сиюминутным слабостям, которые совершенно не обоснованы. А тут… Тут она почувствовала, что на талии у нее снова лежит рука. Она отодвинулась, но рука осталась.
– Не расстраивайтесь! Она просто дура…
Тоня открыла мокрые глаза и с трудом узнала своего кавалера. Он ушел из зала вслед за ней. Оказалось, он тоже первый раз пришел на танцы. И из витиеватых рассуждений о том, что привело его в школу танцев, Антонина поняла: причина та же самая. Ивлеву было 27.
Он оказался такой же, как она, и в прошлом, и теперь. Ему ничего не надо было объяснять и ни в чем оправдываться. Ей – тоже. Она с усмешкой вспоминала свои пионерские и комсомольские интересы – они стали маленькими и жалкими по сравнению с тем важным, что возникло между ней и Ивлевым.
Его родители уехали отдыхать в Крым. Тоня стала оставаться у Славы. Мать ее перепугалась, решила, что судьба дочери повторится. Но он вскоре появился в их доме и спросил, не возражает ли Ксения Захаровна, если они с Тоней поженятся. Сенсационная новость: Антонина Косых вышла замуж за журналиста и, в общем, он симпатичный парень, а не какой-нибудь там олух, – новость эта облетела Тониных подруг.
Счастливые хлопоты наступили для Тони. Через некоторое время Ксения Захаровна призналась дочери, что давно соединена с одним человеком и хотела бы с ним съехаться. Он художник, пишет портреты. Сделать это раньше Ксения Захаровна стеснялась.
Уезжая от матери, Антонина собирала свои вещи и нашла спрятанное матерью старое письмо от Дональда Оксби. Она забрала его с собой. Она стала мечтать увидеть (только увидеть!) отца, но понимала, что это нереально. Затеять переписку нельзя: муж работает в газете. Да и, предположим, она найдет отца. Он испугается, что она навязывается к нему в дочери, – ведь он о ней даже не слышал. Если бы просто съездить в Англию в туристическую поездку. Правда, в поездке от группы отлучиться не позволят. Но хоть бы увидеть родину отца!
Эти размышления Тони отошли на задний план, когда родился сын. Их стало трое, мальчик отнял все ее внимание и все заботы. Антонина была счастлива и ничего не замечала, хотя чувствовала, что Слава стал немного другим. Каким другим, она и сама не могла бы объяснить. Все со временем становятся другими. Вскоре после истории с телеграммой Славика Солженицыну директриса музыкальной школы вызвала Тоню с урока. Молодой человек за директорским столом стал ее расспрашивать о работе, о семье, о муже.
– Простите, а вы, собственно, кто?
– Я из Комитета госбезопасности. Нам хотелось, чтобы вы повлияли на Вячеслава Сергеевича.
Антонина поплотнее сжала губы, чтобы не выдать волнения.
– Не понимаю, о чем вы…
– У него сомнительные связи, наша задача – воспитывать, предупреждать. Помогите нам – это в ваших интересах тоже…
– Он самостоятельный.
– Тем более! Зачем ему заниматься несолидными делами, за которые строго наказывают? Кстати, он пишет дома?
– Нет.
– А рукописи читает какие-нибудь?
– Нет.
– Я вижу, вы не очень разговорчивы… Жаль! Мы ведь хотели вам помочь сохранить семью…
– Я в помощи не нуждаюсь.
– Тогда хочу предупредить: о нашей беседе говорить нельзя.
– Вы хотите, чтобы я что-либо скрывала от мужа?
– Вы советский человек?
– Да. И секретов от мужа у меня нет.
– Что же? Пожалеете…
– Вы мне угрожаете?
– Предупреждаю.
Тоня не сказала Вячеславу об этом разговоре не потому, что побоялась, а чтобы его не волновать.
Когда Антонине предложили съездить в Болгарию, она согласилась. Профком выделил путевку для музыкальной школы на несезонный месяц, и желающих, да еще с деньгами, сразу не нашлось. Тоня подумала, что Ивлеву полезно будет поскучать без нее. Он слишком привык, что она всегда дома ждет его, все сделано, приготовлено и вообще все в порядке. И она ведь тоже самостоятельная! К тому же, в соцстрану надо съездить потому, что без этого не пустят в страну капиталистическую. А мечта поехать в Англию, чтобы увидеть отца, не покидала сознания. И вот турпоездка в Болгарию сорвалась.
По неизвестной причине слово «счастье» существует в русском языке только в единственном числе, слово же «несчастье» имеет и множественное.
64. НЕ ЗАПИСЫВАЙТЕ ТЕЛЕФОНОВ!
Тоня поднялась около семи утра, чтобы до работы завезти Вадика к матери. Ивлев спал, она тихо выползла из-под одеяла, не стала его будить. Вадик тоже был сонный, хныкал. Они выпили стакан теплого сладкого чаю, один на двоих, Антонина натянула на сына шапку и курточку. Ботинки, немного успокоившись, он надел сам.
Возле подъезда Вадик споткнулся, упал, заплакал. Шнурки оказались незавязанными. Тоня посадила его на скамейку, села перед ним на корточки. Дворничиха мела тротуар, остановилась, ждала, пока они уйдут.
