффектах, сценических или риторических.
— Самоубийство порицается. Против него выступают государство, церковь, общество и даже сама природа, ибо эта дама не терпит вольностей по отношению к себе, она жаждет держать нас в своей власти до конца, хочет сама принимать за нас решения. Кто решает, когда человек умрет? Мы отказались от своей высшей свободы, передоверив решение болезням, авариям, преступникам. Люди называют это судьбой или волей случая. Ложь! Это не воля случая, а скрытая воля общества, которое травит нас выхлопными газами, морит в войнах и катастрофах… Общество решает, когда нам умереть, ибо от него зависит качество нашей пищи, состояние окружающей среды, условия, в которых мы работаем и существуем. Когда мы рождаемся, нас не спрашивают, хотим мы этого или нет, мы не выбираем язык, страну, эпоху, свои пристрастия и вкусы, не выбираем себе жизнь. Наша свобода только в смерти: быть свободным значит умереть.
