Собаньская отстраняет его так же внезапно, как сходится с ним, и поэт, как известно, находит утешение, в частности, в адюльтерах с Амалией Ризнич и с графиней Воронцовой.
Каролина являлась в обществе, так сказать, постоянной любовницей или гражданской женой (пусть адвокаты попробуют зачеркнуть неточное) графа Ивана Витта, начальника Южных военных поселений, который по должности занимался также сбором политического компромата. Она сочиняла за умного, но необразованного Витта на добротном французском самые изощренные донесения в Петербург. Позже Витт и она организовывали слежку за Пушкиным в Михайловском.
Второй акт пушкинского романа начался после возвращения из ссылки, когда за поэтом был установлен надзор. Каролина Собаньская сама стала одним из платных осведомителей Третьего отделения Его Величества Канцелярии. Агентом настолько завуалированным, что даже император Николай Павлович считал ее неблагонадежной. А она выполняла задания, занимаясь политической провокацией. Лично ей и на политику, и на цензуру было плевать — Каролина была мастерицей плести интриги. В ее доме познакомились и сошлись Пушкин с Мицкевичем.
Интересно, что Пушкин, большой любитель делиться своими похождениями, держал имя ее в тайне. Может быть, она ему это внушила? Не упомянута она в его Донжуанском списке, который составлялся в альбоме сестер Ушаковых осенью 1829 года. Пушкин имел склонность оскорблять возлюбленных, когда с ними расставался. Прекрасный пол в Тригорском он, кажется, перелюбил весь, а потом писал в «Евгении Онегине»:
Но ты — губерния Псковская,
Теплица юных дней моих,
Что может быть, страна глухая,
Несносней барышень твоих?
И отчитывал их за нечищеные зубы, непристойность, жеманство и пр., правда, вычеркнув эти строки в основном тексте романа. Ничего подобного не сказано поэтом о Собаньской нигде. Она, женщина с «ближнего Запада», осталась для него (впрочем, не для него одного) даже не жрицей, но подлинной богиней любви, существом мистическим, завораживающим, роковым, волшебной посланницей небес.
Биографические сведения о Каролине-Розалии-Текле Собаньской скудны. Полька знатного рода, она получила блестящее образование в Вене. Почти девочкой, рано созрев, Каролина вышла замуж за помещика Иеронима Собаньского, старше ее на тридцать три года, родила от него дочь, после чего невероятно похорошела, а вскоре оставила мужа. Они находились, как тогда говорили «в разъезде». Углубляясь в ее жизнеописание, поражаешься тесноте мира.
Отец Каролины, Адам-Лаврентий Ржевуский, консерватор и, что называется, ретроград, служил одно время предводителем дворянства Киевской губернии. Он написал политический трактат «Мысли о форме республиканского правления» (Варшава, 1790), в котором доказывал вред реформ и конституции. Его взгляды были оценены российским правительством: после разделов Польши он переселился в Петербург, присягнул на верность царю и империи, сделался сенатором и крупным масонским деятелем. Адам с женой Юстиной произвели на свет трех сыновей и четырех дочерей.
Брат Собаньской Генрих Ржевуский, нашумевший когда-то польский романист, был на восемь лет старше Адама Мицкевича, с которым пребывал в дружбе, несмотря на разницу в положении: Ржевуский — богатый аристократ, а Мицкевич — скромный учитель. В 1825 году приятели вместе ездили в Крым, где Генрих познакомил друга-поэта со своей сестрой. Влюбившись, Мицкевич посвятил Каролине, «ветреной красавице с жемчужными зубками меж кораллов», уйму стихов. «Крымские сонеты» Мицкевича — результат того пребывания на юге. Мицкевич ревновал Каролину, как мальчик, а когда она с легкостью изменила ему, проклял. Но после, в Москве, она пожелала (точнее сказать, ей понадобилось), и встречи продолжились до тех пор, пока Мицкевичу не разрешили уехать за границу. Утешением для польского поэта могли стать другие Каролины, на которых ему везло: на протяжении своей жизни он любил трех Каролин.
Как и его отец, Генрих Ржевуский слыл консерватором, но, хорошо зная дворянский быт, писал остроумные модные рассказы из жизни шляхты. Его описания шумных пиров и развлечений одно время заняли центральную площадку в польской литературе и вызвали бурю негодования его прототипов. Польский историк Анджей Слиш, автор монографии «Генрих Ржевуский: жизнь и взгляды» (на польском), считает, что баллада Мицкевича «Czaty» (буквально «Слежка» или «Караул», а Пушкин в свободном переводе назвал «Воевода») написана по сюжету, подаренному Мицкевичу Ржевуским.
В середине века аристократ Генрих Ржевуский получил должность чиновника по особым поручениям при наместнике Царства Польского князе Иване Паскевиче, что несомненно дало писателю доступ к не разглашавшимся в обществе конфликтам, но такого политического предательства польская интеллигенция своему писателю не простила. Между тем, он сделался редактором газеты «Dziennik Warszawski» («Варшавский дневник»). Поклонник всего французского, Ржевуский начал делать газету на западный манер, однако издание по сути своей было верноподданническим по отношению к царскому престолу, и читатели Королевства Польского вскоре объявили «Варшавскому дневнику» бойкот. В сознании поляков Ржевуский посейчас остается одиозной фигурой, изменником, который, как и его отец, верно служил русскому царю.
Сестра Каролины Собаньской Ева Ганская написала романтическое письмо Оноре Бальзаку. Роман в письмах и дневниках с редкими встречами продолжался восемнадцать лет. После смерти мужа, который был старше ее на двадцать лет, и мучительных отношений с Бальзаком, Ева стала его женой. Это произошло за пять месяцев до смерти автора «Человеческой комедии». Чтобы поддержать уходящие силы мужа, она варила ему самый крепкий в мире кофе, но и кофе не помог. Об отношениях Бальзака с Евой и Ржевускими в парижском музее и библиотеке Бальзака (дом 47 на улице Ренуар) мне удалось собрать кое-какие любопытные материалы, однако, они увели бы нас в сторону.
Другая сестра Каролины Собаньской, Паулина, вышла замуж за бывшего богача Ивана Ризнича, ранее женатого на Амалии — знаменитой одесской приятельнице Пушкина. Бывшего — потому что Ризнич укреплял российскую экономику, вывозя русский хлеб в Европу, а по совместительству директорствовал в любимом Пушкиным Одесском оперном театре, но после, когда Амалия в Италии умерла, Ризнич обанкротился и с новой женой Паулиной переехал в Киев, где получил должность директора банка.
Рассказ о семье Ржевуских будет неполным, если не вспомнить тетку Каролины Розалию. Бальзак называл ее «страшной тетушкой» не случайно. Она жила в Вене, но бывала в Петербурге и одно время пребывала в дружбе с Александром I, который любил разговаривать с нею на мистические темы. Позже Розалию Ржевускую ценил Николай Павлович. Сохранились легенды, что она была примечательной фигурой при дворе Габсбургов. Ходили слухи, что она оказывала важные политические услуги русскому правительству. Анджей Слиш считает, что она была тем, кого сегодня называют «агент влияния». Теперь вернемся к нашей героине.
Каролина Собаньская проводила жизнь в бурных, беспорядочных связях, то и дело бросая вызов общественной морали. Ее боялись жены, ей отказывали во многих светских домах, а она вела себя независимо и гордо, как королева. В промежутке между двумя романами с Пушкиным у нее были связи со многими заметными в свете фигурами. Вяземский писал жене, что Собаньская «слишком величава», но и сам был влюблен. Да что там говорить, все пересекавшиеся с ней мужчины, видя, как она идет по улице, сидит, молится, шутит или играет на фортепьяно, теряли голову. Цявловский считал, что в образе замужней Татьяны Лариной, в которую в восьмой главе влюбляется, долго ее не видев, Онегин, тоже воплотились черты Собаньской. Добавим: и отразились чувства к ней автора «Евгения Онегина» — смотрите письмо Евгения Татьяне. Глава писалась Пушкиным как раз в период их третьего сближения, после возвращения поэта из Арзрума.
В письмах Пушкин называет ее Элеонорой, героиней Бенжамена Констана, неизбежно ставя себя на место Адольфа — романтика, оказавшегося жертвой не принявшего его общества. Дело в том, что еще в Одессе они вместе читали французские романы и, в частности, «Адольфа». Кстати, теперь друг поэта Вяземский работал над переводом этого романа на русский.
В начале 1830 года, когда Пушкину — 30, Собаньской уже 36. Он все еще, как и раньше, упоенно влюбляется в женщин старше себя, хотя потенциальным невестам его теперь семнадцать, в крайнем случае, не больше двадцати. Гончарова, по его признанию, «113-я любовь». Но только магнетизм Собаньской он назвал «могуществом». «Вам обязан я тем, что познал все, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и все, что есть в нем самого ошеломляющего».
